Вячеслав Лопатин - Суворов и Потемкин

• Название: Суворов и Потемкин
• Автор: Вячеслав Лопатин
• Издательство: Наука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-02-009553-2

С середины XIX в. зародилась версия о Г. А. Потемкине как о «завистливом временщике», «бездарном военачальнике», который мешал своему подчиненному А. В. Суворову победоносно закончить войну 1787—1791 гг., утвердившую Россию в положении черноморской державы. На основании обширного документального материала, в том числе новых архивных документов, в книге опровергается эта легенда, показана истинная роль этою выдающегося государственного и военного деятеля России, восстанавливается правда об отношениях этих исторических личностей нашей страны, рука об руку трудившихся на благо Родины.

Для широкого круга читателей.

---

18 августа противник сделал новую вылазку, во время которой был тяжело ранен в голову Кутузов. Де Линь, стоявший с ним рядом, написал в Вену: «Кутузов не доживет до утра». Он ошибся, как ошибся и Суворов, уверявший Рибаса в том, что после 27 июля «турки больше делать вылазок не станут». Потери только убитыми составили 6 офицеров и 70 солдат. Дама, раненный пулей в плечо, вспоминал, что «никогда еще турки не делали вылазки с подобной яростью. Я должен признаться, что в этот день я видел самое большое колебание в русских войсках, в особенности между офицерами». Помог Нассау, открывший с судов флотилии огонь во фланг туркам.

Вылазка 18 августа была не последней. Осада продолжалась. Суворов не поехал к водам для излечения раны, остался в Кинбурне и едва не погиб при взрыве снарядной лаборатории 20 августа. Взрыв причинил большие разрушения, но по счастливой случайности уцелели бочки с порохом, находившиеся там же Попов прислал Суворову свои соболезнования. «Я, благодаря Всевышнего, большого вреда, кроме нескольких малых на лице знаков и удара в грудь, не получил, — диктует Суворов своему адъютанту 22 августа. И тут же следует собственноручная приписка: «Ох братец, а колено, а локоть. Простите, сам не пишу, хвор». Но как вдруг переменилось настроение у больного! Тем же 22 августа помечено другое письмо Суворова: «Батюшка Князь Григорий Александрович! Нижайше благодарю Вашу Светлость за Милостивое Ваше письмо и Г[оспо]жу Давье. Как Вам наипреданнейший вечно! Здесь я служить могу, Бог даст и дале, дух мой бодр; цалую Ваши руки». Без сомнения, Потемкин, приславший сиделку — госпожу Давье — для ухода за раненым Суворовым, высказал сочувствие своему «другу сердешному». Этого было достаточно, чтобы воскресить «умирающего».

Итак, отношения между Потемкиным и Суворовым были восстановлены уже 22 августа.

Как и у каждого человека, у Суворова были слабые стороны характера: горячность, нетерпеливость, мнительность, раздражительность. Он сам сознавал это и говорил о себе: «Я иногда растение «Noli mi tanger», то есть, не трогай меня, иногда электрическая машина, которая при малейшем прикосновении засыплет искрами, но не убьет» [102]. Он был отходчив и совестлив и не стыдился признаться в своей неправоте. 24 августа Суворов узнает, что Корсаков, руководивший возведением осадных батарей, поскользнулся, упал в ров и накололся на собственную шпагу. Суворов был потрясен. Все обиды и подозрения ушли, осталось уважение к памяти талантливого человека. «Я оплакиваю Николая Ивановича. Он скончался, — пишет Суворов по-французски Рибасу. — Я знал его еще ребенком. Избранное им поприще побуждало его к великим деяниям. Отечество теряет в нем человека редкого. Грудь моя болит более всего. Шея медленно заживает».

Суворов не вернулся в лагерь под Очаков. Может быть, причиной тому была плохо заживающая рана на шее и контузия в грудь, полученная при взрыве в Кинбурне. Но, скорее всего, Суворов, привыкший с легкой руки Потемкина к самостоятельности, не захотел играть вторые роли среди генералов, прибывших под стены крепости. Находясь в Кинбурне, он почти ежедневно доносит Потемкину о состоянии вверенных ему войск, об обстановке на море. Сохранились и письма Суворова Потемкину. О характере их переписки может дать представление письмо от 11 сентября: «При нижайшей благодарности за Милостивое Ваше письмо от 8-го ч. сего месяца желаю Вашей Светлости служить паче моею кровью. Раны на шее только что затворятся на этой неделе, но другие увечья пуще скучны». Потемкин не настаивал. Он продолжал методично сжимать полукольцо батарей под Очаковом. Бомбардировки с воды и с суши наносили большие разрушения крепости, но гарнизон мужественно держался, время от времени совершая дерзкие вылазки.

Сильно беспокоил и флот противника. Блокада Очакова судами Херсонской парусной эскадры оказалась ненадежной. Турецкие корабли прорывались к осажденной крепости и подбрасывали подкрепления. Существовала постоянная угроза высадки десантов в тыл осадной армии. И все же Потемкину удалось выполнить свой план: турецкий флот был прикован к крепости и потерял стратегическую инициативу. Были и другие важные причины, по которым Потемкин не спешил со штурмом Очакова. Внимательно следя за развитием международной обстановки, он сделал вывод, что война со взятием Очакова не кончится, что предстоит долгая и тяжелая борьба с антирусской коалицией. И он стремился сберечь кадры офицеров и унтер-офицеров, необходимые для ведения длительной войны. Потемкина часто упрекают в том, что затягивание очаковской осады стоило его армии несравненно больших жертв, чем штурм. Но болезни были бичом армии и до и после очаковской осады. Свидетели (тот же Цебриков) отмечают изумительную заботливость Потемкина о солдатах. Когда наступили холода, армия получила теплые вещи. Все свои просторные, утепленные шатры главнокомандующий передал солдатам. Никто из критиков Потемкина не потрудился вспомнить, что в Первую турецкую войну русская армия, несмотря на блестящие победы Румянцева в 1770 г., оказалась настолько ослабленной болезнями, что с большим трудом смогла вести активные операции в 1773 и 1774 гг. Кампания Потемкина после очаковской осады была не просто блестящей — выдающейся!

И, наконец, автор этих строк располагает данными [103], свидетельствующими о том, что Потемкин через своих лазутчиков вел тайные переговоры с влиятельными лицами из очаковского гарнизона, добиваясь бескровной капитуляции крепости. Но заговоры были открыты, а их участники казнены.

4 ноября турецкий флот ушел из-под очаковских стен зимовать на юг. 7 ноября запорожцы по приказу Потемкина взяли приступом остров Березань — важный укрепленный пункт на подступах к Очакову. Сильные снегопады приостановили активные действия. 1 декабря главнокомандующий подписал составленную им диспозицию штурма крепости. Удар наносился одновременно шестью колоннами с разных направлений. Для развития успеха был выделен резерв. Атака должна была вестись со всей решительностью. 4 декабря Потемкин провел последнюю рекогносцировку. 5 на совещании генералитета были уточнены задачи колонн. 6 в семь часов утра начался штурм. Через час с четвертью все было кончено.

«Поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли,— писал Потемкин из Очакова императрице.— Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лутче. Гарнизон до двенадцати тысяч отборных людей — не меньше на месте положено семи тысяч. Но в погребах и землянках побито много. Урон наш умеренный, только много перебито и переранено офицеров, которые шли с жадным усердием и мужеством. Убит Генерал-Майор князь Волконский на ретраншементе и бригадир Горич на стене. Ой, как мне их жаль. Войско казацкое из однодворцев, по Вашему указу только что сформированное, было пехотою на штурме и чудеса делало. Их предводители донские полковники — молодые люди оказали необыкновенную храбрость... Тяготят меня пленные, а паче женщины. Зима жестока, как в России. Отправлять их хлопот много. В городе строения переломаны нашими пушками. Много нужно починивать. Также забот немало — полки ввести в квартеры, тем паче, что поляки не хотят пустить. Александр Николаевич (Самойлов. В. Л.) вошел первый в крепость, а потом с другой стороны Ангальт. Армия моя почти наголову из рекрут, но когда есть Божья помощь, то все побеждает» [104].

Считавшаяся неприступной крепость пала. Потери противника составили 9,5 тысяч убитых и 4 тысячи пленных, не считая обывателей. В крепости были взяты огромные трофеи — 310 пушек, 180 знамен и оружия на несколько тысяч человек. Сохранились свидетельства о том, что Потемкин не мог видеть без слез жестокого штурма. «Твоему упрямству обязаны мы этим кровопролитием!»— крикнул он плененному очаковскому коменданту трехбунчужному Гусейн-паше. «Оставь напрасные упреки,— отвечал комендант. Я исполнил свой долг, а ты свой. Судьба решила дело» [105].

Потери русской армии составили более 2,5 тысяч убитыми и ранеными. Среди них один генерал-майор, один бригадир и 147 офицеров.

Взятие Очакова произвело огромное впечатление в России, в Турции, в Европе. Потемкин добился своего: кампания 1788 г. закончилась взятием крепости, которую считали «ключом в Черное море». Кинбурн, Херсон, Крым и Кубань остались неприкосновенными. 300-летнему господству Оттоманской Порты на Черном море пришел конец.

«С завоеванием Очакова спешу Вашу Светлость нижайше поздравить,— писал 6 декабря из Кинбурна Суворов. — Боже даруй Вам вящие лавры!» Через неделю он снова напомнил о себе Потемкину: «Ваша Светлость изволите описывать обыкновенное жребия течение высокости или великости веществ. Я всегда говорил, перемена от Каира до Стокгольма, от Багдада до Филадельфии. Милостивый Государь! мне повелите ли явиться к себе в Санкт-Петербург, или... ничего не скажу, да будет Ваша воля!»