Вячеслав Лопатин - Суворов и Потемкин

• Название: Суворов и Потемкин
• Автор: Вячеслав Лопатин
• Издательство: Наука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-02-009553-2

С середины XIX в. зародилась версия о Г. А. Потемкине как о «завистливом временщике», «бездарном военачальнике», который мешал своему подчиненному А. В. Суворову победоносно закончить войну 1787—1791 гг., утвердившую Россию в положении черноморской державы. На основании обширного документального материала, в том числе новых архивных документов, в книге опровергается эта легенда, показана истинная роль этою выдающегося государственного и военного деятеля России, восстанавливается правда об отношениях этих исторических личностей нашей страны, рука об руку трудившихся на благо Родины.

Для широкого круга читателей.

---

Но Суворов успел. По размытым дождями дорогам, форсируя реку, на которой поднявшаяся вода снесла понтоны, суворовские чудо-богатыри прошли сто верст за двое с половиной суток. Стремительность марша была столь велика, что казалась невероятной. Австрийцы, увидев подходившие русские войска, называли их своими спасителями, воспрянули духом. А верховный везир якобы повесил «за ложные слухи» своего шпиона, донесшего о прибытии Суворова.

Суворов мгновенно оценил обстановку. Медлительность везира позволила ему соединиться с австрийцами, а разбросанность турецких сил по трем группировкам давала возможность бить их по частям. Посвященный в план сражения, Кобург колебался. Даже с учетом подошедшего корпуса Суворова (7-8 тысяч при 30 орудиях) союзники насчитывали не более 25 тысяч, в три с лишним раза меньше, чем противник (около 80 тысяч при 80 орудиях). Суворов заявил, что атакует в одиночку. Это задевало честь австрийцев, и Кобург решился. Отметим любопытную деталь: в ордере, данном Суворову 8 сентября, Потемкин, подтвердив широкую свободу действий суворовского корпуса, указал главную задачу: «Содействие Ваше Принцу Кобурху для атаки неприятеля я нахожу нужным, но не для дефензивы» (т. е. не для обороны.— В.Л.)  [119]. Русский полководец и не собирался обороняться. Он чувствовал, что пробил его час. Мучительная лихорадка, изнурявшая его последнее время, прошла; напряженное ожидание — успеет ли он или не успеет придти к австрийцам — сменилось уверенностью в успехе, точностью и быстротой распоряжений. Скрытный марш, внезапное появление перед противником, замечательно быстрое и точное маневрирование в ходе боя и неотразимые штыковые удары суворовских каре, принявших на себя основную тяжесть битвы, привели к полной победе. Прекрасно держались и австрийцы, сумевшие отразить массированные удары турецкой конницы. Кобург еще раз убедился в преимуществах суворовской тактики каре, уже испробованной в Фокшанском деле. Энергичное преследование противника довершило разгром. Заключительная атака на главный турецкий лагерь была произведена союзниками совместно.

«По жестоком сражении, чрез целый день, союзными войсками побит Визирь! 5 000 на месте, несколько сот пленных, взят обоз, множество военной амуниции, щетных 78 пушек и мортир. Наш урон мал. Варвары были вчетверо сильнее», — доносил Потемкину Суворов 11 сентября с места баталии. Узнав о численности армии верховного везира, Потемкин понял, что генеральное сражение, к которому готовилась русская армия, выиграно Суворовым. Генералам полетели ордера: развить успех, ускорить действия против опорных пунктов противника. Приказом по армии главнокомандующий отметил подвиг суворовских войск, подчеркнув, что в сражении «оказали безпримерную храбрость полки карабинерные». В кульминационный момент последней фазы сражения, когда бежавший в беспорядке неприятель пытался спастить за полевыми укреплениями главного лагеря, Суворов принял решение, не предусмотренное уставами. Изнуренная пехота была не в состоянии быстро приблизиться к лагерю. И Суворов бросил вперед карабинерные полки. На плечах бегущих конница ворвалась в лагерь, а подоспевшая вскоре пехота довершила дело.

Каким контрастом с успехами Суворова выглядели действия Репнина! В то время, как на берегах Рымника решалась судьба кампании, Репнин топтался под Измаилом. В крепости находились немногочисленные силы турок, деморализованные поражением при Сальчи. Да и крепость еще не была так основательно укреплена, как год спустя, когда Суворову пришлось брать ее штурмом. Войск у Репнина было не меньше, чем у Суворова в декабре 1790 г. Но князь Николай Васильевич не решился на приступ и после бомбардировки крепости отступил. Падение Измаила наряду с победой при Рымнике произвело бы ошеломляющее впечатление на противника. Но этого не случилось. И ведь Репнин был не из последних генералов русской армии. Он отличился под начальством Румянцева при Ларге и Рябой Могиле. Летом 1791 г. при Мачине, он командовал армией, поставившей точку в военных действиях на суше. Но Репнин был представителем «методичной» военной науки. Он всю жизнь оставался поклонником Фридриха Великого (которого знал лично), не обладая ни волей, ни гением своего кумира. Репнин презрительно называл суворовскую тактику «натурализмом», считая ее примитивной, а победы Суворова приписывал слепому счастью. Суворов знал об этом и платил Репнину устойчивой неприязнью. Сдержанно относился к Репнину и Потемкин. Но Светлейший был государственным человеком и честно сотрудничал и с Репниным, и с Каменским и со многими другими лично ему несимпатичными людьми. Его ордера и письма этим военачальникам всегда корректны, вежливы. Но в них никогда не было той сердечности, какой наполнены его письма к Суворову, Получив известие о Рымникской победе, Потемкин не мог сдержать своих чувств: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность; ты, мои друг люоезныи, неутомимой своею ревностию возбуждаешь во мне желание иметь тебя повсеместно. Колико оказано мое командование здесь наизнаменитым образом! Естли мне слава славой, то Вам честь честию. Будь уверен, что в полной мере прославлю Вашу ревность, храбрость и труды, и прошу, дай мне подробно о всем. Я рад, воздам щедрою рукою. Вернейший Ваш друг и слуга

Князь Потемкин Таврический

Каушаны. 15 сентября 1789 г.» [120]

Только имея перед собой это письмо, можно понять смысл ответа Суворова, посланного 18 сентября из местечка Текуч:

«Светлейший Князь, Милостивый Государь!

Между протчим 16 лет. Близ 200 000. Воззрите на статуты милосердным оком... Был бы я между Цинцинатом и репным Фабрицием, но в общем виде та простота давно на небесах. Сей глуп, тот совести чужд, оный между ими. Хотя редки, токмо есть Леониды, Аристиды, Эпаминонды. Неккер хорош для кабинета, Демостен для катедры, Тю-ренн в поле. Дайте дорогу моему простодушию, я буду вдвое лутче, естество мною правит. Драгоценное письмо Ваше цалую! Остаюсь с глубочайшим почтением,

Светлейший Князь, Милостивый Государь! Вашей Светлости нижайший слуга

Александр Суворов».

Не письмо, а целая поэма в прозе. Завидна эрудиция Александра Васильевича — от Леонида и Демосфена до Тюренна и Неккера. И все же, на что намекает он, уверяя, что простота древних идеальных героев давно на небесах? О чем просит Потемкина — «Дайте дорогу моему простодушию, я буду вдвое лутче!»? На какие статуты должен воззреть Светлейший милосердным оком?

Да, он был честолюбив, этот страстный человек, посвятивший себя любимому призванию — военному делу. Он знал себе цену и смело сравнивал себя с великими полководцами Древней Греции — «Хотя редки, токмо есть Леониды, Аристиды, Эпаминонды». Он чувствовал всем своим существом военного человека, что Рымник — настоящая, великая, искусная, а потому вдвойне славная победа. И он, никогда не забывавший несправедливости по отношению к своим заслугам, хотел, чтобы этот подвиг был оценен по достоинству. Он был убежден, что «человек, совершивший великие дела, должен говорить о них часто, чтобы возбуждать честолюбие и соревнование своих слушателей». «Титлы мне не для меня, но для публики потребны»,— говаривал Суворов. Сколько их было на его памяти — титулов и наград, розданных не по заслугам, добытых угодничеством и ласкательством, полученных по родственным связям — «по бабушкиному старшинству». Все эти, обошедшие его в чинах генералы — Салтыковы, Репнин, Долгоруков, Каменский — «разве они сделали для империи больше, чем я?!»— вырвалось у него восемь лет назад. «Сей глуп, тот совести чужд, оный между ими». Так, неужели, он — Суворов — должен уподобиться Цинцинату или Фабрицию — знаменитым римским полководцам, смиренно предававшимся после ратных подвигов трудам и утехам мирной сельской жизни. Первый, по преданию, ходил за сохой, второй сажал репу. Нет, «та простота давно на небесах». Получив письмо Потемкина, он в порыве радости признается ему в своем сокровенном желании: вот уже 16 лет воюет он против турок, почти 200 000 неприятелей разбиты им. «Воззрите на статуты милосердным оком!»— он заслужил, по праву и по чести, высшую и самую славную боевую награду русской армии — орден Св. Великомученника и Победоносца Георгия 1-й степени!

За двадцать лет, прошедших со дня основания Екатериной II четырехстепенного военного ордена Св. Георгия, только пять человек были удостоены 1-й степени Большого креста: Петр Александрович Румянцев, Алексей Григорьевич Орлов, Петр Иванович Панин, Василий Михайлович Долгоруков — все за победы в Первой турецкой войне.

Григорий Александрович Потемкин получил свой орден за взятие Очакова. Александр Васильевич Суворов стал шестым кавалером «Егорья Первой степени». Но, прежде чем рассказать примечательную историю этого награждения, следует подвести итог кампании 1789 г.