Игорь Бестужев-Лада - Отвага

• Название: Отвага
• Автор: Игорь Бестужев-Лада
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Сборник повестей и рассказов романтико-героической направленности. Остросюжетные, занимательные произведения на разнообразном материале раскрывают перед читателем понятие «отвага».

---

Батурин поступил хитро. Когда я вошел и поздоровался, он ответил мне рукопожатием и извинением, что у него нечто срочное, какая-то деловая, не терпящая отлагательства бумага, но через пять минут он будет свободен, а я пока, если желаю, могу осмотреть скромные экспонаты музея. В общем — естественно и ненавязчиво он меня «приобщил» и на сто процентов добился своей цели. И когда он «окончательно освободился», я сам засыпал его вопросами: за что этот приз? а кто этот старший сержант или капитан? почему лежат в музее эти книги? Батурин старался отвечать мне поподробней, и в ходе нашего разговора выяснилось, что до меня в дивизионе служили два будущих кандидата наук, один лауреат Государственной премии СССР, один лауреат премии Ленинского комсомола Белоруссии, один подающий надежды молодой писатель, автор повести «Берегу тишину», и даже доктор технических наук — это его увесистый том по электронной измерительной аппаратуре лежал под стеклом витрины.

— А кое-кто говорит — «дыра»! — сказал Батурин.

Я хотел возразить: едва ли служба в дивизионе сыграла в жизни этих людей решающую роль. Но промолчал. Кто знает, кто скажет, когда наступает этот самый звездный час? Может быть, идея кандидатской диссертации пришла к будущему ученому именно здесь — за пультом или за экраном станции, а первые образы повести — на тренировках расчетов или на полигоне во время пусков? Одно было вне сомнений: здесь, в нашей «дыре», на нашей замечательной, на нашей изумительно красивой «точке» эти люди кое-чему научились и в первую очередь, наверно, честному, заинтересованному отношению к делу, к выполнению долга, каким бы он ни был, этот долг — долгом солдата, долгом рабочего или долгом ученого… И я не стесняюсь сейчас сказать, что подумал тогда: а я… сумею ли я заслужить право на то, чтобы и моя фотография тоже была в-этой комнате?

Батурин просмотрел мою кандидатскую карточку, что-то записал в толстую тетрадь, напомнил, что надо вовремя и без напоминаний платить членские взносы, спросил, какое партийное поручение я хотел бы получить (я сказал: кружок по борьбе самбо), и даже поинтересовался, есть ли у меня невеста. На все вопросы я ответил, а относительно невесты сказал, что невесты у меня пока нет…

Недалеко от штаба меня перехватил капитан Лялько.

Солнце еще не зашло, но стояло очень низко на западе, и весь наш городок лежал в прохладной синей тени.

Лялько остановился на дорожке, закуривая, и, когда я поравнялся с ним, спросил:

— Уже по домам?

— Рабочий день окончен, товарищ капитан! — бодро прищелкнул я каблуками.

— Это точно. Эта истина познается сразу. А как он прошел? Все-таки первый!

— По распорядку, товарищ капитан. Все занятия были проведены в соответствии с утвержденным расписанием.

Для начала я решил держаться с ним официально даже в неофициальной обстановке. Кто его знает, какой у него «ндрав»? Да еще при таких усищах!

— Значит, порядок?

— По-моему, порядок.

— Вообще-то я хотел к вам зайти. Но потом решил не пугать. Знаете, как бывает? Увидит молодой лейтенант старшего командира — и пошел мазать со страху, точнее — не со страху, а от волнения, от боязни в чем-нибудь ошибиться. Придешь — и ему настроение испортишь, и себе, и день, считай, впустую… Лучше так, после занятий, один на один. Так что выкладывайте все ваши беды, пока я добрый. Все выкладывайте: чем довольны, чем недовольны. Новичку ведь это обычно сразу бросается в глаза, мы-то, старожилы, со многим могли тут свыкнуться. Да и свыклись, если честно.

— Ну если вы, товарищ капитан, уже свыклись, то я еще не все сумел как следует разглядеть. Вот недельки через две, через месяц…

Лялько кивнул соглашаясь:

— Тоже, Александр Иваныч, верно замечено. Сплеча рубить не стоит — лучше повнимательней приглядеться. Командирами расчетов довольны?

— В принципе — да.

— Считайте, что вам повезло. Донцов у нас лучший в дивизионе, а на состязаниях — и в полковом масштабе. И Кривожихин неплох. С таким народом, как у вас во взводе, нам четверок мало. Учтите сразу: четверки ракетчикам не к лицу. Поняли?

Мне казалось, что я понял — чего ж тут не понять! Но у этой фразы был, оказывается, подтекст, который дошел до меня много позже.

Домой я пришел весьма измотанный, но и весьма довольный — начало было положено, и положено, если говорить честно, неплохо. Немного полежал, размышляя и пытаясь подсчитать, сколько дней может идти сюда обыкновенное письмо и письмо-авиа, дал себе слово завтра обязательно написать отцу, сообщить свой адрес. А Рине — для пересылки Борису Ивакину? Писать или не писать? Ладно, это не к спеху — успеется.

Нагорный где-то болтался, Моложаева тоже не было — у них на СРЦ, как я слышал, полетел какой-то блок, и они весь день его перетряхивали. Было самое время кое-что записать.

Сначала я услышал топот сапог в коридоре, потом щелкнула дверь.

— Приветик! — сказал Нагорный.

— Привет.

— Пришлось, понимаешь, сержантам вздрючку дать. По распорядку самоподготовка, а они телевизор включили и футбол смотрят.

— Насколько я помню, футбол у самоподготовки отнимет всего пятнадцать минут.

— Дело не в минутах! Распорядок утвержден, и его надлежит выполнять! Без всякой филантропии.

— Правильно в принципе. Но я своим футбол разрешил посмотреть. Тем более что играет ЦСКА. Пусть поболеют — разрядка тоже нужна.

— Давай, давай! — хмыкнул Нагорный. — Давай либеральничай. Твой взвод — твоя морока. Но хочу предупредить: по собственному опыту знаю — не оценят, товарищ лейтенант! Не оценят! А начальство может и стружечку снять при случае — за ослабление требовательности.

Нагорный вышел в коридор — видимо, умываться, вернулся, что-то долго искал в своей тумбочке, потом под ним скрипнули пружины, и он зашелестел газетой.

— Слушай, Игнатьев, что ты там кропаешь? Вчера, не успел приехать, кропал, сегодня кропаешь. Неужели у тебя столько знакомых баб и родственников, что ты еще не всем адресок сообщил?

— Роман пишу.

— Р-роман? И о чем же, извольте полюбопытствовать?

— О нашей жизни.

— Мол-лодец! О нашей жизни мало пишут — об этом частенько в прессе возглашается… И меня изобразишь?

— А ты хочешь?

— Дело хозяйское. — Нагорный вздохнул. — Пиши, изображай. А мне, видать, придется у начальства койку в другом месте просить — с вами тут с ума можно сойти с тоски… Р-роман! Я вот что тебе, Игнатьев, скажу: не пиши ты о нашей жизни, лучше детективчик состряпай. Литературы там никакой не надо, таланта особого тоже. Ухлопай кого-нибудь в начале или ограбь — и выпускай на свет божий своих знатоков. Издавать и раскупать будут нарасхват и в Союз писателей примут… Но если серьезно, то грустно, брат ты мой: детективщики у многих из нас давно уже отбили вкус к настоящей литературе. Страшно подумать, что мы иногда читаем. Или по телеку глядим.

Я не во всем согласился с ним относительно детективщиков, но понял, что он не однозначен, как мне вначале показалось.

ТРЕВОГИ И СОМНЕНИЯ

В класс, где должны были заниматься мои расчеты, я вошел минут за пять до начала.

— Да этому недоумку с его книжечками-библиотечками только строителем служить! — кричал Донцов. — Образование! Техникум! Был, идиот, дураком, дураком и остался! — Говорил он, надо полагать, о рядовом Касьянове, который, едва сдерживаясь, молча стоял перед ним весь красный. — Служит почти полгода. Элементарные вещи проходим, а он выше тройки не тянет!

Даже издалека я заметил, как у Касьянова дрожат от обиды губы — мальчишка мальчишкой!

— Перестань, Донцов! — глухо сказал вдруг Броварич, загораживая Касьянова. — Перестань, понял? Здесь не кабак! И не базар!

— А ты заткнись, лейтенант недоделанный! — взвился Донцов. — Иди поучай своего Кривожихина, а в мой расчет не суйся, понял?

Броварич прищурился:

— «Мой»! Наполеон тоже! Только я все равно человека оскорблять не позволю! Ты тоже понял?

— Ат-тставить разговоры! — с некоторой лихостью скомандовал я, сделав вид, что появился в классе всего секунду назад. — Старший сержант Кривожихин!

Опередив растерявшегося от неожиданности Донцова, вперед выступил Броварич.

— Старший сержант Кривожихин, рядовые Бобров и Никулин пошли в канцелярию батареи за учебными пособиями.

— О чем у вас спор, товарищ старший сержант? — спросил я у Донцова.

— Мелочь, товарищ лейтенант! Не стоит вашего внимания.

И тут Броварич не выдержал:

— Оскорбление солдата командиром — это не мелочь!

Я повернулся к нему:

— То есть? Докладывайте.

— Есть! Старший сержант Донцов при всем взводе обозвал рядового Касьянова недоумком, идиотом, дураком, бараном. Это злостное нарушение устава. За это и по Уголовному кодексу можно под суд!