Леонид Платов - Птица Маук

• Название: Птица Маук
• Автор: Леонид Платов
• Жанр: Научная Фантастика

Одной из наиболее увлекательных загадок Арктики в течение долгого времени была так называемая «Земля Санникова». Еще совсем недавно, в мае 1946 года, в научных кругах была высказана новая догадка по поводу появления и исчезновения этой таинственной земли.

Предлагаемая вниманию читателя киноповесть «Птица Маук» написана по мотивам научно-фантастического романа академика В. А. Обручева «Земля Санникова». Сюжет сценария значительно изменен по сравнению с сюжетом романа.

Общая научная редакция киноповести осуществлена академиком В. Обручевым, консультация по вопросам истории материальной культуры — доктором исторических наук В. Никольским.

---

Никто не замечает Горюнова, который бегом спускается с горы. «Прими Большой Дар, Птица Маук! — доносятся, подгоняя его, зловещие выкрики. — Веселись сегодня, Птица Маук! Разжигай подземные костры, ешь, громовая Птица!»

Сложенными накрест копьями воины оттесняют детей к пропасти. Пронзительный крик. Кеюлькан, стоящий у самого края, судорожно цепляется за камни. Ноги его висят над пропастью. Внизу по дну ущелья перебегают огоньки. Нерхо отвернулся, закрыл лицо полой мехового плаща, чтобы не видеть гибели сына.

Вдруг в освещенном факелами круге показывается рука и отводит копье, нависшее над Кеюльканом.

Горюнов встает перед толпой.

- Откуда этот человек, кто он?

Рау, оскалив зубы бросается к Горюнову

— Прочь! Это отдано Маук!

Он вырывает у оторопевшего воина копье. Горюнов швыряет колдуна на землю. Отнимает копье.

— Маук сожжет тебя! — крикнул Рау с земли.

Пелена дыма рассеялась. Далекая скала видна вся, от подножья до вершины. Странные угловатые очертания ее действительно напоминают злобно нахохлившуюся птицу. Из расщелины поднимается дым, точно внизу курятся жертвенные костры.

Дикари, распростершись ничком, лежат на каменистой площадке. Горюнов стоит неподвижно, держа копье. Силуэт его четко выделяется на фоне струящегося из пропасти дыма и отсветов пламени.

Дикари поднимают головы. Нет! Смельчак невредим.

Они нерешительно приближаются к нему, смыкая круг, притягиваемые любопытством.

Нерхо тронул Горюнова за руку.

— Кто ты?

Горюнов всматривается в ею лицо. Это хорошее, смышленое и доброе лицо. В нем нет злобы, только удивление и робость.

— Я твой друг, охотник! Что это?

— Маук. Птица Маук.

Горюнов оборачивается к камню, которому приносят жертвы, но его уже снова затянула пелена дыма.

Нерхо, проследив его взгляд, говорит, изумленный:

— Ты отнял дар у Маук!

— Да.

— И ты не боишься Маук?..

Оправившись от поражения, Рау протискивается сквозь толпу. У него спутанные седые волосы, морщинистое и подвижное лицо с темными, беспокойными, глубоко запавшими глазами. Он смотрит на Горюнова снизу вверх, злобно усмехаясь, гримасничая, разевая рот, чтобы казаться страшнее.

— Ты отнял дар у Маук. Так! Кто же теперь даст нам удачу в охоте?..

Горюнов внимательно следит за его движениями, готовый к отпору. Но колдун изменил тактику. Он хочет осмеять своего соперника. Кривляясь, выгибая колесом грудь и нелепо приседая, он передразнивает гордую осанку Горюнова. Вдруг движением фокусника выхватывает у него из рук копье.

Толпа колыхнулась. В свете факелов тускло блеснул кремневый наконечник.

— Вот копье, — кричит Рау торжествуя. — Расколдуй! Пусть летит далеко. Дай вместо Маук удачу в охоте!

Он шзыряет копье под ноги Горюнову.

Толпа снова придвинулась к пришельцу.

У воина, стоящего рядом, Рау вырвал топор. Согнулся под его тяжестью. Непочтительный смешок в толпе. Рау злобно оглядывается. Смех тотчас смолкает.

Колдун бросил топор к ногам Горюнова.

— Топор тяжел. Сделай его легким. Сделай его острым. Дай удачу в охоте!

Гул голосов. Мелькнуло озабоченное лицо Нерхо.

Мстительйый хохот Рау. Ущелье наполняется разноголосым шумом, будто множество камней сорвалось вниз. Все вокруг гудит, грохочет.

Сжав губы, Горюнов идет на оробевшую толпу островитян, шаг за шагом оттесняя ее от пропасти.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕРТА ОБИТАНИЯ

Горюнов поднял голову со шкуры медведя, на которой лежал. Где он? Над ним нависли сумрачные своды пещеры. Рядом чадит фитиль, плавающий в каменной плошке. Пещера очень велика, края ее те-f^iofca no мгле, хотя посредине пылает несколько Костров.

Прямо перед собой Горюнов различает огромные угловатые тени. Это на противоположной стене раскачиваются странные силуэты человеческих фигур с косматыми головами и сутуловатыми плечами.

Горюнов жмурится, встряхивает головой, чтобы прогнать наваждение, снова открывает глаза. Нет, видение не пропадает.

— Выпей отвара, — раздается голос над ухом. — Ты говорил о непонятном. Твоя душа была далеко.

Повернувшись на локте, Горюнов видит человека, сидящего неподалеку в углу и при тусклом свете каменной плошки обрабатывающего камнем камень. Склоненное лицо его, по которому перебегают отсветы пламени, сосредоточенно и спокойно.

«А!.. Ведь это Нерхо!..»

И все пережитое вспомнилось сразу.

На зеленый остров-оазис среди льдов Горюнов добрался уже осенью, к концу полярного дня. Вскоре зашло солнце, взошла луна. Наступила зима, ночь.

На зиму островитяне забираются в пещеры, как медведи в свое логово. Живет племя преимущественно теми запасами, которые собраны за лето. Мужчины готовятся к весенней охоте, изготовляют оружие: каменные топоры, ножи из обсидиана, кремневые наконечники для дротиков. Костяными иголками и кишками животных женщины сшивают шкуры — одежду.

У костров тянется томительно-долгая ночь. Уродливые тени раскачиваются на стенах. Плывет под сводами, как дым от костра, тоненькая, заунывно-монотонная мелодия песни. Похоже на сон, на тяжелую дрему.

И вправду — Горюнову казалось вначале, что это все чудится ему в каком-то диковинном, необычайно затянувшемся сне. Возможно, объяснялось это тем, что он был болен: скитания на льдине, в потоке дрейфующих льдов не прошли для него даром. Ноги были отморожены. Удалось сохранить их только стараниями доброго Нерхо.

— Ты враг Маук, — объяснял ему Нерхо, поя его целебным отваром из трав. — Значит, ты друг наш.

Подвиг пришельца, осмелившегося отнять Большой Дар у грозной Птицы, чрезвычайно поразил воображение островитян. По отдельным отрывочным фразам, по особой почтительной робости обращения Горюнов догадался: с нетерпением ждут лета, чтобы увидеть, сумеет ли он расколдовать заговоренные копья.

Горюнову было непонятно вначале и другое: почему он стал сразу изъясняться на языке этих первобытных людей? Потом понял: в языке у них было много общих корней с чукотским, который Горюнов изучал еще на поселении.

— Лучше стало. Спасибо, Нерхо! — бормочет он, снова опускаясь на шкуры. — Продолжай свою песню. Ты дошел до Большой воды и остановился со своим племенем в мысе Иркапий.

Это очень длинная песня, почти без мотива, эпический речитатив, однообразный, как тундра, потому что предки островитян были жителями тундры, — передающийся из поколения ^поколение рассказ об исходе, о бегстве народа онкилонов с Большой земли.

Подумать только, что об онкилонах Горюнов читал перед самым своим арестом еще в Петербурге, в университетской библиотеке! Небрежно листал «Плаванье на «Веге» Норденшельда, проглядывал краем глаза картинки: плохо исполненные изображения разрушенных землянок, фотографии найденных Норденшель-дом каменных топоров и кремневых наконечников. Для чего ему это понадобилось тогда? Для какой-то справки в студенческом реферате…

Мог ли он знать, что спустя несколько лет будет наблюдать, как сгибаются и разгибаются над своими изделиями каменотесы-оружейники, лежа у первобытного костра в пещере, и слушать, как онкилон напевает тонким голосом:

«…И увидели перед собой воду и лед. Но по пятам за
Ними Шли оленные чукчи. А за спиной чукчей были люди Грома…»

Итак, Норденшельд ошибся: народ онкилонов жив. Развалины жилищ из китовой кости на мысе Иркапий, которые посетил и срисовал Иорденшельд, проходя на «Веге» вдоль северных берегов Евразии, были предпоследней, а не последней стоянкой племени!

На долю Горюнова выпало проследить дальнейший путь онкилонов по льду в глубь Арктики. Когда он вернется в Петербург, если он вернется в Петербург! — его сообщение в Академии наук положит конец спору об онкилонах, который ведется более столетия.

Всех ближе на поверку оказался к истине адмирал Врангель[2].

Известно, что в конце XVII века загадочный народ онкилонов занимал весь азиатский берег от Шелаг-ского мыса до Берингова пролива. Уже к началу XVIII века всякие упоминания об онкилонах прекращаются, — они как в 1Воду канули.

Врангель предположил, что онкилоны бежали от чукчей на гипотетическую землю, существование которой довольно точно указал и которая впоследствии была открыта и названа его именем, однако следов пребывания там беглецов не обнаружено.

Почему? Да потому, что, вступив на лед, онкилоны взяли направление не на северо-восток, что вывело бы их на остров Врангеля, а на северо-северо-восток, так как впереди — и они знали это — тоже был острое.

По-иному выглядела отсюда, из пещеры, в отсветах костров, и трагедия народа, потерявшегося на бескрайном побережье Ледовитого океана.

Правильно, что оленным чукчам и онкилонам было тесно рядом. Убогая фауна и флора тундры, не могли прокормить их. Чукчи оказались сильнее в борьбе. Шаг за шагом они оттесняли: противников со старых, привычных охотничьих угодий, гнали к морю…