Игорь Бестужев-Лада - Отвага

• Название: Отвага
• Автор: Игорь Бестужев-Лада
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Сборник повестей и рассказов романтико-героической направленности. Остросюжетные, занимательные произведения на разнообразном материале раскрывают перед читателем понятие «отвага».

---

Накануне наступления овес выдали полной мерой, по четыре с половиной килограмма на голову, и теперь пересветовская Машка удовлетворенно похрапывала. Официальная кличка у нее была, вообще-то, Рапсодия, но кавалеристы пользовались своими, более привычными именами. Лошади в полку все, как одна, были тридцать шестого года рождения, клички им давались все на букву «Р»: Рампа, Рашпиль, Рейсшина, Револьвер, Рубильник и так далее. Была даже — Рекомендация.

На учениях крикнет конник: «Рекомендация!» — И все смеются.

Комвзвода в манеже дает команду: «Иванов, не горбись, дай сбор Рукоятке! Вольт налево — ма-арш!» Или: «На Рогоже! Заснул, что ли?» И снова смех.

Вот и появлялись во взводах Машки, Рыжики, Бочки и Фруни.

Дневальные приволокли с кухни большие фляги-термосы, в котелки разливалась полукаша-полуборщ — сытное, на мясе и сале, вкусно пахнущее месиво. Рыженков сам, не передоверяя дело никому, выдал по сто граммов фронтовых и моршанки по три пачки на брата. Во взвод завернул чисто выбритый и пахнущий одеколоном политрук, спросил про настроение и проверил, горяч ли чай. Оставил экземпляр дивизионки «В бой за Родину» и ушел к пулеметчикам.

Отнякин, наевшись и накурившись, заговорил намеками: «Соль человека вяжет — и поест и спать ляжет. До обеда не косится, после обеда спать просится. От сна еще никто не умирал». Рыженков сурово заявил, что разрешит отдыхать только после того, как будет организовано сторожевое и непосредственное охранение, и тем, у кого он лично найдет оружие и снаряжение в полном порядке.

Доставая протирку, шомпол и ветошь, очищая от кострики паклю для чистки карабина, Андриан успел пробежать глазами напечатанную на желтой грубой бумаге в половину обычного газетного листа дивизионку.

Его поразила маленькая заметка, начинавшаяся словами:

«Красноармеец, помни: ты сражаешься в тех местах, где восемь веков назад русские воины под командованием князя Игоря показали высочайший пример воинской доблести и отваги. Будь достоин славы своих далеких предков…»

Далее со ссылкой на центральную печать сообщалось, что «Слово о полку Игореве» будет переиздано массовым тиражом для раздачи бойцам действующей армии.

И опять Пересветовым овладело чувство причастности к великой истории его народа. Помнится, доцент Павликов говорил, что во время гражданской войны, в голодные годы, было вновь издано «Слово». Значит, нужно оно, значит, живо, и история продолжается.

Почистив карабин, Пересветов пошел к полевой коновязи, чтобы проведать лошадь. Машка сегодня была необычно нервна и возбуждена. От старых кавалеристов Пересветов наслушался множество баек и былей об интуиции лошадей, о том, что кобыла чует близкий бой. Значит, скоро: ночью, вечером или ранним утром, да, не позже завтрашнего утра наступит время «Ч», момент атаки. Нужно отдохнуть перед первым настоящим крупным боем. Пересветов улегся на попону. Прежде чем заснуть, с полчаса вспоминал недавние дни…

Утонувший в степном мареве хуторок — беленькие хатки, лохматые крыши. Под ногами вертелись куры, собаки, свиньи. На стук копыт явились босые ребятишки, несколько казачек и старый-престарый дед. Кто-то, не разобравшись, выкрикнул паническое: «Немец наступает». Разъезд остановился.

Увидев звезды на фуражках, мальчишки успокоились, восхищенно рассматривали стройных, подтянутых верховых лошадей, оружие, шпоры, предлагали конникам передохнуть, попить студеной водицы.

Пожилая казачка спросила:

— Сынки, устоите — либо под немца будете нас отдавать? Вон государством вам все дадено — и сабли, и ружья. Неужто не остановите его? Куда едете-то, а? Когда кончите отступать?

Хмурились солдаты, отворачивались, прятали глаза.

Сипло и немощно кричал дед со слезящимися глазами в засаленной до черных залысин казачьей фуражке:

— Цыц! Дура баба, разве рядовой могет про то знать? Военная тайна! Казачки, кони у вас добрые, а что же пик-то нету? Как же воевать?

— Сейчас, дед, самолеты воюют, танки. А пика у нас одна на эскадрон. Флажок треугольный на ней, — ответил Халдеев.

— Эх, казачок, люди воюют, а не танки. Мы, бывало, в турецкую-то войну как пойдем наметом, да в пики… Мне бы скинуть время, лет полета, тогда-то я был лихой…

Молча стояла красивая казачка — гордо посаженная на высокой и сильной шее голова, жесткие черные волосы, кожа смугловатая, губы алые. Отнякин, на что тюфяк, как увидел молодку, чуть из седла не выпал. А та вдруг дернула подбородком и обожгла взглядом Пересветова.

— Казачок, — позвала полным, чуть сорванным на вольном воздухе голосом, — казачок, заезжай молочка выпить.

Пересветов смутился. В школе он, конечно, влюблялся, как того требовал возраст, но никто об этом не знал. Отболев полудетской любовью, как неизбежной корью, начал учиться всерьез: на сверстниц смотрел как на «хромающих» по литературе или по истории учениц. И все. История, другие науки, армия… В увольнение из полка он не ходил — уставал так, что добраться бы только до койки. А сейчас… Андриан и сам не понял, как повернул коня, словно к себе домой. Было вареное кислое молоко с коричневой корочкой, холодное и густое, а потом — звезды в глазах… белый туман цветущих вишен и уплывающий хуторок…

* * *

В ночь перед наступлением, в двадцать три часа, прозвучала тревога. Были дополучены патроны и гранаты. До боя оставались считанные часы. Подъехало, судя по особым интонациям баса, высокое начальство, возможно, сам командир дивизии.

— Личный состав накормлен? Фронтовые выданы всем? — напористо звучал его бас в темноте. — Как настроение, хлопцы: дадим немцам прикурить?

— Воевать так воевать! — рявкнул кто-то. — Ждем команды — и вперед за орденами!

— Добро, — щелкнула дверца, мотор заурчал, и эмка уехала, оставив запах хорошего бензина.

В ноль часов тридцать минут кавалерийский полк прервал ставшее за несколько дней похода привычным движение в одном — западном — направлении и круто повернул на юг. Перешли вброд Северский Донец. За Донцом полк разделился на эскадронные колонны. С юга совсем отчетливо донеслись звуки редкой ночной перестрелки. Конница остановилась. Эскадроны были рассыпаны по балкам во втором эшелоне. Подготовленная к наступлению группировка наших войск фронтом была обращена на юг и далее на юго-восток, в сторону Азовского моря. В случае успеха удар мог привести к окружению войск всего правого фланга группы немецко-фашистских армий «Юг».

ГЛАВА V

Была глубокая ночь. Майская ночь, короткая. Спешенные бойцы ушли вперед, коноводы с лошадьми остались в балке. Каждый держал не три, как обычно, а шесть лошадей.

С шипением полетели сигнальные ракеты, оставляя за собой белесые зигзаги, тяжело ухнуло раз и другой, а потом пушечные удары слились в сплошной рев. Лошади в беспокойстве задвигали ушами, натягивая поводья.

Десять минут длилась артподготовка. Наконец, немцы опомнились и открыли ответный огонь. В светлеющем небе вспыхивали белые огни. Земля дрожала от сокрушительных ударов.

Пересветов стоял, сдерживая вырывающихся коней. Немцы начали бить по вторым эшелонам и резервам. Близко от коноводов четвертого взвода рвануло.

Андриан увидел летящий снаряд, может быть, его тень. Но взрыва не услышал.

Просто показалось, что плеснуло в лицо чем-то горячим и упругим, зазвенело в ушах, и тут же все стихло…

Занялось утро, а над горизонтом низко плыла длинная тяжелая сизая туча, закрывая солнце. Когда Андриан очнулся, ему показалось, что воздух словно стал плотней, трава поднялась выше. И, кроме него, в балке никого не было. Густая трава вдруг подозрительно заколыхалась, Андриан насторожился и, удерживая лошадей, левой рукой, правой начал тянуть из-за спины карабин. Но в траве мелькнула знакомая отнякинская физиономия — только почему-то обычно короткие белые волосы его длинными прядями закрывали лицо.

Сзади раздался тихий вибрирующий свист, и на плечи Пересветова упала черная петля, аркан натянулся, в глазах стало темнеть. Андриан выпустил из рук поводья и, теряя сознание, навзничь рухнул в траву…

Потом он услышал глухие, будто сквозь вату, голоса; попытался открыть глаза, но ничего не получалось — мешала мучительная дрема, полузабытье. Наконец он с трудом разлепил веки и смутно увидел озабоченное лицо Отнякина и Халдеева, которые почему-то были одеты не по форме: вместо гимнастерок — свободные холщовые рубахи неопределенного цвета, вместо синих шаровар — такие же портки, заправленные в мягкие, на тонкой подошве и почти без каблука кожаные сапоги, а грубые армейские «кирзачи» исчезли.

— Очнулся, вражий сын, — как будто нараспев, сказал Отнякин, — ну, сказывай, где вежи половецкие?

— Снимите с него путы и поставьте перед лицом моим, — раздался властный голос, похожий на голос Рыженкова, с каким-то странным произношением.