Клайв Баркер - Проклятая игра

• Название: Проклятая игра
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-30496-7

Оказывается, тюрьма не самое худшее место для человека, совершившего преступление. Мартин Штраус, отпущенный из тюрьмы до срока, убеждается в этом на собственной шкуре. Если у тебя на глазах начинают оживать трупы, трижды проклянешь день, когда в обмен на свободу ты согласился работать телохранителем у миллиардера, который отгородился от мира забором с колючей проволокой.

Перевод Д. Аношина для этого издания заново отредактирован.

---

Шармейн налила ему кофе. Они поговорили о том, как изменился квартал. Затем Марти выслушал длинную историю о Терри и о выборе краски для фасада дома. Они обсудили, сколько стоит доехать на метро от Майл-Энда до Уондсворта, и Шармейн опять отметила, как хорошо выглядит Марти:

— Поверь, я не шучу.

Она говорила обо всем и ни о чем, словно рядом была чужая женщина, и от этого Марти чувствовал боль. И Шармейн тоже, он знал. Она убивала время, заполняла его пустопорожней болтовней и ожидала момента, когда Марти сдастся и уйдет.

— О, — воскликнула она наконец, — уже пора переодеваться.

— Уходишь?

— Ла.

— Ох!

— Если бы ты предупредил меня, Марти, я бы убралась здесь. Почему ты не позвонил?

— Может быть, мы сходим куда-нибудь пообедать?

— Может быть. — В голосе Шармейн не звучало ни малейшего энтузиазма. — Сейчас совсем нет времени…

— Нам нужно поговорить, и ты это прекрасно понимаешь.

Шармейн начинала злиться; Марти хорошо помнил признаки ее гнева. Она видела, что он пристально ее изучает. Шармейн взяла со стола чашки из-под кофе и поставила их в раковину.

— Я действительно тороплюсь, — сказала она — Сделай еще кофе, если хочешь. Он в… впрочем, ты знаешь где. Тут много твоих вещей. Журналы с мотоциклами и всякое такое. Я отберу их для тебя. Извини. Мне надо переодеться.

Шармейн торопливо вышла в коридор и поднялась наверх. Марти слышал ее шаги над головой; она никогда не умела ходить легко. Вот в ванной открылся кран. Зашумела вода в туалете. Он прошел через кухню в заднюю комнату. Там все провоняло табачным дымом, переполненная пепельница стояла на ручке нового дивана. Марти стоял в дверях и рассматривал комнату, как до того — кучу грязного белья, в надежде найти что-то знакомое. Но старых вещей осталось очень мало. Стенные часы — свадебный подарок — висели на том же самом месте. В углу стоял стереопроигрыватель новой модели; должно быть, Терри купил его. Судя по слою пыли на крышке, им редко пользовались. Коллекция пластинок, беспорядочно валявшихся рядом, была невелика, как и раньше. И среди записей — «True Love Ways» Бадди Холли. Они столько раз слушали ее, что пластинка давно должна была протереться до дыр. Они танцевали под нее в этой комнате. Вернее, не танцевали, а использовали музыку как повод обнять друг друга, если им требовался повод. Это песня всегда делала Марти романтичным и несчастным одновременно; каждое ее слово было пропитано ощущением потери той самой настоящей любви. Такие песни самые лучшие и самые искренние.

Не в силах больше оставаться здесь, Марти поднялся наверх.

На двери не было замка. В детстве Шармейн случайно заперли в ванной, и она так перепугалась, что потом заставила снять замки со всех внутренних дверей в доме. Даже в туалете; приходилось свистеть, чтобы никто не вошел ненароком. Марти толкнул дверь. Шармейн в одних трусиках задрала руку и брила подмышку. Она поймала взгляд Марти в зеркале и продолжила свое занятие.

— Я не хочу больше кофе, — произнес он срывающимся голосом.

— Привык к чему-то повкуснее?

Лишь несколько футов отделяли Марти от тела Шармейн, и он весь был наполнен этим. Он знал каждую родинку на ее спине; он помнил, где надо пощекотать, чтобы она рассмеялась. Такая близость давала Марти ощущение своего рода собственности; Шармейн тоже владела бы им, если бы захотела предъявить свои права. Марти подошел к ней и провел кончиками пальцев по ее позвоночнику.

— Шармейн.

Она посмотрела на него в зеркало — первый прямой взгляд с тех пор, как он переступил порог дома, — и он тут же понял, что нет никакой надежды на физическую близость. Шармейн не хотела его, а если и хотела, то явно не собиралась в этом признаваться.

— Нельзя, Марти, — просто сказала она.

— Мы ведь еще женаты.

— Извини, но я не хочу, чтобы ты здесь оставался.

С точно такого же «извини» началась их встреча. Теперь Шармейн решила закончить ее тем же способом; это не извинение, а вежливая отговорка.

— Я столько раз думал об этом, — проговорил Марти.

— Я тоже, — ответила Шармейн. — Но я перестала об этом думать пять лет назад. Ничего хорошего из этого не выйдет, и ты это прекрасно понимаешь.

Пальцы Марти коснулись ее плеча. Он был уверен, что они оба почувствовали возбуждение и тело Шармейн откликнулось на его зов. Соски ее напряглись — возможно, от желания или просто от прикосновения.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — очень тихо произнесла Шармейн, глядя в раковину.

Голос ее дрожал, в нем слышались слезы. Как ни ужасно, но Марти хотел этих слез. Если она расплачется, он начнет целовать ее, затем она успокоится, ласки его станут еще настойчивее, и дело окончится постелью, он не сомневался. Вот почему она старается сдержать слезы: Шармейн прекрасно знала сценарий и твердо решила не поддаваться ему.

— Пожалуйста, — твердо произнесла она, давая понять, что разговор закончен.

Рука Марти упала с ее плеча. Нет никакой искры между ними; все это его фантазии. Старая история.

— Может быть, в другой раз, — с трудом выговорил Марти.

— Да, — кивнула она, цепляясь за возможность хоть как-то его утешить. — Но сначала позвони.

— Не провожай меня.

23

Он еще полчаса бродил по округе, уворачиваясь от орд школьников, которые с шумом и потасовками возвращались домой. Приметы весны чувствовались даже здесь. Здешняя природа едва ли могла быть щедрой, но она старалась изо всех сил. В крошечных палисадниках перед домами и в горшках на окнах расцветали цветы; несколько юных деревьев, уцелевших посреди разгула вандализма, выпустили клейкие зеленые листочки. Если они переживут еще несколько сезонов холода и злобы, они подрастут и в них совьют гнезда птицы. Самые обычные — например, шумливые скворцы. Кроны деревьев дадут тень в летнюю жару, а на ветки сможет присесть луна, когда вы выглянете из окна спальни однажды ночью. Марти поймал себя на том, что думает о таких нелепостях — луна и скворцы! — словно влюбленный подросток. Возвращаться обратно нельзя, это самоистязание, да и Шармейн не стоит причинять боль. Бесполезно извиняться, это лишь усугубит ситуацию. Марти позвонит ей, как она и предложила, и попросит о прощальном ужине. А потом он скажет ей (не важно, правда это или нет), что готов к расставанию, что хотел бы видеть ее иногда, и они простятся мирно, как цивилизованные люди. Шармейн заживет своей жизнью, какая бы она ни была, а Марти — своей. У него есть Уайтхед и Кэрис. Да, Кэрис.

И вдруг слезы яростно обрушились на него, разрывая на части. Ослепленный ими, Марти стоял посреди незнакомой улицы. Пробегавшие мимо школьники толкали его, кто-то оборачивался, другие при виде его страдания улюлюкали и на бегу кричали непристойности. Удивительно, думал он, что издевательства не могут остановить поток слез. И он бродил по аллее, прижав руку к лицу, пока приступ рыданий не прошел сам Вместе с этим взрывом эмоций от Марти словно отделилась какая-то его часть. Эта часть смотрела извне на его скулящее «я» и качала головой, сочувствуя тому, что он ослабел и запутался. Марти терпеть не мог плачущих мужчин, они его смущали; но сейчас он не чувствовал никакого противоречия. Он потерян, вот в чем дело; потерян и напуган. Есть из-за чего плакать.

Кончив рыдать, Марти почувствовал себя лучше, хотя все еще дрожал. Он утер лицо и постоял в тихой заводи переулка до тех пор, пока снова не обрел спокойствие.

Было сорок минут пятого. Марти уже побывал в Холборне и забрал клубнику; он сделал это сразу по приезде в город. Теперь, когда поручение выполнено и он повидал Шармейн, остаток вечера и ночь простирались перед ним, суля немало удовольствий. Но Марти почти потерял тягу к ночным приключениям Скоро откроются пабы, и он проглотит пару порций виски. Алкоголь поможет избавиться от судорог в животе. Может, это подогреет его аппетит к жизни? Марти сомневался.

Чтобы убить время, он побрел в сторону торгового центра. Комплекс открыли за два года до того, как Марти угодил за решетку; это был бездушный кроличий садок с белой крышей, пластиковыми пальмами и пестрыми магазинчиками. Теперь, почти десять лет спустя, он выглядел полуразрушенным: стены испещрены граффити, коридоры и лестницы завалены хламом, половина лавок закрыта, другие потеряли клиентов, и для владельцев оставался один выход — поджечь их как-нибудь ночью, получить страховку и смотаться подальше. Марти отыскал небольшой киоск, который содержал пакистанец, купил пачку сигарет и направился в «Затмение».

Бар только что открылся и был почти пуст. Пара бритоголовых играли в дартс; в углу что-то отмечали, оттуда доносился несвязное пение «С днем рожденья, дорогая Морин». Телевизор показывал ранние вечерние новости, но Марти не мог ничего расслышать из-за шума празднующих, да и не интересовался этим. Он взял свой виски, сел за стол и закурил. Он чувствовал опустошение. Призраки прошлого не расшевелили его, а лишь добавили тяжести.