Федор Кудрявцев - Повесть о моей жизни

• Название: Повесть о моей жизни
• Автор: Федор Кудрявцев
• Издательство: Союз писателей Санкт-Петербурга, Журнал «Звезда»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7439-0202-6

Начало XX века. Федя Кудрявцев, крестьянский мальчик из Ярославской губернии, отправлен в Питер «в люди». Там он в полной мере испытывает участь чеховского Ваньки Жукова. Но затем судьба его меняется. Его берут буфетным мальчиком в Европейскую гостиницу. Весной 1914 года он вместе с другом старшего брата, австрийцем Францем Лерлом, тоже служащим гостиницы, оказывается в Карлсбаде, знаменитом европейском городе-курорте. Тут его и застает начало Первой мировой войны. И почти сразу Федя становится военнопленным. Судьба перемещает его из одного города Австро-Венгерской империи в другой, бросает из одной тюрьмы в другую. Именно в заключении крестьянский мальчик из Ярославской губернии начинает познавать мир, здесь, вдалеке от родины, он проходит свои «университеты»… Только в 1918 году ему с товарищами удается бежать из плена, и он снова попадает на родину, — только теперь это уже совсем другая страна…

Книга подготовлена к печати ООО «Журнал „Звезда“» (16+).

---

Побег

У всех нас были пропуска на выход из лагеря. На краю городка у крестьянина Вайскирхнера были дом и пивная. У него батрачил наш друг-зерновик белорус Вася Захаренков. Он договорился со своим хозяином австрийцем, что за небольшую плату свезет нас на лошади в возу с соломой на железнодорожную станцию подальше от лагеря, а там мы сядем на поезд и приедем в Вену.

Мы на буковинской подводе переправили наши чемоданчики с хлебом и бельем к Васе Захаренкову и после обеда по одному вышли из лагеря, чтобы больше в него не возвращаться, и собрались у Васи. Его хозяин получил с нас деньги за доставку на станцию, дал поужинать вместе с Васей и отрезал нам на дорогу по ковриге хлеба. Ночевали мы на чердаке, а на рассвете Вася уложил нас врастяжку на арбу с соломой, сверху нас наложил воз соломы же и повез на станцию.

Проезжая мимо лагеря, я раскопал в соломе дырочку и последний раз посмотрел на его ворота, часового возле них, на громаду шюттенкастена и на побеленные еще спящие бараки. Смешанные чувства щемили грудь, смешанные мысли проносились в голове. Все плохое, тяжелое отошло на задний план, потускнело. Вспомнилось хорошее: занятия с С. И. Крестьяниновым, дружба с Гришей Водянюком, знакомство с людьми других национальностей, сыгранные роли в спектаклях и пр., что скрашивало томительную жизнь за проволочной сеткой концлагеря. И вот все это отходит в прошлое. А что ждет меня в будущем, дома на родине? Встреча с горячо любимым отцом, с милыми сестрами и братьями, с мачехой, которая, имея четверых своих родных детей, возможно, в душе и не будет рада моему возвращению в отчий дом. Играл же я роль Матрены в драме Л. Н. Толстого «Власть тьмы»!

Прочь, прочь сомнения! Скорей, скорей домой, в Россию, где произошла революция! Какая она, Россия, теперь? Что так медленно катится арба? Вася, стегни же лошадь! Вместо этого Вася останавливает ее в лесочке, оглядывается и говорит:

— Вылезайте, приехали, вон и станция.

Мы быстро выкарабкиваемся из-под соломы, достаем чемоданчики, быстро отряхиваемся, прощаемся с Васей — у него слезы на глазах — и шагаем к станции, отъехав от лагеря двадцать километров.

Кассир спокойно продает нам билеты, мы садимся в поезд и через несколько часов выходим из него в Вене. Я в ней в третий раз.

Скоро находим нужную улицу, дом и открываем двери в испанское посольство. В приемной я говорю по-немецки сотруднику придуманную легенду и прошу оказать нам помощь в возвращении на родину. Легенда такова: мы из разных сел Украины, были в Австрии на временной работе. Документы потеряли. Не задавая никаких вопросов, сотрудник записывает наши фамилии, место рождения, спрашивает фотокарточки — они у нас есть — и уходит в другую комнату. Мы в приемной одни. Разглядываем стены. Ничего примечательного. Я не помню, был ли там даже портрет короля. Пожалуй, не было, иначе я бы запомнил физиономию этой персоны.

Не более как через час сотрудник выходит с тремя паспортами для нас. Паспорта на пышных бланках с королевским гербом и печатью, с нашими портретами и подписью господина испанского посла. Нас просят поставить на паспортах свои подписи, расписаться в книге и желают доброго пути. Мы вылетаем из посольства как на крыльях, то есть мы выходим спокойно, но с ликующей душой. Теперь у нас есть настоящие документы, а что в них немного наврано — это не беда. Я, например, значусь Федором Кудрявцевым из села Парфеньева Полтавской губернии, Фролов и Литвинов тоже назвали себя правильно, но уроженцами Полтавской губернии, только из разных сел.

Мы смело зашагали к нужному вокзалу, смело взяли билеты до какой-то станции на чешской земле Моравии, где работали у хозяев в разных селах наши зерновики. От этой станции — не помню ее названия — было близко до села Угершицы, где работал Фролов. По его предложению мы решили вместе с ним навестить его бывших хозяев. Поезда ждали недолго и в этот же день к вечеру были у цели.

Трудно описать, как радушно встретили нас бывшие хозяева Феди — старый пан Вондрак, его жена, пани мама и две или три их взрослые дочери! Нам дали умыться, усадили за стол и стали обильно угощать. Боже! Как давно мы не ели таких вкусных блюд! А хозяева с радостью рассказывали о знакомых Феде деревенских мужчинах, которые сумели сдаться русским в плен, и с грустью о тех, кому это не удалось и кто пал на фронте от русской пули. Хозяева были так радушны и веселы потому, что молодой Вондрак, их сын, тоже находился в русском плену.

Наговорившись вдоволь и узнав, что мы бежали из лагеря и направляемся в Россию, хозяева заахали и стали уговаривать не спешить туда, подождать, пока там все успокоится и тогда уж и возвращаться, а работы, мол, вам хватит и здесь. Мы ответили, что твердо решили как можно скорее попасть домой и своего решения не изменим. Хозяева успокоились, оставили нас ночевать.

Утром нас накормили завтраком и дали всем по большому пакету с едой. Мы попрощались.

По пути на станцию нам встретился старик в форме железнодорожного рабочего. Мы спросили его, нет ли на станции жандарма.

— А почему вы этого боитесь? Вы русские пленные? — спросил он. Мы кивнули. Старик оживился и горячо заговорил: — Спешите, спешите в Россию, там у вас революция! Молодцы большевики! Привет от меня Ленину и Троцкому! Я тоже большевик! — И он принялся трясти нам руки.

На станции ждали поезда на Краков несколько человек. На крыльце, опершись на перила, стоял солдат.

— Вы куда, камарады? — спросил он нас.

Мы что-то ему уклончиво ответили.

— По разговору слышу, что русские. Наверно, домой пробираетесь? Какие вы счастливые, у вас революция, — заговорил он. — А у нас вот нет, но будет, как в России! — скрипнул он зубами и хватил кулаком по перилам. Солдат-чех ехал на фронт после госпиталя и был возбужден. Мы постарались кончить с ним беседу, тем более что подходил поезд. Мы сели в него и к вечеру были в Кракове. Надо было искать ночлег в городе. Переждать ночь на вокзале было опасно — болталась полевая жандармерия.

В одном скромном трактирчике мы спросили хозяйку, нельзя ли у них ночевать. Подумав, хозяйка провела нас в комнатку за кухней, где была кровать и широкий замызганный диван, получила деньги и оставила нас одних. Радуясь удаче, мы легли и крепко уснули.

Утром нас разбудил мужчина в штатском.

— Вы русские военнопленные? Как сюда попали? Я полиция, — заявил он, стараясь говорить по-русски.

— Пойдемте со мной, — сказал он усталым голосом.

— Куда? — вырвалось у нас.

— Ничего. Пойдемте, — повторил он вместо ответа.

Мы оделись и, не умывшись, вышли за ним на улицу. Полицейский был какой-то дохлый. Он шел молча, задумавшись, как бы не слыша наших вопросов. «Брызнуть бы от него в разные стороны и убежать», — подумалось мне. Но как мы потом найдем друг друга? И я оставил эту мысль. Дохлый полицейский погружен в свои думы. Вдруг он останавливает нас перед парадной с вывеской «Полицай-президиум. Краков». Входим в какой-то кабинет. Несмотря на испанский паспорт, сердце щемит. Неохота снова попасть за решетку, в неволю. Дохлый скучно докладывает по-польски, где нас задержал, и выходит.

Мы видим за столом немолодого полицейского офицера. Он рассматривает нас и предлагает сесть. Я сажусь возле его стола, мои товарищи чуть поодаль.

— Ну-с, кто вы? Куда пробираетесь? — спрашивает он скучным голосом, от которого хочется зевнуть. Мы показываем испанские паспорта и повторяем свои легенды.

— Это не надо, это ерунда, — говорит офицер и отодвигает наши паспорта. — Откуда бежали? Когда?

Мы повторяем свои легенды. Мне приходит в голову озорная мысль: если полицейский во время допроса не предлагает задержанному закурить, пусть предложит полицейскому задержанный. Я, молодой человек с приятным лицом, одетый в дорогой жакетный костюм, брюки в полоску, достаю из кармана копеечный портсигар и предлагаю пану дешевенькую сигарету. Пан смущен, он выхватывает свой портсигар и предлагает мне сигарету. Мы закуриваем от его зажигалки и молчим. Мои друзья не курят.

Наконец пан говорит:

— Я вам не верю. Вы бежали откуда-то из лагеря. Вы хотите домой. Что ж, все хотят домой. Поезжайте во Львов, все равно вас там схватят, а мне вас некуда девать.

Он позвонил и велел нас выпустить. Мы с достоинством вышли из кабинета, спустились по лестнице и опять оказались на свободе. Как хорошо, что я, уходя из лагеря, не оделся в женское, а такое намерение было. Меня бы могли принять за шпиона, и так бы легко при задержании нам не отделаться.

До отхода поезда на Львов оставалось еще много времени, и мы решили походить по Кракову, посмотреть, что это за город. Какое он на меня произвел впечатление? Я не помню. В памяти осталась только красная кирпичная стена цитадели на какой-то ровной низкой площади, а потому и стена показалась мне низкой, невнушительной.