Олег Тихомиров - Иван — холопский воевода

• Название: Иван — холопский воевода
• Автор: Олег Тихомиров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Повесть об Иване Болотникове — вожаке самого крупного крестьянского восстания XVII века на Руси.

Книга рассчитана на школьников среднего возраста.

---

А как же грамота, которую написал Годунов взамен отобранной у гонца? Откуда знал все Борис до возвращения Шуйского из Углича? Значит, Борис и Шуйский заодно были?

Про ту грамоту люди говорили. Верно ли, нет — теперь не докажешь, а слухами земля всегда полнилась.

Часть первая (159! —1592 годы) ХОЛОП КАК МНОГИЕ

На пожарище

Покуда Шуйский вел дознание в Угличе, грянула беда на москвичей. Кто-то в трех местах поджег Белый город. Огонь пошел гулять по деревянным строениям… Лишь пепелища потянулись следом, как после татарского набега.

Пламя наступало сплошной стеной. Тушить его никому и в голову не приходило. Не с бадейкой же бежать на реку. А потому старались поскорей вынести что могли. Ветер подхватывал вихри огня, рассыпал искры, тешился, словно на дьявольском пиру. Повсюду слышались крики и вопли. И весь этот шум, горестный и безутешный, придавливали звуки набата.

Иван Болотников, молодой холоп князя Телятевского, вышел со двора на улицу. Постоял, прислушиваясь, поглядел на людскую суету и направился в сторону Белого города. Зачем шел, Иван поначалу и сам не знал. У него там не было кого выручать: ни родни, ни дома.

Подворье Андрея Андреевича Телятевского находилось в Китай-городе, куда огонь переметнуться не мог: путь ему преграждали ров с водой и надежные стены. Но и здесь, в середке Москвы, люди с беспокойством поглядывали окрест: не залетел бы и к ним красный петух. Тогда уж не упусти миг, хватайся за топоры да багры, сбивай огонь, пока он слаб и робок.

Чем ближе подходил Иван к стене, отделяющей Китай-город от Белого города, тем резвее становился его шаг. А заслышав шум и крики у городских ворот, он и вовсе рванул бегом.

Ратные стражники не пускали толпу, которая норовила прорваться через ворота в Китай-город. Размахивая палками, они кричали:

— Осади назад! Куда жмешь?!

— Пошел… Пошел прочь!

А толпа яростных погорельцев все напирала.

— Пусти, ироды!..

— Псы сторожевые…

Пришлось ратникам взяться за бердыши. Толпа отхлынула, да ненадолго. Иван подошел к сторожам сзади.

— Тебе чего? — спросил один из них. — Не мешайся.

— Мне туда, — Иван кивнул в сторону горевшего посада.

— Пошто? — Стражник видел по одежде, что перед ним господский слуга.

Но Иван и себе не смог бы ответить, зачем ему на пожарище. Наверно, общая беда толкала туда, где бесился огонь…

— Надобно, — сказал он.

И как только произнес это, сразу же вспомнил про деда Федора. Старый, сморщенный, потемневший лицом Федор жил в той части Белого города, что подступала к Яузе. Иван, случалось, захаживал к нему — повспоминать об отце, посидеть часок, отвести в разговорах душу. Многое повидал на своем веку старик. Был он в свое время единственным дворовым у обедневшего дворянина Исая Болотникова, которого убили в Ливонскую войну. Хорошо помнил Федор поход Грозного на Казань. Брал ее вместе с дедом Ивана.

«Твой дед был человек крепкий, нрава крутого, — пускался Федор в воспоминания. — За то и пострадал в опричнину. А Исай уже и сам-то был гол как сокол. Мы с ним оба всю жизнь в походах маялись…»

С минувшего лета начал старик сильно сдавать. Путал людей и события. В прошлый раз не смог Ивана признать, спросил, слеповато щурясь: «Ты кто, касатик?» — «Иван Болотников я, сын Исая. Аль запамятовал?» — «Не ведаю такого. Тебе чего?» Приподнявшись с лавки, старик сделал шаг навстречу. Какая-то девка, лет пятнадцати, — Иван раньше не видел ее здесь — метнулась к Федору: «Садись, дедушка. Не ровен час — упадешь». Старик попросил: «Дай попить, Стеша». Девица налила ему кружку кваса. Такую же — полную до краев — с поклоном поставила перед Иваном: «И ты отведай».

Пока пил, Иван перехватил ее взгляд. Она смутилась, повернула голову. «Вкусен твой квас. — Он обтер губы. — Благодарствую!» — «На здоровье». Она опять взглянула на него, а щеки так и зарделись. «Ты чья?» — спросил Иван. «У дедушки живу. Неможно ему без пригляду. А отца-матери у меня нет».

С тех пор Иван не был у деда Федора.

— Надобно, — повторил Болотников и потребовал: — Пусти.

* * *

К избе старика подойти он не смог. Людская река текла навстречу. Все кричали, ругались, что-то тащили, волокли. Ивану казалось сперва, что он один продирается сквозь эту гудящую человеческими голосами реку, но, приглядевшись, увидел, что нет, и еще кое-кто так же, как он, устремился против течения, вовсю работая плечами и локтями.

Потом толпа стала редеть. Зато дым делался гуще, злее. Он ел глаза, горечью оседал во рту. Вот тут и понял Иван: идти дальше бесполезно, что ему делать на пепелище?

…Обессиленный и пропахший дымом Болотников шел назад к воротам Китай-города. Народ был ожесточен и угрюм. Со всех сторон проклинали поджигателей.

— Своими руками поотрубал бы головы, — говорил добродушный с виду старик.

— Легкая смерть для злодеев, — добавил мрачный, всклокоченный мужик. — Четвертовать их либо на кол. — Глаза у него разожглись, будто кто на уголья подул.

— Да, может, и не было их, злодеев-то, — проговорил Иван. — Долго ли ветром искру принести! Не углядел — ан и пошло.

— Ты сам-то откуда взялся? — смерил Болотникова мужик настороженным взглядом.

— Я — человек князя Телятевского. На пожарище ходил.

— Пошто ходил-то? Живешь ить не здесь.

Иван увидел, как, взглянув волком, вздрогнул всклокоченный и взялся за топор, что был заткнут за пояс. Да и другие враждебно на Ивана уставились.

— Знамо, поджигатель, — изрек чей-то глухой голос.

— Чё говорить!

— Хватай его! Бей!

Тут бы и конец Ивану. Уже потянулись к нему руки, да в это время резануло наступившую на миг тишину:

— Не трогайте его. Пустите!.. Ко мне ходил.

Среди лиц со взглядами тяжелыми, насупленными увидел одно — чистое, девичье. Из широко раскрытых голубых глаз исходил испуг. Да это та самая девица, что за Федором приглядывала.

— С одного с ним двора небось… — раздался чей-то недоверчивый голос.

Но некоторые знали ее.

— Да она здешняя, — послышалось вокруг.

— Верно, Стешкой зовут…

Иван увидел, как мужик засунул топор обратно, шагнул прочь. А на Стешином лице все еще стыл испуг. За него, за Ивана, испуг — понял Болотников.

Гонения

Пожаром выжгло в Москве весь Белый город. Правитель Борис Годунов приказал хватать всех подозрительных. И опять поползли слухи. Говорили, будто были схвачены среди прочих слуга Нагих Ванька Михайлов вкупе с банщиком Левкой. И тот банщик, мол, признался, будто получил от Ивана Михайлова деньги и запалил Москву.

В городе перед народом зачитывали царскую грамоту:

«…В пожаре московском повинен Афанасий Нагой. Велел он своим слугам накупить зажигальников и поджечь посад».

— Смерть им! — кричали в толпе.

2 июня думный дьяк Щелканов вышел к духовным чинам еще с одной грамотой. В ней было все то, что доложил царю, вернувшись из Углича, Шуйский: царевич сам закололся в припадке, а братья Нагие народ баламутят, козни против Годунова плетут.

— Царствие небесное почившему Димитрию Иоанновичу, — крестились священники.

— Братья Нагие в измене погрязли, — сказал патриарх Иов, стоявший за Годунова. — А посему кары заслуживают. Да на то есть воля государева. Все в его руке царской.

Государь Федор Иоаннович после долгих уговоров Годунова повелел привезти Нагих в Москву. В столице их доставили прямо на Пытошный двор. Сам правитель пожелал вести дознание.

Напрасно Мария Нагая молила царя простить схваченных братьев. Все было тщетно.

Нагие даже под пыткой кричали, что не виноваты ни в чем. Но Годунов пощады к ним знать не хотел. Семья Нагих была для него помехой. Не миновала злой доли и бывшая царица. Марию насильно постригли в монахини, после чего сослали в далекий Белоозерский монастырь.

Власти отомстили и посадским за бунт. Двести угличан было казнено. Даже колокол, всполошивший народ, был наказан — ему вырвали «язык», обрезали «ухо», сослали в Сибирь.

Самый молодой ратник

Едва утихомирился московский люд после пожара, только начал отстраиваться, как надвинулась новая напасть. У всех одно было на устах: идет с великой ордой на столицу крымский хан Казы-Гирей. Москвичи стали готовиться к отпору. Полки под началом князя Федора Мстиславского выступили к Оке, дабы дать бой татарам на переправах.

…На долгие версты растянулось по дороге русское воинство. Под копытами коней, под ногами пеших ратников клубилась теплая пыль. Лица у всех воинов были тревожные. Каждый думал: воротиться ли домой или придется сложить голову под басурманской саблей?

Поди, один лишь Иван Болотников радовался походу. Самым молодым был он в войске: шестнадцать лет недавно стукнуло. Да, не зря включил его Телятевский в свой отряд. На обучение не хуже других рубил саблей, колол копьем, стрелял из лука и самопала.