Сергей Куняев - Николай Клюев

• Название: Николай Клюев
• Автор: Сергей Куняев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03725-0

Николай Клюев — одна из сложнейших и таинственнейших фигур русской и мировой поэзии, подлинное величие которого по-настоящему осознаётся лишь в наши дни. Религиозная и мифологическая основа его поэтического мира, непростые узлы его ещё во многом не прояснённой биографии, сложные и драматичные отношения с современниками — Блоком, Есениным, Ивановым-Разумником, Брюсовым, его извилистая мировоззренческая эволюция — всё это стало предметом размышлений Сергея Куняева, автора наиболее полной на сегодняшний день биографической книги о поэте. Пребывание Клюева в Большой Истории, его значение для современников и для отдалённых потомков раскрывается на фоне грандиозного мирового революционного катаклизма, включившего в себя катаклизмы религиозный, геополитический и мирочеловеческий.

знак информационной продукции 16+

---

В это время одна из верных конфиденток Григория Распутина записывает тяжкие и мудрые слова «старца»: «Страна наша богатая, край сытый — ешь, пей, наслаждайся! И так жил русский народ. И, ох, как жил. Русский боярин, генерал, богатеи, купцы в скверности большой пребывают. Теснят бедноту, последнюю рубашку с нищего драли, лжой его обирали. Бедняков друг на дружку натравливают. Тако беззаконие творят. И вот дела их. Перепортив дома чистых отроковиц, опоганив чужих жён, что эти охальники делают? Они уезжают в чужие земли к иноверцам. Там наворованную казну вытряхивают и в пьянстве озорном своё отечество предают. Вот что делают князья и вельможи наши. И купцы бахвальники и генералы спесивые. А священнослужители? Они останавливали ли их, забывших честь и Бога? Они, не убоявшись сильных и могучих, говорили ли им: куда идёте, безумцы? Зачем тешите дьявола, уготовляя себе ад кромешный. За что обижаете младшую братию — народ, который на вас, окаянных, денно и нощно работает? Пошто творите беззаконие сие? Нет, они молчали. Нет, они жадно выманивали у них подачки, жирели от кусков со стола злодеев! Отращивали себе животы семипудовые. Говорили богатеям: грешите, сквернословьте, обирайте. Только не забывайте нас, и мы у Бога вымолим вам прощение. Жертвуйте на церковь, и простится вам…

Кто хуже мужика живёт? И сам голодный, и скотина. И что же вышло? Возненавидел народ начальство. Нет у него веры и в священство. Пока молчит эта ненависть — бороться с ней можно. А как заговорит она — горе великое будет! О, если заговорит злоба народная — будет сотрясение страшное, камни запрыгают…

В Думе кто орудует? Помещик, генерал пыжистый, жиды-христопродавцы. Неужто им наше русское житьё интересно? Сколько лет эта Дума нам головы морочит, а что она хорошего для народа удумала, кому от неё улучшение вышло? Да никому. Соберутся да грызутся. Да ещё величаются: я, де, за народ стою, я ему лучшую жизнь пробиваю. А сам так и стреляет, где бы ему лишний кусок оттяпать, от сытого житья отчего же не повилять хвостом, не поговорить, не погорячиться. Оно даже для приятства идёт, в теплоте погреться…

Говорю Вам — земля Русская в большом шатании. Как буря рвёт листья, ломает ветви, дубы, рвёт корни… и тут сломает, вырвет столетнего богатыря с корнями, вырвет, изломает… Буря всё может!..»

Запись этих слов датируется 20 сентября 1916 года.

Зреет совершенно определённый план — ради спасения монархии заключить сепаратный мир с немцами, что совершенно не отвечало интересам союзников, прежде всего — англичан. Именно под их давлением был снят со своего поста премьер-министр Штюрмер. Николай II поддаётся нажиму союзников — да чему же удивляться, если сам Распутин говорил о нём: «Папа… что ж. В нём ни страшного, ни злобного, ни доброты, ни ума, всего понемногу. Сними с него корону, пусти в кучу — в десятке не отличишь. Ни худости, ни добротости — всего в меру. А мера куцая, для царя маловата. Он от неё царской гордости набирается, а толку мало. Не по сеньке шапка…»

Об Александре Фёдоровне — иные слова: «Никакой в ней фальши, никакой лжи, никакого обмана. Гордость — большая. Такая гордая, такая могучая. Ежели в кого поверит, то ж навсегда… Многие понятия о ней не имеют. Думают, либо сумасшедшая, либо двусмыслие в ней какое. А в ней особенная душа. Нет, в её святой гордости никуда, кроме мученичества, пути нет».

Рождается новый план. Организация «хлебных бунтов» с их последующим подавлением, роспуском Думы, введением чрезвычайного положения — и сепаратным миром. Через бунт, через кровь, но — мир с последующим замирением «общественности» и приведением в «надлежащий вид» потенциальных заговорщиков из царского дома и генералитета. Здесь — безусловная солидарность императрицы с Распутиным — с опорой на начальника Петроградского военного округа, начальника Петроградского охранного отделения, коменданта Петропавловской крепости, директора Департамента полиции… Для заговорщиков же, находящихся в прямой связи с английской разведкой, главная опасность — Распутин. Дни его сочтены. И сам он об этом знает. Чувствует в последние дни, что не придётся ему пройти по земле грозою…

Роковой знак — жестокая ссора между Александрой Фёдоровной и её сестрой, великой княгиней Елизаветой, для которой Григорий был предметом неутихающей ненависти. Последняя фраза уходящей Елизаветы: «Помни о судьбе Людовика и Марии Антуанетты!»

И — убийство Распутина… Подлинная картина этого кровопролития не восстановлена по сей день.

Был ли посвящён Клюев в злодейство, сотворённое зимним вечером 1916 года? Невозможно утвердительно ответить на этот вопрос, но невозможно не задать и другой: только ли художественное воображение диктовало ему монолог главного организатора убийства — великого князя Дмитрия Павловича — в позднейшей «Песни о Великой Матери»?

Чу! Звякнул медною подковой
Кентавр на площади Сенатской.
Сегодня корень азиатский
С ботвою срежет князь Димитрий.
Чтоб не плясал в плющевой митре
Козлообраз в несчастном Царском.
Пусть византийским и татарским
Европе кажется оно,
Но только б не ночлежки дно,
Не белена в цыганском плисе!
«Не от мальчишеской ли рыси
Я заплутал в бурьяне чёрном
И с Пуришкевичем задорным
Варю кровавую похлёбку?
Ах, тяжко выкогтить заклёпку
Из царскосельского котла,
Чтоб не слепила злая мгла
Отечества святые очи!..»
Так самому себе пророчил
Гусарским красноречьем князь…

Монархия Романовых сама по себе была для Николая врагом русского народа, попирателем его духа и веры. И Григорий Распутин был живым олицетворением этой вражеской силы.

Господи, опять звонят,
Вколачивают гвозди голгофские,
И, Тобою попранный, починяют ад
Сытые кутейные московские!

О душа, невидимкой прикинься,
Притаись в ожирелых свечах
И увидишь, как Распутин на антиминсе
Пляшет в жгучих, похотливых сапогах…

Для Клюева стёрлась (как и для многих) всякая разница между Распутиным-человеком и Распутиным-образом сплетен и газетных хроник. Тем легче было поставить своё несмываемое клеймо.

Что, как куща, веред-стол уютен,
Гнойный чайник, человечий лай,
И в церквах обугленный Распутин
Продаёт сусальный, тусклый рай.

* * *

А в это время выступления Есенина и Клюева встречали в отечественной прессе весьма жёсткий приём.

«Городецкий ушёл, но его поэты — Клюев и Есенин — кажется, ещё обвевают крылами своей „избяной“ поэзии новое общество…

Их искание выразилось главным образом в искании… бархата на кафтан, плису на шаровары, сапогов бутылками, фабричных, модных, форсистых, помады головной и чуть ли не губной…

Вообще всего того, без чего, по понятию и этих „народных“ поэтов, немыслим наш „избяной“ мужик».

«А поэты-„новонародники“ гг. Клюев и Есенин производят попросту комическое впечатление в своих театральных поддёвках и шароварах, в цветных сапогах, со своими версификаторскими вывертами, уснащёнными какими-то якобы народными, непонятными словечками. Вся эта нарочитая разряженность не имеет ничего общего с подлинной народностью, всегда подкупающей искренней простотой чувства и ясностью образов».

На этом фоне особо выделился отзыв Александра Тинякова в газете «Земщина». Статья называлась «Русские таланты и жидовские восторги».

«Истинной красоты, истинного величия и настоящей глубины евреи самостоятельно заметить и оценить не могут. Даже и тогда, когда кто-нибудь натолкнёт их на „истинное“, — и то они разобраться толком в глубоком явлении не умеют, а главным образом „галдят“ около значительного имени. „Галдежом“ своим, даже и сочувственным, они приносят в конце концов вред, потому что мешают вникнуть в истинный смысл того явления, о котором галдят… потому что среди талантливых русских людей очень много людей, по характеру своему мелких и слабых. Пойдя на удочку еврейской похвалы, эти маленькие таланты гибнут, не принося и половины той пользы родине, которую могли бы принести…

Приехал в прошлом году из Рязанской губернии в Питер паренёк — Сергей Есенин.

Писал он стишки, среднего достоинства, но с огоньком, и — по всей вероятности — из него мог бы выработаться порядочный и полезный человек. Но сейчас же его облепили „литераторы с прожидью“, нарядили в длинную, якобы „русскую“ рубаху, обули в „сафьяновые сапожки“ и начали таскать с эстрады на эстраду. И вот, позоря имя и достоинство русского мужика, пошёл наш Есенин на потеху жидам и ожидовелой, развращённой и разжиревшей интеллигенции нашей… Со стороны глядеть на эту „потеху“ не очень весело, потому что сделал Есенин из дара своего, Богом ему данного, употребление глупое и подверг себя опасности несомненной. Жидам от него, конечно, проку будет мало: позабавятся они им сезон, много — два, а потом отыщут ещё какую-нибудь „умную русскую голову“, чтобы и в ней помутился рассудок…»