Игорь Бестужев-Лада - Отвага

• Название: Отвага
• Автор: Игорь Бестужев-Лада
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Сборник повестей и рассказов романтико-героической направленности. Остросюжетные, занимательные произведения на разнообразном материале раскрывают перед читателем понятие «отвага».

---

В момент, когда машина поравнялась с ним, Антон прыгнул на подножку, ухватившись за ручку дверцы.

Неожиданно машина встала, с глухим щелчком открылась противоположная дверца, из кабины наполовину высунулся Семенов, тяжелым взглядом посмотрел на Старостина.

— Уйди, парень!

— Ты чего надумал, Петрович?

По скуластому лицу механика забегали желваки, он отвернулся.

— Ну?

— ЗИЛ не дошел до базы… — глухо сказал Семенов.

— Почему?.. — на полувыдохе спросил Антон.

— Серега говорил, будто вкладыши барахлят, просил посмотреть, ну а я… я. — И вдруг закричал: — Я же сам его выпустил из гаража, сам, понимаешь!..

— Та-ак… — Антон медленно спустился с подножки, обошел машину, остановился против Семенова. — А ну вылазь!

Он почувствовал, как захлестывающая волна нарастающей злобы начинает наваливаться на него всей своей тяжестью.

— «Газоном» здесь не поможешь. На базу пойдет бульдозер.

— А трубы?! — спросил Семенов. — На руках, что ли, носить будете?

— На руках, — сквозь зубы ответил Антон. И добавил: — Правда, жалко, что без тебя — уж очень ты в гараже нужен, надо срочно выпускать водовозку.

XI

Серый, похожий на раннее мглистое утро день кончился, незаметно перешел в надвинувшиеся из тайги сумерки, которые быстро сгустились, поглотив в себе занесенные снегом берега, островерхие и крутолобые сопки, заснеженную ленту реки. В холодном безлунном небе зажглись первые звезды, тускло замерцали над головой. Будто серебристое темное покрывало опустилось на скованную морозом землю. Холодная поземка продолжала все так же мести, задувая костер, проникая под полушубок, шапку, вымораживая кожу лица. Да и костер, казалось, устал служить человеку, который изредка вылезал из-под машины, экономно подбрасывал в него сучья, молча вытягивал над ним руки и снова лез под холодное брюхо безжизненного ЗИЛа.

Митрохину не раз приходилось ночевать в открытом поле, когда он до армии работал в колхозе, но сейчас он боялся надвигающейся ночи и лихорадочно, как во сне, позабыв о давным-давно обмороженном лице, докручивал последние болты, еще не веря, что вся эта работа, которую он себе даже не мог представить прошлой ночью, закончена. Колька затянул последний болт, обессиленно опустил руки. Неужели все?..

И вдруг всем своим перемерзшим телом, каждой клеточкой мозга ощутил, понял, что да! Все! Он, Колька Митрохин, один, на шестидесятиградусном морозе, на ветру, поменял шатунные вкладыши! Дикая, необузданная радость захлестнула его, он выполз из-под ЗИЛа, бросил к костру ключи, засмеялся, еще не веря в сделанное.

Значит, он может, может быть таким, как Лободов, Серега Жарков. А ведь у него несколько раз безвольно опускались руки, он бросал ремонт и, притащив с берега очередную лесину, закутавшись в полушубок, чуть ли не вплотную подсаживался к костру и отрешенно смотрел на огонь, желая одного: чтобы Жарков дошел до базы и с машиной возвратился сюда. Но затем эта пустота отпускала его, и, вскипятив и выпив очередной котелок воды, натопленной из снега, он снова лез под машину.

Почему-то вдруг впервые за прошедшие сутки захотелось есть. Но это уже не был тот сосущий голод, который изматывал его все это время. Сейчас до рези в желудке захотелось умять кусок черного хлеба, посыпанного крупной солью, запить это ключевой водой, а потом, обжигая пальцы, чистить отварную картошку в «мундире», макать ее в солонку, медленно и чинно есть, запивая домашней простоквашей.

Разбрасывая снопы искр, жарко запылал костер. От жары ноющей болью начало отходить обмороженное лицо, но Колька уже не обращал на это внимания: надо было разогреть двигатель, и он ведро за ведром грел воду и масло. Для успокоения совести он прокрутил ручкой коленчатый вал, нырнул в остуженную морозом кабину. Включил зажигание, нажал на стартер.

Мотор тяжело заныл, словно сбрасывая с себя непомерно тяжелый груз. Будто живое существо, проснувшееся от долгой спячки, вздрогнул ЗИЛ.

Сжав зубы, Колька зажмурился, отпустил тормоз и медленно, очень медленно, выжал сцепление…

XII

Теперь Сергею было не так холодно, как несколько часов назад, и иной раз хотелось просто сесть в снег и, забывшись, отдохнуть немного. Но именно этого он боялся больше всего, понимая, что встать уже не сможет. А надо было идти, идти, бежать или попросту переставлять онемевшие, безжизненные, словно из деревянных колодок сделанные ноги, чтобы не остаться здесь, превратившись в замерзший кусок льда.

Он уже не чувствовал ног и рук и только сознанием понимал, что еще жив и идет вперед. Иногда он пытался бежать, то и дело падая на негнущихся ногах и проваливаясь руками в снег. И от этого злился, яростно шипел на себя, проклиная свою беспомощность и невезение.

В такие минуты он уже не мог думать о чем-либо, и только перед глазами рос, наливался красками пылающий костер. Казалось, вот он рядышком, еще шаг, два… присядь к нему, вытяни руки и медленно оттаивай, не боясь замерзнуть в этой густой от гнетущего мороза ночи. Но Сергей понимал, что никакого костра быть не может: два часа назад он пытался разжечь его, но руки не слушались, и он в последней отчаянной попытке запалил весь коробок, пытаясь подсунуть его под хворостинки. Впрочем, два ли часа? Порой Сергей терял ощущение времени, и ему казалось, что прошло уже несколько дней с тех пор, как он пошел пешком на базу. Чем-то необыкновенно далеким, как во сне, вспоминался ЗИЛ и Колька Митрохин.

От бега становилось вроде бы теплее, начинали покалывать налившиеся свинцовой тяжестью руки, и только ноги оставались такими же бесчувственными. Ноги… Жарков старался думать только о них, словно этим можно было их отогреть.

Занесенный снегом зимник повернул влево и медленно пополз по отлогому склону сопки. Наизусть знавший эту трассу, Сергей прошел еще немного и, не веря своим глазам, остановился ошалело-радостный: прямо за сопкой светились огоньки перевалочной базы.

«Спасен… Спасе-е-ен!» Эта мысль захлестнула его, и он, позабыв, что надо быть осторожным и правильно рассчитать остатки сил, побежал, хватая ртом обжигающий воздух.

В каком-то месте он оступился, упал, попытался встать, упал снова и совершенно ясно понял, что все: ему уже не пройти этот оставшийся километр. Скрипнув зубами, он выругался и на четвереньках пополз по дороге.

Теперь он уже совершенно не чувствовал холода, и только дикая сонливость сковывала его движения.

Когда ЗИЛ вздрогнул, Колька нутром почувствовал, как сдвинулись с места колеса, сделали полный оборот, машина присела, словно подбитая утка, и, медленно, спотыкаясь и переваливаясь, поползла вперед, высвечивая мощными фарами заснеженный покров реки.

Протащившись с километр по глубокому снегу и со страхом прислушиваясь к движку — не застучит ли, — Митрохин наконец свободно вздохнул, расслабляясь от невероятного напряжения, и перед тем, как врубить вторую скорость, в последний раз оглянулся на догорающий костер.

Сергей с трудом разлепил отяжелевшие веки, приподнялся на локте. Нет! Этого не могло быть. Со стороны ручья ему послышался звук мотора. Испугавшись, что он окончательно замерзает и начинаются галлюцинации, Жарков прислушался.

Перебиваемое завыванием ветра, издалека доносилось натужное урчание мотора. С каждой секундой урчание становилось все сильнее, и, наконец, из-за поворота вынырнул размазанный свет фар, затем показалась и сама машина. У того места, где зимник сворачивал в сопку, машина остановилась как бы в нерешительности и поползла вверх.

«Колька! Неужели Колька?!» — промелькнуло в голове.

Сергей смотрел на надвигающиеся фары машины и думал только об одном: почему это нет слез, когда так хочется плакать?!

Михаил Иванов ГДЕ-ТО ТАМ, В КЫЗЫЛКУМАХ.. Повесть

Когда взбирались на крутой, словно взметнувшаяся волна, гребень очередного бархана, лошадь, на которой ехал Саша Гуляев, вдруг оступилась, испуганно заржала и шарахнулась вправо, отчаянно стараясь удержаться на расползающихся ногах. От неожиданности Саша едва не вылетел из седла. Беспомощно взмахнув руками, он бросил поводья, поспешно ухватился за лошадиную шею и всем телом прижался к ней. Но ехавший впереди Усман, в старом ватном чапане и выцветшей тюбетейке на бритой голове, обернулся на шум, гортанно что-то крикнул и с неожиданной для своего грузноватого тела ловкостью перегнулся назад и схватил под уздцы уже падающую лошадь. Казалось, сейчас они все покатятся под уклон, но маленькая, рыжеватая, с длинной мохнатой гривой лошадь Усмана застыла на месте как вкопанная, а сам Усман, побагровев от усилий, не отпускал натянувшиеся поводья, одновременно издавая успокаивающие звуки: «Хр-хр!» Несколько раз переступив ногами, Сашина лошадь наконец обрела равновесие. Подождав еще немного, Усман осторожно потянул ее за собой.