Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов

• Название: Генералиссимус князь Суворов
• Автор: Александр Петрушевский
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича, Вас. Остр., 2 лин.7
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1884

Перед вами книга, не издававшаяся в России более 100 лет. Это удивительно потому, что интерес к Суворову во все времена велик, а данная книга, состоящая из 3 томов общим объемом почти в полторы тысячи страниц, признана историками лучшей биографией величайшего русского полководца. И неудивительно, потому что по прочтении этой книги складывается образ гения, не укладывающийся в официальные рамки.

Издание представляет собой фундаментальное исследование жизни и военной карьеры генералиссимуса, наиболее полное и подробное из существующих монографий.

Первое издание этой книги, вышедшее в 1884 году, состоит из 3 томов приблизительно по 500 стр. каждый. В 1900 году вышло второе, переработанное издание - 1 том объемом около 800 стр. Оно содержит некоторые уточнения частных фактов биографии Суворова но, конечно, не может соперничать по объему фактического материала с первым изданием. 

Эта книга — первое издание.

Осенью 2005 года второе издание было переиздано издательством "Русская симфония". К сожалению, малым тиражом - всего 1000 экземпляров. Тем не менее, лед тронулся. Спасибо людям, вспомнившим о лучшем русском полководце.

Книга написана известным историком 19 века Александром Фомичем Петрушевским, генерал-лейтенантом русской армии. Биография составлена на основе анализа источников, по большей части рукописных и остававшихся неизвестными к тому времени, а также практически всей изданной литературы о Суворове. В конце 3 тома приведен полный список источников с краткой их характеристикой. Петрушевский советовал перед прочтением книги ознакомиться с этими источниками. Последовав его совету, действительно, многие вопросы, возникающие при прочтении, отпадают сами собой. Автором было изучено огромнейшее количество документов, но, как признается сам Петрушевский, его жизни не хватило бы для внимательного и всестороннего изучения всех материалов, которыми он располагал. На книгу у автора ушло 8 лет усидчивого труда.

 Труд сей, будучи весьма серьезным по содержанию, написан живым языком и легко усваивается каждым человеком, военным и невоенным, историком и даже системным администратором. Петрушевский ставил перед собой задачу беспристрастного жизнеописания Суворова. Это удалось ему совершенно.

---

Победы и успехи Суворова не всюду однако производили возбуждающее действие, не во всех вливали энергию и решимость: бездействие эрц-герцога Карла в Швейцарии продолжалось упорно. Там силы обеих сторон были почти одинаковы, но у Австрийцев гораздо больше сконцентрированы; несмотря на это австрийский главнокомандующий ничего не предпринимал. На этот раз его взгляды совпали с понятиями гофкригсрата, вследствие рутинных теоретических соображений, которых эрц-герцог, при всей своей даровитости, был далеко не чужд. Как ни старался граф Толстой, не мог сделать ничего: ожидание корпуса Римского-Корсакова выставлялось в виде неодолимого резона в связи с другими измышлениями. Мало того, сам ничего не делая, эрц-герцог мешал делать и другим. Венский кабинет давно разрешил присоединение к Суворовской армии войск Гадика, но эрц-герцог не отпускал их, ссылаясь на недостаточность своих сил; когда же Суворов бросился на встречу Макдональду, то по крайней и спешной необходимости, сам притянул в Пьемонт часть Гадиковых войск. Эрц-герцог пришел в неописанное волнение из за того, что таким образом якобы оставлен без прикрытия ключ театра войны (С-Готар), и хотел уже выводить войска свои из малых кантонов. Суворов не стал спорить и препираться, возвратил к Швейцарии оттянутые оттуда войска, кроме 3 батальонов, но эрц-герцог этим не удовлетворился и решил, что ему ничего не оставалось больше, "как вовсе отказаться от наступательных действий".

На подобные неудовольствия эрц-герцога нельзя иначе смотреть, как на каприз больного человека, ибо при силах в несколько десятков тысяч, не приходилось изменять наступательные проекты в оборонительные из за убыли 1500-2000 человек. Эрц-герцог Карл был действительно человек больной, временами даже очень больной, да и во взглядах на военное искусство с Суворовым не сходился. Как бы то ни было, армия эрц-герцога продолжала пребывать в упорном бездействии, и неудовольствия между ним и Суворовым накоплялись.

Иначе и быть не могло при положении, которое создалось для русского полководца на театре войны, в период, теперь описываемый. Даже такие всесильные аргументы, как факты, не в состоянии были сломить традиционной системы Венского кабинета, системы эгоизма, недоверчивости и робости. Едва победоносный фельдмаршал успел возвратиться к Александрии, как получил рескрипт императора Франца, писанный 10 июля. В нем указывалось на "неоднократные" повеления об ускорении осады Мантуи; говорилось об ожидаемом усилении Моро и соединении его с Макдональдом; об опасном положении Кейма, оставленного в Турине; о мерах к спасению его отряда при наступлении неприятеля. Хотя император верил в "опытность, храбрость и столь часто испытанное счастье" Суворова, но подтверждал: "совершенно отказаться от дальних и неверных предприятий, и о всяком важном предположении или действии предварительно доводить до его сведения".

Ответом на этот рескрипт служила реляция Суворова о победе на Треббии. Это несколько успокоило Венский двор, но отнюдь не избавило главнокомандующего от новых уроков гофкригсрата. Июня 29 император Франц снова писал ему, что хотя одержанная победа устраняет многие опасения, но предписывается отложить всякие помышления о наступательных движениях, взамен того усилить корпус Края и "исключительное внимание обратить на покорение Мантуи", а за нею Александрии, Тортоны, Кони и проч. Так как это же самое писалось Суворову и раньше, и после, то понятно, что ему оставалось одно - беспрекословно подчиниться.

Слова императора о счастии, постоянно покровительствующем Суворову, оскорбили его глубоко; в них сказывалась, сверх неверной оценки, еще и неблагодарность. Упоминая про это в письме к Разумовскому, Суворов говорит, что слышит такой отзыв не впервые, что тоже самое говорила в армии ослиная голова. "Его Римско - Императорское Величество желает", пишет он: "чтобы, ежели мне завтра баталию давать, я бы отнесся прежде в Вену". В другом его письме читаем: "я в Милане, - из Вены получаю ответ о приезде моем в Верону; я только что в Турин перешел, - пишут мне о Милане". Кроме того мы видели, что Суворов получил от императора Франца неприятное напоминание об осаде Мантуи, когда уже все распоряжения по этому предмету были сделаны. Подобными запоздалыми приказами из Вены была наполнена вся кампания; гофкригсрат привык всем руководить и видеть со стороны австрийских генералов беспрекословное исполнение. Но Суворов был человек другого характера и склада понятий. Он настойчиво требовал от Разумовского, чтобы этот ненормальный порядок был изменен и чтобы гофкригсрат вмешивался лишь "во внутренние детали, и из 4 углов на 1000 верст отнюдь в мои операции не входил... Я волен, служу когда хочу, из амбиции;... я не наемник, не мерсенер, который из хлеба им послушен... У гофкригсрата одна и две кампании мне стоили месяца, а как его владычество загенералисимствовало, может мне стать один месяц его кампании на целую кампанию... Выведите меня из пургатории, ничто не мило... Стыдно мне было бы, чтобы остатки Италии в сию кампанию не опорожнить от Французов... Распутная тонкость Тугута сгубила прежде здесь две лучших армии и повредила рейнскую... Честнее и прибыльнее воевать против Французов, нежели против меня и общего блага" 6.

В Вене давно уже заметили, а теперь окончательно убедились, что русский полководец вовсе не расположен быть слепым исполнителем присылаемых ему приказаний, а принимает из них лишь то, что по его мнению принять можно. Поэтому гофкригсрат, для большей уверенности в исполнении делаемых им распоряжений, стал многое передавать прямо подчиненным Суворову австрийским генералам и требовать от них непосредственных донесений в Вену. Такой порядок противоречил духу службы, да кроме того вводил в её исполнение сумбур, потому что приказания получались большею частью при изменившихся обстоятельствах, вели к недоразумениям и противоречиям, отменяли распоряжения главнокомандующего, подрывали авторитет его власти. Когда, в бытность Суворова еще в Турине, он, по первым вестям о наступательном движении неприятеля, приказал временно присоединить отряды Отта и Гогенцолерна к обсервационному корпусу Бельгарда, Край прислал ему копию с венского предписания, где говорилось, что до взятия Мантуи ни один солдат не должен быть отделяем из осадного корпуса. Во время осады туринской цитадели было перехвачено письмо коменданта Фиореллы, в котором значилось, что тамошняя артиллерия никуда не годится. О таком открытии было донесено, вероятно Кеймом, прямо в Вену, и оттуда последовало Шателеру приказание - артиллерию эту не исправлять. Суворов узнал про все это впоследствии; артиллерия была по его приказанию все таки исправлена и действовала потом при осаде александрийской цитадели. Когда туринская цитадель сдалась, но донесение об этом до Вены еще не дошло, Шателер получил оттуда замечание или сообщение, что осаду означенной крепости следует отложить до взятия Кони и Генуи ("чего глупее!" замечает Суворов), и что ушедший из под Турина Суворов может быть побит на голову, а армия погибнуть при отступлении, защищая множество протекающих в её тылу рек 6.

Честный и благородный Шателер держал постоянно сторону Суворова и если иногда скрывал от него венские распоряжения, то не из двоедушия, а чтобы не прибавлять горечи в его положение. Не так смотрели, в большинстве, другие генералы, а потому интриговали и своевольничали, благо в Вене поддержка была надежнее, чем у иноземца-фельдмаршала, которого кабинет выносил уже с трудом. Авторитет главнокомандующего видимо падал, положение Суворова становилось с каждым днем труднее, и борьба со скрытыми врагами утомляла его больше всяких других трудов по командованию армией. Подлинные слова его переписки с Разумовским, Ростопчиным, Толстым, преимущественно с первым, лучше всего это доказывают. "Суточные труды, скептическая огромная переписка с бештимтзагерами, беспрестанные от интриг неудовольствия к гофкригсрату - отчаяли меня... У них отнять перо, бумагу и крамолу, и бештимтзагерам отнюдь не относиться в гофкригсрат... Истекающую от глупого Демосфена - Дитрихштейна тайную корреспонденцию к моим подчиненным, для общей пользы крайне воспрепятствуйте: он развращает генерал - квартирмейстера- пространного гениума, деятельного спиритуса, ветренного юдициума... Гофкригсрат, не касаясь до меня, повелевает частными, мне недоведомо; так генерал - квартирмейстеру, от которого я следственно завишу... Проекторы, элоквенты, пустобаи питают гофкригсрат... Тугут шпионирует здесь переписками с генерал-квартирмейстером чрез своего учителя, Дитрихштейна; это старику не хвально, лучше писать прямо ко мне, а разумнее через вас...Таковые подлые невежества, сопряженные с многоместными скрибенскими интригами против моего чужестранства, принуждают меня не терпеть ни часу и сложить с себя мою должность... Вы одни дайте мне к тому способ... чтобы мне отнюдь не мешали гофкригсрат и гадкие проекторы... Подъяческий штиль, которым без моего ведома пишут в гофкригсрат, сколько ни взыскиваю, вывести не могу" 7. И действительно бесцеремонность, забвение приличий и неуважение Венского двора к главнокомандующему, выпрошенному им самим у Русского Государя, не знали границ. Когда Суворов стал составлять план операций (будет сказано в своем месте), Шателер остановил его замечанием, что это противоречит высочайшему повелению и на вопрос - какому, отвечал - полученному Меласом.