Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

• Название: Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
• Автор: Мигель Унамуно
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973

В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".

В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.

Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.

Вступительная статья Г. Степанова.

Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.

---

Они как раз слушали пояснения к житию святого Теодосио, когда в харчевню вошел светловолосый господин, который, заметив Баутисту и Мартина, уставился на них внимательным взором.

— Да ведь вы те самые…

— А вы тот самый…

— Собственной персоной.

Это был Иностранец, которого они освободили из лап Падре.

— Зачем вы сюда приехали? — спросил Иностранец.

— Мы едем в Эстелью.

— Правда?

— Да.

— Я тоже. Поедем вместе. Вы знаете дорогу?

— Нет.

— А я знаю. Я уже однажды там был.

— Что вы все время бродите в этих краях? — спросил Мартин.

— Такая уж у меня работа, — ответил Иностранец.

— А кто вы, если это не секрет?

— Я журналист. Наше приключение помогло мне написать интереснейшую статью. Я рассказал о вас, и о вашем друге, и о той смуглянке сеньорите. Вот храбрая девушка!

— Еще бы!

— Итак, если вы не возражаете, мы отправимся в Эстелью вместе.

— Возражаем? Напротив. Мы рады, и даже очень.

Так они и порешили — ехать вместе.

В семь часов утра, когда начало светать, все трое покинули город, проехали через туннель Лисаррага и стали спускаться к равнине Эстельи. Иностранец путешествовал на ослике, который бежал чуть ли не быстрее кляч Мартина и Баутисты.

Они проехали через расположение карлистских войск. Среди офицеров было много чужеземцев в ярких мундирах — австрийских, итальянских и французских, смахивавших на маскарадные костюмы.

Около трех часов дня они поели в Лесуане и, погоняя своих животных, проехали через Абарсусу. Иностранец объяснил им, как располагались войска либералов и карлистов в сражении при Монте-Муру, и показал место, где завязался самый ожесточенный бой, в котором погиб генерал Конча.

В сумерки добрались до окрестностей Эстельи. Еще раньше им встретилась рота солдат во главе с лейтенантом, который приказал им остановиться. Все трое предъявили свои пропуска. Когда они подъехали к монастырю Реколетас, была уже ночь.

— Кто идет? — крикнул часовой.

— Испания.

— Кто вы?

— Свои.

— Проходите.

Они снова показали документы, на этот раз сержанту на заставе, и въехали в столицу карлистов.

Глава IX

Как Мартин и Иностранец прогуливались ночью по Эстелье и о чем они разговаривали

Проехав через ворота Святого Иакова, они очутились на главной улице, нашли гостиницу и осведомились, есть ли свободные комнаты.

На лестнице показалась девушка.

— Дом полон, — сказала она. — Для троих места нет, только для одного найдется.

— А для лошадей? — спросил Баутиста.

— В конюшне, кажется, свободно.

Девушка пошла поглядеть, а Мартин сказал Баутисте:

— Раз для одного человека есть место, ты можешь поселиться здесь. Лучше нам расстаться и сделать вид, что мы друг друга не знаем.

— Верно, — согласился Баутиста.

— Завтра утром встретимся на площади.

— Хорошо.

Девушка возвратилась и сказала, что лошадей в конюшне поставить можно.

Баутиста увел животных, а Иностранец и Мартин постучались в другую гостиницу, на бульваре Лос-Льянос, где их пустили на ночлег.

Мартина привели в грязную, неприбранную комнату, в глубине которой находился узкий альков, обои на его стенах были в черных пятнах копоти. Без сомнения, постояльцы уничтожали клопов, сжигая их на ночнике, который и оставил на обоях эти «успокоительные» следы. В туалетной комнате и в алькове пахло конюшней, запах поднимался сюда сквозь щели половиц.

Мартин извлек письмо Леви-Альвареса и пачку конвертов с векселями, зашитую в гетры, и отделил уже подписанные от остальных. Так как эти последние были все адресованы в Эстелью, он положил их в один конверт и надписал: «Главнокомандующему армии карлистов».

«А не просчитаюсь ли я, оставив им векселя без всякой гарантии?» — спросил себя Мартин.

Но он недолго размышлял над этим, так как сразу понял, что с его стороны было бы безумием просить расписку или залог.

— Как ни думай, а если они не захотят подписать, я не смогу их заставить, и если они дадут мне расписку, а потом им взбредет в голову отобрать ее, им ничего не стоит это сделать. Тут надо прикинуться, что мне все равно, и коли дело выйдет, воспользоваться случаем, а коли нет, поставить на всем крест.

Он подождал, чтобы просохла надпись на конверте. Вышел на улицу. Приметил на бульваре одного сержанта и, поздоровавшись с ним, спросил:

— Где я могу увидеть генерала?

— Какого генерала?

— Главнокомандующего. Я привез ему письма.

— Он, должно быть, гуляет на площади. Пойдемте со мной.

Они отправились на площадь. Под аркадами, при печальном свете керосиновых фонарей, прогуливалось несколько карлистских начальников. Сержант подошел к этой группе и, вытянувшись перед одним из них, сказал:

— Мой генерал!

— В чем дело?

— Этот штатский привез письма для главнокомандующего.

Мартин приблизился и вручил пакет с векселями. Карлистский генерал встал под фонарем и разорвал конверт. Генерал был худой, чернобородый мужчина высокого роста, лет около пятидесяти, с рукой на перевязи. Он носил большой гасконский берет с кистью.

— Кто это доставил? — спросил генерал звучным голосом.

— Я, — сказал Мартин.

— Вы знаете, что в этих конвертах?

— Нет, сеньор.

— Кто вам дал их?

— Сеньор Леви-Альварес из Байонны.

— Как вы добрались сюда?

— Из Сен-Жана-де-Люса в Сумайю — на пароходе, из Сумайи сюда — верхом.

— И у вас не было никаких неприятностей по дороге?

— Никаких.

— Некоторые из этих бумаг надо передать королю. Хотите вручить их сами или чтобы их передал я?

— Мне приказали только отдать эти письма и, если будет ответ, доставить его в Байонну.

— Вы разве не карлист? — спросил генерал, удивленный безразличным тоном Мартина.

— Я живу во Франции, торговлей занимаюсь.

— А, так вы француз?

Мартин промолчал.

— Где вы остановились? — продолжал спрашивать генерал.

— В одной гостинице на бульваре… как его…

— Бульвар Лос-Льянос?

— Кажется. Да, так он называется.

— Там у ворот еще контора дилижансов? Не правда ли?

— Да, сеньор.

— Значит, это та самая гостиница. И долго вы собираетесь пробыть в Эстелье?

— До тех пор, пока мне не скажут, будет ответ или нет.

— Как вас зовут?

— Мартин Тельягорри.

— Хорошо. Можете идти.

Мартин поклонился и отправился в свою гостиницу. В дверях он столкнулся с Иностранцем.

— Куда вы пропали? — спросил тот. — Я искал вас.

— Ходил к главнокомандующему.

— В самом деле?

— Да.

— И вы с ним виделись?

— Еще бы! И отдал ему письма, которые для него привез.

— Черт возьми! Вот это прыть! Я не хотел бы иметь вас соперником в газете. Что же он вам сказал?

— Он был отменно любезен.

— На всякий случай остерегайтесь. Вы знаете, ведь они настоящие бандиты.

— Я выдал себя за француза.

— Ба, это неважно. Нынче летом они расстреляли одного немецкого журналиста, моего друга. Будьте осторожны.

— О! Конечно, буду осторожен.

— А сейчас пойдемте ужинать.

Они поднялись по лестнице и вошли в большую кухню, где какие-то люди из местных жителей и солдат вели неторопливую беседу. Сели ужинать за широкий стол, который освещала подвешенная к потолку масляная лампа с несколькими горелками.

Старый маленький человек, усевшийся во главе стола, снял берет и начал читать молитву; вслед за ним обнажили головы и все остальные, кроме Иностранца, Мартин указал ему на оплошность, и тот, спохватившись, поспешил сдернуть свою шапку.

За ужином маленький старик говорил больше всех. Это был наваррец с Эбро. Внешность его вызывала отвращение: приплюснутый нос, косой взгляд, торчащие скулы, черный берет, надвинутый на глаза так, словно этот человек инстинктивно хотел скрыть свой взгляд. Он вступался за Росаса Саманьего, главаря разбойничьей шайки и убийцу, который в ту пору находился в заключении в Эстелье; старик не видел ничего страшного в том, что Саманьего сбрасывал людей в пропасть Игускиса, поскольку это были либералы и нечестивцы, возводящие хулу на его бога и его веру.

Маленький старик рассказал несколько историй из прошлой карлистской войны. Одна из них была просто отвратительной и подлой. Как-то раз, когда он шел вместе со своим отрядом, они увидели возле реки десять или двенадцать молоденьких солдат, которые стирали свои рубахи.

— Мы их всех штыками прикончили, — сказал старик с улыбкой, а потом лицемерно добавил: — Да простит нас бог.