Зинаида Чиркова - Граф Никита Панин

• Название: Граф Никита Панин
• Автор: Зинаида Чиркова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012010-9

О жизни одного из крупнейших российских государственных деятелей XVIII в. Никиты Ивановича Панина (1718–1783) рассказывает новый роман З. К. Чирковой.

---

Лошади бойко постукивали копытами по намерзшей укатанной колее, слегка покачивался уютный дормез на высоких полозьях, а внутри на обитых мехом сиденьях расположились Аннушка и Маша, а напротив них — Петр Иванович Панин. Возок с провиантом и дорожными припасами Петра Ивановича трусил вслед за дормезом. Возок продувало, был он крыт рогожей, сиденья жесткие, и в первый же час расположившийся там Петр Иванович начал кашлять и чихать. На остановке Аннушка и Маша уговорили Петра Ивановича перебраться в их просторный, теплый и уютный дормез и теперь часто взглядывали на него, ожидая рассказов о войне, о далеких странах, где он побывал. Но Петр Иванович только покряхтывал от болей и морщился, стараясь скрыть свои страдания от девушек. Что им, молодым, здоровым, полным сил, до его старческих мучений, думал Петр Иванович, разве поймут они, как тяжело бывает, когда начинает корежить и мучить подагра, когда ни руки, ни ноги поднять нет сил. Но постепенно тепло и мягкость сиденья, а также особая атмосфера дормеза, наполненная жалостливыми и восхищенными взглядами девушек, явно придали ему сил, боли отступили, и он потихоньку разговорился, услышав удивительную историю девушек. Петр Иванович и не заметил, как начал описывать сражения, в которых участвовал, диковинные жилища немцев-бюргеров, их лютеранские кирки и их пасторов, бравых вояк-пруссаков, на которых нагляделся, чистые и ухоженные города Европы.

С восхищением, восторгом внимали ему девушки, и дорога пошла быстрее под рассказы и вопросы.

Через три дня они уже были в Везовне, где находился старый, полуразвалившийся дом господ Паниных. Не топились печи, из всех щелей дуло, крестьянишки не заботились о господском жилье, управитель попался вор и жулик. Он был неприятно поражен неожиданным приездом одного из хозяев, юлил и смотрел в угол, когда Петр Иванович велел натопить печи и привести хоть в какой-то относительный порядок комнаты.

Продрогнув в плохо отапливаемом доме, Петр Иванович был сильно смущен, что так плохо принял своих гостей. Наутро они уговорили его ехать дальше, в их Перово, чтобы управляющий тем временем привел все в порядок.

Управляющий был радостен, когда провожал со двора неожиданного гостя-хозяина, обещал сделать все как можно скорее, опасаясь угроз старого вояки. Но Петр Иванович смущался присутствием сестер и пока что не вылил на голову нерадивого управителя весь запас накопившихся бранных упреков.

Дормез и возок снова покатились по подмерзшей Дороге, и взору девушек предстала деревня, где отныне им предстояло жить…

Избенки крестьян, сложенные из толстых бревен, накрыты были соломенными крышами. Кое-где на этих крышах проросли даже березки, не говоря уже о бурьяне, свернувшемся под сильными морозами. Но деревенская улица не была захламлена, как в Везовне, навозом и мусором, — складывали его вдали от построек.

Господский дом Василий привел в порядок, строгий и внимательный хозяин, ни копейки из доходов девушек не истратил он зазря: совесть держала его в строгой бережливости и рачительности.

Рядом с господским домом он отстроил флигель, где квартировал со своими шестерыми детьми и Палашкой, раздобревшей и как будто осевшей в землю от многочисленных родов и хороших хлебов.

Соскочив на землю, девушки увидели прежде всего Палашку с детьми разного возраста, прятавшимися за юбку матери.

Она упала на колени перед госпожами, но девушки подняли ее, обнимая, плача и целуя, и Палашка осмелела. Она выла в голос, поминая матушку Вейделей, и сестры вволю наплакались на ее мягком плече.

Они как будто попали в другую Россию. В столице не так одевались, не так говорили, не так ездили на лошадях. Здесь, в деревне только, узнали не понаслышке, а в самом деле, что такое крестьянская родина, что такое крепостные, что такое господин, дворянин для них.

Палашка повела их в дом, и он стал им поистине домом.

Петр Иванович, выйдя из саней, вытащил приготовленный загодя хлеб-соль. Если в столице хлебом-солью считался любой подарок, то здесь, в деревне, это действительно был хлеб, испеченный в жаркой домашней печи, и крупная желтоватая соль в деревянном солонце, положенные на расшитое полотенце.

Петр Иванович поклонился девушкам, поднес им хлеб-соль. С тем они и вступили во владение своим домом.

Палашка жарко натопила печи, везде расставлена была старая, потертая, но такая прочная и устойчивая мебель. Столы на подставках из львиных голов венчались громадными столешницами из резных цельных дубовых досок и накрывались бархатными и плисовыми скатертями. На тяжелых диванах резной работы основательных русских краснодеревщиков во множестве лежали мягкие маленькие подушечки, а кушетки с лебедино-изогнутыми спинками украшались резьбой, затейливыми птицами и цветами. Стулья сработаны были на диво тяжеловесно и устойчиво — никакой тяжелый зад не мог поколебать их прочности. А кровати уподобились огромным полям. Затянутые балдахинами с бахромой, они высились среди спален, как огромные корабли, готовые в кругосветное плавание, и никакие бури не были страшны их тяжелым толстым ножкам и резным поперечинам.

Анна и Маша вместе с Петром Ивановичем обходили свой дом и не могли надивиться на его прочность, устойчивость и основательность.

Сам дом, обшитый толстыми досками, стоял на пригорке, а вдали, во все стороны, можно было видеть и поля, подернутые теперь морозной дымкой, и синий край леса, и туманное дыхание реки, спрятанной под толстым льдом.

Черные фигурки детей копошились на льду, раскатывая ледяные дорожки, на которые нельзя было смотреть — так они блестели, съезжали на самодельных санках с горок, утесистых, обрывистых берегов.

С одной стороны двухэтажного господского дома мрачнели шапками иголок высоченные сосны с ржавой шелушащейся корой, с другой — топорщились в небо дубы и вязы, все обсыпанные снегом. А от реки взбегали на пригорок к самому дому тонкие стволы белых березок, образуя рощу.

— Должно быть, здесь так хорошо летом, — прошептала Маша, не удержалась и припала головой к земле, запорошенной мягким снегом, и поцеловала эту морозную мякоть. Губы ее были в снегу, когда, застеснявшись, поднялась и метнула смущенный взгляд в сторону сестры и Петра Ивановича. Но они смотрели нежно и дружелюбно, и она бросилась на снег, чтобы скатиться с пригорка. Маша съезжала медленно, рыхлый снег удерживал ее на склоне, и в середине его она поднялась на ноги и побежала вниз, к реке. Ноги сами несли, оскальзываясь на выступавших кореньях вековых деревьев, попадая в рыхлые ямины. И внизу, у самой речки, скованной белым полотном, она остановилась и приглашающе махнула рукой.

— Дитя еще, — с любовью проговорила Анна.

— Какое прекрасное дитя, — поддакнул ей Петр Иванович.

Он еще в дороге выделил младшую сестру, непосредственную, веселую, незатейливую в разговоре и простодушную, у нее не было тех строгих правил этикета, как у Анны, старавшейся изо всех сил соблюдать приличия. Петр Иванович любовался Машей, круглым румяным лицом, порывистыми движениями, неповторимой грацией, волнующим смехом.

И одернул себя — нечего заглядываться на молодых девушек, ты старик, прошедший кровь и ужас войны, ты глубокий старец, раз они с таким уважением и вниманием относятся к тебе и твоим болячкам.

Девушки действительно окружили Петра Ивановича заботами и вниманием. Поутру они приносили ему горячий бульон, узнавали в деревне про травы, которые помогают при болях, готовили отвары и настои, натирали ему ноги этими настоями. Сначала он противился и страдал, что молодым девушкам приходится ухаживать за ним, но потом привык, вошел во вкус и даже начал капризничать — давно уж не случалось ему чувствовать такой заботы и внимания…

Петру Ивановичу и его страданиям Маша и Аннушка посвящали весь свой досуг. Их отнюдь не смущало, что в большом старом господском доме они жили все вместе, что только и был один Петр Иванович из всех дворян, что водились в соседях. Приезжали пару раз какие-то местные помещики представляться, но были они такие смешные и старомодные, такие дикие и необразованные, что девушки начинали понимать, какое наслаждение для них слушать Петра Ивановича. Они привыкли к его грубоватой и резкой манере выражаться, к простому, не украшенному витиеватостью языку и от души полюбили его.

Дом был большой. Половину они отдали Петру Ивановичу, а вечером сходились вместе в большой зале с высокими потолками и двумя источниками света — окна второго этажа здесь соседствовали с окнами первого. Эта самая большая зала стала местом их вечернего местопребывания. Здесь стояло множество диванов и канапе, подушек и старых стульев, здесь высились резные буфеты со старинной посудой и тяжелые книжные шкафы со свитками и папирусами — видно, раньше в доме жил большой барин, знаток и любитель книжного искусства. Доставшееся имение было для Маши и Анны отрадой и всецело поглотило их. Каждый день открывали они что-то новое в этом огромном двухэтажном доме и все больше и больше переполнялись к нему любовью и нежностью.