Джулиан Барнс - Англия, Англия

• Название: Англия, Англия
• Автор: Джулиан Барнс
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55161-3

Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, лауреат Букеровской премии 2011 года за роман «Предчувствие конца», автор таких международных бестселлеров, как «Артур и Джордж», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многие другие. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.

В романе «Англия, Англия» – вошедшем, как и многие другие книги Барнса, в шорт-лист Букеровской премии, – автор задается вопросом: что же такое эта настоящая Англия? Страна романтичных легенд о Робин Гуде? Страна, давным-давно отжившая свое и носящая чисто орнаментальный характер монархии? Страна двух неоспоримых и вечных достоинств – «Битлз» и хорошего пива? Неизвестно, сколько ангелов может поместиться на острие иглы, но доподлинно известно, что вся Англия может поместиться на острове Уайт. Ибо именно на этом острове собирается в тематическом парке все, что олицетворяет в глазах целого мира добрую старую Англию, Англию...

---

У кухни, в коридоре, она нашла дубовый листок. Отец всегда приносил в дом листья на подошвах. Говорил: потому что торопится поскорее вернуться, ему вечно не терпится увидеть Марту. Мама всегда раздраженно говорила ему, что нечего перед ребенком заискивать – Марта преспокойно подождет, пока он вытрет ноги. Сама Марта, боясь рассердить маму, всегда старательно вытирала ноги, весьма гордясь при этом своей смышленостью. А теперь у нее на ладони лежал дубовый листок. С зубчатыми краями, совсем как деталь пазла, – и на миг у нее полегчало на душе. Это был знак, или совпадение, или еще что-нибудь: если она сбережет этот листок как память о папе, тогда он сбережет Ноттингемшир и вернется. Ничего не говоря маме, она спрятала листок в тонкую красную брошюру с сельскохозяйственной выставки.

Что до Джессики Джеймс, подруги и предательницы, со временем представился шанс отомстить, и Марта воспользовалась им. Она ведь была не христианка; так что всепрощение в список ее достоинств не входило. Джессика Джеймс, с глазками-пуговками, поросячьими и благочестивыми, с голосом как заутреня, Джессика Джеймс, чей отец никогда не исчезнет, начала ходить с высоким, нескладным мальчиком; руки у него были красные и влажно-дряблые, невнятные, точно мясной фарш. Как его звали, Марта скоро забыла, зато руки запомнила. Будь Марта постарше, она бы решила, что самое жестокое – это не мешать Джессике Джеймс и ее мордатому ухажеру: пускай гордятся собой, целуясь коленками, покамест не пойдут к алтарю мимо крестоносца, положившего ноги на собаку, пускай они в обнимку скроются за горизонтом, соединенные узами на всю оставшуюся жизнь.

Но до такой изощренности Марте было еще далеко. Вместо этого Кейт Беллами, подруга и тайная союзница, дала мальчику знать, что Марта, возможно, решит, что с ним стоит ходить, если он согласен пожертвовать худшим ради лучшего. К тому времени Марта уже открыла, что может завлечь практически любого парня при том условии, если сама им не увлечена. Оставалось обсудить варианты дальнейших действий. Можно было просто-напросто увести мальчика и пофасонить им немножко, унизив Джессику Джеймс перед всей школой. Или лучше разыграть маленькую комедию: Джессика Джеймс приглашается Кейт на невинную прогулку, и по чистой случайности они забредают в место, где накрахмаленное некрупное сердечко Джессики вдребезги разбивается при виде пальцев-фрикаделек, ласкающих нежную грудь.

Марта, однако, предпочла самую жестокую – и одновременно наименее трудоемкую месть. Кейт Беллами, с ее невинным голоском и черным сердцем, убедила мальчика, что в душе Марты наверняка проснется настоящая любовь к нему – как только она его получше узнает, – но поскольку к делам любовным и всему прочему, связанному с личной жизнью, она относится очень серьезно, то его единственный шанс – безвозвратно и прилюдно порвать с мисс Благочестие. Поразмыслив и покоптившись на огне желания несколько дней, мальчик выполнил условие, и Джессику Джеймс – о, сладостная картина воздаяния! – узрели плачущей. Шли дни, Марта мелькала там и сям, обращая ко всем свой хохочущий профиль, но знака все не было. Всполошившись, мальчик обратился к ее товарке по заговору, которая, прикинувшись дурочкой, заявила, что он что-то напутал: да разве Марта Кокрейн станет с ним ходить? Ни фига себе, деловой выискался. Взбешенный и оскорбленный, мальчик подстерег Марту после школы; она посмеялась над его богатой фантазией относительно ее чувств. Мальчик выживет; мальчики – они такие. Что до Джессики Джеймс, она так и не доискалась, кто стоял за ее несчастьем, и это согревало душу Марты до самого дня окончания школы.

Шли зимы, и Марте постепенно становилось ясно, что ни Ноттингемшир, ни ее отец не вернутся. Правда, она еще верила, что это возможно, пока мать плачет, пьет какие-то капли из пузырьков, что стоят на высокой полке, слишком крепко прижимает ее к себе и говорит, что мужчины бывают двух видов: подлецы либо бесхребетники, а некоторые – подлецы и бесхребетники сразу. В такие минуты Марта тоже начинала плакать, словно объединенная сила их слез могла вернуть отца назад.

Но вот они переехали в другую деревню, более отдаленную от школы, и Марте пришлось ездить на занятия автобусом. Высокой полки для пузырьков здесь не было; мать перестала плакать и остриглась. Несомненно, она занялась строительством своего характера. В этом новом доме, поменьше прежнего, отсутствовали фотографии отца. Мать реже говорила Марте, что мужчины бывают двух видов: подлецы либо бесхребетники. Зато она твердила, что женщина должна быть сильной и сама о себе заботиться – ни на кого больше полагаться нельзя.

В ответ на это Марта решила кое-что предпринять. Каждое утро перед уходом в школу она доставала из-под кровати коробку с пазлом, поднимала, зажмурившись, крышку и доставала какое-нибудь графство. Она это делала не глядя – а то вдруг окажется одно из любимых, Сомерсет или Ланкашир. Разумеется, Йоркшир она узнавала и так – его было не обхватить рукой, но к Йоркширу она никогда не питала особенно нежных чувств. Затем, уже в автобусе, она заводила руку за спину и разжимала пальцы, спуская графство по задней стороне сиденья. Один-два раза ее пальцы натыкались на другое графство, застрявшее в обивке, выброшенное несколько дней или недель назад. Графств было штук пятьдесят, и она провозилась с ними почти до конца полугодия. Море и коробку она выбросила на помойку.

Она не знала, что ей полагается делать с прошлым – запомнить его или забыть. Такими темпами характер никогда не построишь. Она лишь надеялась, что в постоянных мыслях о выставке нет ничего дурного; да и не могла она никак погасить ее сияющий образ в своей душе. Их последняя семейная прогулка. Как взлетала до неба в месте, где, несмотря на гомон и толкотню, существовали порядок и правила и мудрые вердикты мужчин в белых, как у врачей, халатах. Она считала, что в школе – да и дома – человека часто осуждают ни за что, но на выставке можно приобщиться к высшей справедливости.

Разумеется, она не формулировала свои мысли такими словами. Спросив, можно ли ей участвовать в выставке, она сразу же испугалась, что мама рассердится и конфискует «Реестр номинаций» за то, что из него она «нахваталась неподходящих мыслей». То был еще один из тех грехов детства, которые Марта никак не могла научиться предугадывать. Марта, ты, часом, не зарываешься? Цинизм, знаешь ли, родной брат одиночества. Где это ты нахваталась таких мыслей?

Но мать просто кивнула и раскрыла книжечку. На пол слетел дубовый листок.

– Что это? – спросила мать.

– Я его храню, – ответила Марта, опасаясь упрека или разоблачения.

Но мать всего лишь заложила листок между страницами и с новой решительностью, которой отныне было проникнуто все ее поведение, начала читать список номинаций в «Детском разделе».

– «Пугало (максимальная высота двенадцать д.)»? «Изделие из соленого теста»? «Поздравительная открытка»? «Вязаная шапочка»? «Маска лицевая – материал произвольный»?

– Фасоль, – произнесла Марта.

– Ну-ка посмотрим: «Четыре песочных печенья», «Четыре пирожных “Бабочка”», «Шесть сладостей с марципаном», «Ожерелье из макарон». А отличная мысль – «ожерелье из макарон».

– Фасоль, – повторила Марта.

– Фасоль?

– «Девять штук фасоли вьющейся – круглые».

– Насчет фасоли я не уверена, можно ли тебе. В «Детском разделе» ее нет. Давай посмотрим правила. «Раздел A. К участию допускаются владельцы земельных угодий и арендаторы садовых участков в радиусе десяти миль от места проведения выставки». Марта, ты у нас владелец угодий?

– А если садовый участок арендовать?

– В наших местах с ними туго. «Раздел Б. К участию допускаются все без ограничений». А, тут одни цветы. Георгины? Ноготки? – (Марта замотала головой.) – «Раздел B. Допускаются исключительно садоводы и огородники, проживающие в радиусе трех миль от места проведения выставки». По-моему, это к нам вполне относится. Марта, ты у нас садовод и огородница?

– А где мы возьмем семена?

Вместе они вскопали участок земли, засыпали ямки конским навозом и выстроили два домика-вигвама. Теперь дело было за Мартой. Она высчитала, за сколько недель до выставки нужно посадить семена, зарыла в землю фасоль, поливала ее, дожидалась, выпалывала сорняки, поливала, дожидалась, выпалывала, убирала комья грунта – мало ли где фасоль вздумает пробиться наружу, а тут преграда, – смотрела, как проклевываются блестящие, упругие ростки, подбадривала усики в их спиральном стремлении ввысь, смотрела, как распускаются и опадают красные цветы, поливала, и прямо под струей возникали малюсенькие почки, поливала и полола, поливала, поливала, и наконец, по истечении положенного срока, накануне выставки она смогла выбирать из семидесяти девяти экземпляров фасоли вьющейся. Приезжая на автобусе из школы, она сразу же, не заходя домой, бежала проверить свой огород. Яко твое есть лекарство и силос и сказка. Ничего богохульного не вижу, ей-богу.