Зинаида Чиркова - Граф Никита Панин

• Название: Граф Никита Панин
• Автор: Зинаида Чиркова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012010-9

О жизни одного из крупнейших российских государственных деятелей XVIII в. Никиты Ивановича Панина (1718–1783) рассказывает новый роман З. К. Чирковой.

---

Перед самым рассветом в комнату вошла Екатерина Алексеевна. Она увидела Никиту Ивановича, сидящего в кресле возле ложа императрицы, и, повинуясь внезапному импульсу, подошла, обхватила его голову руками. Благодарные слезы хлынули из глаз Панина. Ему так нужно было сейчас хоть чье-то тепло, чтобы прогнать этот холод и пустоту. Он поднял голову к самому лицу Екатерины, и вместе они вдруг зарыдали. Слезы лились из глаз, смешивались, они плакали, выли в голос…

Странно, думал потом Никита Иванович, ведь Екатерина не любила свекровь, презирала, а вот у тела ее не выдержала, не притворялась же, некому было показать своих слез. Что-то же было в ней, что позволяло ей так сострадать…

— Мне приказано императором распорядиться насчет похорон, — сказала Екатерина, — приказано всем заниматься. Ему — праздники и почести, мне — похоронные заботы.

И Никите Ивановичу пришлось помогать во всем Екатерине — она мало смыслила в обрядах, надо было призвать сведущих и надежных людей, помочь убрать тело, помочь бальзамировщикам достать все необходимые материалы, чтобы на сорок дней выставить ложе с умершей императрицей для того, чтобы люди могли попрощаться с той, что сделала так много для России.

Правление ее было мягкое и милостивое, она, в сущности, отменила смертную казнь, и хотя фавориты ее грабили народ, облагая все новыми и новыми поборами, сама она сумела сделать свое царствование красочным и веселым…

Ушла целая эпоха, ушло в прошлое наследие Петрово, единственная его дщерь ушла, оставив Россию людям, не любившим ее, не знающим, как править ею. «Петр, ах, какая же это странная фигура для России, — размышлял Панин, — что же доброго может он сделать для русского народа, если думает только о своей Голштинии да о куске немецкой земли — Шлезвиге. Как будет житься людям после Елизаветы, кто сделает Россию вновь той же могущественной державой, способной выдержать натиск Фридриха, остановить его, показать всему миру, что Россия — держава, с которой нельзя не считаться».

Много горьких дум закрадывалось в голову Панина, особенно когда он узнал, что барон Унгерн уже поскакал к Фридриху с предложением мира. Вот и сбылись тайные опасения Елизаветы, вот и оказалась она права, что так недолюбливала Петра, понимала, что с ее смертью все победы над Пруссией пойдут прахом, что измена, засевшая в сердце дворца, зацветет пышным цветом и вызовет гнев всех честных людей.

Самые худшие его опасения стали оправдываться на другой же день после смерти Елизаветы и Принесения присяги Петру.

Император-немец вызвал из-за границы своего дядю принца Георга Голштинского, генерала прусской армии, и произвел его в генерал-фельдмаршалы и полковники лейб-гвардейского конного полка, где сама Елизавета при жизни была полковником. Сорок восемь тысяч рублей в год — такое содержание получил этот незначительный прусский генерал, занявший теперь высший воинский пост в России. Еще один принц, Петр Август Фридрих Голштейн-Бекский, тоже стал фельдмаршалом, а к сему еще петербургским генерал-губернатором. Появился при дворе опальный немец, бывший фельдмаршал Бурхард Миних, отправленный Елизаветой в ссылку. Командующим артиллерией был назначен генерал-поручик Вильбоа, а барона Карла Унгерна-Штернберга Петр сделал генерал-адъютантом и самым доверенным своим лицом.

Немцы наводнили Петербург, расхватали все высшие командные должности. А политику стал определять прусский посланник Генрих Леопольд фон Гольц. Без его совета и указаний Петр не делал ни одного шага. Правление Елизаветы уже доказало всей России, что и в этой стране есть даровитые люди, способные побеждать самые обученные и дисциплинированные войска. Елизавета держала и немцев при себе, но все-таки русские чувствовали себя при ней в своей стране. Теперь им опять приходилось подчиняться иноземцам, наводнившим Россию, теперь опять только одна немецкая фамилия приводила в умиление императора, и он заменял им русского. Никогда еще немцы не распоряжались страной так нагло и бесцеремонно. Оскорбленные русские шептались по углам, возмущались, ругали императора. Негодование возросло, когда Петр объявил о расформировании лейб-компании и введении в столицу голштинских войск. Всем полкам было приказано переодеться в прусскую форму, а затем отправиться воевать с Данией за овладение Шлезвигом.

Всем православным священникам приказал Петр сбрить бороды и носить не привычные рясы, а платье как у лютеранских пасторов.

Это вызвало взрыв возмущения, в народе ходили слухи, что император задумал заменить православие лютеранством.

Русский народ раскачивался долго, привык терпеливо подчиняться иноземцам, привык терпеть бесчинства немцев, но на этот раз возмущение императором-немцем грозило вылиться в беспорядки…

Печальные эти вести пока что не тревожили Панина. Он каждый день приходил в большую приемную, затянутую черным крепом, где было выставлено ложе с умершей императрицей. Он стоял возле ее тела, всматривался в спокойное, умиротворенное лицо Елизаветы, уже не походившей на себя живую, на ее руки, сложенные крестом с вставленной между пальцами свечкой, и разговаривал с покойной так, словно она была живая…

Но еще одна смерть вернула его к жизни.

Приехал с войны его брат Петр Иванович Панин и в один из печальных дней, когда Панин стоял у тела императрицы, подошел к нему, обнял за плечи и отвел в соседнюю залу.

— У меня горе, — тихо сказал он брату.

— Вся Россия плачет, — отозвался Никита Иванович.

— Супруга моя отошла, — горько возразил Петр.

И Никита Иванович вскинулся. Он забыл обо всех, забыл о брате, о сестрах, он весь погрузился в свое горе, он перестал думать о семье. И только эта печальная весть отозвала его из глубокой пучины скорби, куда он погрузился, и заставила его разделить горе брата.

Супругу Петра тихо и скромно погребли на Смоленском кладбище, и Панин теперь вынужден был подумать об участи младшего брата.

Род их пресекался, а род славный, достойный, и неужели он, Никита Иванович, оставленный отцом за старшего в семье, позволит свершиться такому. Супруга брата давно была в болезненном состоянии, не могла родить ни одного ребенка. На себя Панин уже давно махнул рукой — не быть ему семьянином, а вот брату надо было помочь. Ему нужна была новая семья, нужен был друг и супруга, и мысли Никиты Ивановича то и дело обращались к участи младшего брата. Тот приехал с войны контуженный и разбитый подагрой, но был высок и строен, отличался красотою лица и прямотой души. Он был достоин счастья.

Часть вторая

Люди не меняются — меняются только вещи и лица, их окружающие.

(Известная истина)

Глава первая

В первый же день своего воцарения Петр III удалил от двора всех приближенных Елизаветы, весь ее многочисленный штат женщин. Знаменитые чесальщицы пяток, сказочницы и карлицы, шутихи и калмычки с великим стенанием и слезами разбрелись по столице. Многие из них не имели никаких средств к существованию и каждый день наведывались во дворец к ложу умершей императрицы, чтобы воздать ей благодарность и пожаловаться хоть бы и мертвому телу на свое оскудение и великое нищенство. Кое-кто за время правления Елизаветы успел скопить малую толику денег и крепостных, обзавестись домами и челядью, но большинство не помышляло использовать свое положение при дворе в корыстных целях.

Большинство пошло на петербургские улицы, увеличило число нищих на папертях церквей. Часть их разобрали по своим домам оставшиеся в фаворе приближенные Екатерины.

Великий плач и уныние поселились в столице со смертью Елизаветы.

Граф Никита Иванович Панин все свое время делил теперь между затянутым в черный креп залом, где было выставлено для народа тело умершей, палатами отрока Павла и квартирой в доме Дашковой, где он продолжал снимать жилье, несмотря на то, что постоянная постель его находилась во дворце.

Брат его Петр Иванович поселился пока что у родственников и не знал, где снять квартиру или дом, чтобы разделить горе и печаль вместе с братом.

В один из туманных, ненастных и снежных дней января 1762 года во дворец, к палатам Павла, явились девушки Вейдели. Они долго просили гвардейцев, установивших строгий караул у дверей половины Павла, чтобы провели их к Никите Ивановичу. Если бы случайно не выглянул в эту минуту Федот, так и ушли бы ни с чем. В покои Павла не велено было пускать никого. Никита Иванович боялся за Павла: царь открыто не признавал своего отцовства, бросал на пирушках и попойках с голштинцами грубые и неосторожные слова в адрес наследника и жены, и Никита Иванович со страхом ждал, что последует за словами.

Но выглянул из покоев Федот, неотлучно находящийся при своем господине, и побежал доложить Панину о баронессах.