Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

• Название: Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4425-0009-7

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».

Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.

Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.

В трилогии «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

---

Арестантские будни

20 января Маяковский отправил записку сестре Людмиле:

«Дорогая Люда!

Арестовали меня в тот день, как я вышел из дому в 11 часов утра, на улице. Арестовали бог знает с чего, совершенно неожиданно схватили на улице, обыскали и отправили в участок. Сижу опять в Сущёвке, в камере нас 3 человека (всего политических 9). Кормят или, вернее, кормимся очень хорошо. Немедленно начну готовиться по предметам и, если позволят, то усиленно рисовать…

Целую всех вас крепко, поцелуй за меня маму и Олю, за меня не беспокойтесь, т. к. по новому делу привлечь меня не могут, ибо невиновен и чист аз есмь аки архангел. Поклон товарищам, пусть не забывают».

Собираясь продолжить подготовку к предстоявшим экзаменам, которые должны были состояться летом, Маяковский попросил сестру принести в тюрьму необходимые ему книги:

«Алгебру и геометрию Давидова, Цезаря, грамматику лат<инскую> Никифорова, немецкую грамматику Кейзера, немецкий словарь, маленькую книжицу на немецком языке Ибсена (она лежит у меня на полке), физику Краевича, историю русской литературы Саводника и программу для готовящихся на аттестат зрелости. Из книг для чтения следующие: психологию Челпанова, логику Минто, историю новейшей русской литературы (чья – не помню, она лежит у меня на столе), „Введение в философию“ Кюльпе, „Диалектические этюды“ Уитермана и „Сущность головной работы человека“ Дицгена. Все эти книги ты найдёшь у меня в комнате. Затем спроси, не найдётся ли у Владимира или Сергея 1-го тома „Капитала“ Маркса, „Введение в философию“ Челпанова и сочинения Толстого или Достоевского. Все эти книги принеси сама или попроси кого-нибудь принести мне в Сущёвку, приноси не все сразу, конечно, а понемногу».

Вскоре у арестованного Маяковского начались занятия, о которых Николай Хлёстов написал:

«Вечерами Володя долго сидел за книгами, которые по его просьбе доставляла ему Людмила Владимировна.

Читал «Капитал» Маркса. Надзиратель разрешил передать эту книгу в камеру, определив по названию, что «книга полезная». Читал Фейербаха, Дицгена».

Следственная работа тоже продолжалась.

Столбовой дворянин Маяковский снова решил разыграть из себя простачка-подростка, поскольку полагал, что он «чист аки архангел». И на первом же допросе (21 января) заявил:

«Ни к каким политическим партиям не принадлежу».

Но жандармский поручик Офросимов предъявил ему найденное в их квартире оружие и попросил дать объяснения. Пришлось отвечать:

«На предложенные мне вопросы отвечаю: пистолет системы „браунинг“, найденный во время обыска в нашей квартире, принесён, вероятно, кем-либо из приходивших ко мне моих знакомых. Но кем именно он принесён, я не знаю».

Следователи применили к Маяковскому накатанный приём: после первого допроса наступила продолжительная пауза. Им никто не интересовался, его никуда не вызывали. Могло вполне сложиться ощущение, что он вообще здесь никого не интересует.

Тем временем (28 января) к генерал-майору Адрианову поступила бумага:

«Его превосходительству

московскому градоначальнику

Бывшего помощника начальника

С.-Петербургских мест

заключения «Крестов»,

ныне чиновника 1-го разряда

Московского почтамта

Сергея Алексеевича Махмут-Бекова

Прошение

10 января я переехал из г. С.-Петербурга в г. Москву и остановился по Долгоруковской улице, в доме № 47, кв. 38, у вдовы бывшего лесничего Маяковского, Александры Алексеевны (с покойным мужем её я служил на Кавказе, который крестил мою старшую дочь), до приискания себе временной квартиры, до получения казённой. С очень маленькими детьми я не решился остановиться в гостинице. Наняв себе маленькую квартиру по Доброй слободке, в доме Дурновой № 25, переехал туда, причём оставив у Маяковской свой револьвер системы «Браунинг», свои бумаги и некоторые хозяйственные вещи».

Это заявление снимало с Маяковских все подозрения в незаконном хранении оружия. Но у каждого пистолета существовал номер, по которому легко было определить, кому он принадлежит. Махмут-Беков учёл и это:

«На ношение этого револьвера, номера которого я не помню (так как их у меня было не один), я имел право по должности до 15 января, а по переводе моём в Почтовое ведомство я просил тотчас же ходатайства московского почт-директора перед вашим превосходительством о разрешении мне ношения оружия ввиду угрожающей мне опасности со стороны революционеров (так как на меня были неоднократные покушения) и неудовольствия арестантов».

Интересная складывалась ситуация. Бывший тюремный охранник, который вызывал своим неласковым обхождением «неудовольствия арестантов», выливавшиеся в «неоднократные покушения», хлопотал за молодого человека, считавшегося членом «шайки грабителей».

Впрочем, Махмут-Беков не только хлопотал. Его бумага называлась «Прошением», а просьба у него была такая:

«Ввиду вышеизложенного, я решил беспокоить ваше превосходительство с покорнейшей просьбой приказать, кому следует, возвратить мне мой револьвер по моему адресу: Добрая слободка, д. № 25 Дурновой, кв. № 5.

Махмут-Беков.

28/1 – 1909 г.».

Послав на Почтамт запрос и убедившись в том, что Махмут-Беков в самом деле обращался за разрешением носить оружие, генерал-майор Александр Александрович Адрианов распорядился вернуть браунинг хозяину.

Тем временем заскучавший от отсутствия допросов Маяковский тоже составил прошение:

«В Московское охранное отделение

Содержащегося

при Сущёвском полицейском доме

Владимира Владимировича Маяковского

Заявление

Покорнейше прошу вас вызвать меня в Охранное отделение для дачи дополнительных показаний.

Владимир Владимирович Маяковский.

8 февраля 1909 года».

Но дни тюремного заключения тянулись, а на допросы его не вызывали.

И тут неожиданно возникли другие дела и заботы. Хлёстов пишет:

«В то время среди сидевших политзаключённых были люди намного старше Маяковского, сидевшие много раз в тюрьме, бывшие в ссылке. Тем не менее, они выбрали его старостой, и он очень хорошо выполнял эти обязанности: был настойчив, требователен, когда нужно, гремел своим басом на весь тюремный коридор.

Однажды нам принесли испорченную пищу. Он настоял, чтобы её переменили.

Маяковский сумел объединить заключённых: все наши решения принимались единодушно. Благодаря его настойчивости нам продлили время прогулок. Он ухитрился собирать политических в одну камеру, где я развлекал своих товарищей пением.

Иногда остроумной шуткой смешил надзирателей и заставлял их делать то, что ему было нужно.

Когда я спросил одного из надзирателей: «Почему вы его так слушаетесь?», надзиратель усмехнулся:

– Парень уж очень занятный, а голосина-то какой – ему бы начальником быть или командиром».

Прошение градоначальнику

Между тем Московская судебная палата разослала копии обвинительного акта всем, кто ожидал суда по делу о нелегальной типографии. Акт за номером 1071 получил пристав Петровско-Разумовского участка. Акты за номерами 1073 и 1075, предназначавшиеся Владимиру Маяковскому и его матери, вручены не были, так как адресатов по указанным адресам не оказалось.

Пристав Сущёвской части, тоже получивший акт, 20 января 1909 года ответил следователю судебной палаты:

«… уведомляю ваше высокоблагородие, что состоявший под надзором полиции по вверенному мне участку дворянин Владимир Маяковский из-под такового скрылся, по розыску его мною распоряжение сделано».

Приступил к розыску и пристав Петровско-Разумовского участка – он обратился в адресный стол. 24 января ему пришёл ответ:

«По сведениям Московского адресного стола… сын багдадского лесничего Владимир Владимирович Маяковский… 4 мая 1908 года выбыл в город Самару».

Копии обвинительных актов были тотчас отправлены в Самару, откуда 3 февраля ответили:

«В.В.Маяковский на жительстве в г. Самаре не значится».

Когда семью Маяковских всё-таки разыскали, от неё потребовали объяснений. Пришлось написать:

«В 3-й Уголовный департамент Московской судебной палаты

Людмилы Владимировны

Маяковской

Заявление