Кристин Бар - Политическая история брюк

• Название: Политическая история брюк
• Автор: Кристин Бар
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0059-1

Что такое брюки? Все мы знаем, что это одежда, которая закрывает нас от талии и ниже, причем каждую ноту в отдельности. Эта, на первый взгляд, простая вещь имеет тем не менее необычную историю: ведь брюки — не только одежда, но еще и символ. «У кого молоты, у того и власть», — говорили до того, как на смену кюлотам, закрывавшим ноги только до колен, пришли длинные брюки. На рубеже XVIII–XIX веков эта одежда простонародья становится также достоянием высших классов общества, причем именно мужчин. Символ мужественности, она была запрещена для женщин, которым пришлось отвоевывать право носить брюки. Как наглядно показывает автор, именно в отождествлении с гендером и властью кроется исток этой удивительной истории.

---

Основанная в 1956 году Организация планирования семьи, которая поначалу называлась «Счастливое материнство», борется за возможность контролировать рождаемость. Эта борьба увенчалась первой победой в 1967 году: было признано право на контрацепцию. В то время благодаря своим эссе получила известность Катрин Валабрег, журналистка, участвовавшая в деятельности Организации планирования семьи. Ее поражает «взаимозаменяемость одежды девочек и мальчиков», и она полагает, что «десексуализация одежды, несомненно, отвечает требованиям сведения на нет расстояния между полами <…>. Если бы девочки не продолжали носить бутоньерки справа, а мальчики — слева, то их рубашки ничем бы не отличались. У женщин брюки с ширинкой; они лихо носят колготки с сапогами. Порой возникает соблазн придумать третий пол, чтобы обращаться к молодежи <…>. Действительно, в том факте, что одна одежда женская, а другая — мужская, есть большая доля условности. В некоторых странах мужчины носят туники, а женщины — штаны, а теперь у нас женщины могут одеваться в брюки, хотя выражение „носить кюлоты“ отсылает нас к самой мужественности. Таким образом, мы видим, что посредством моды среди молодежи формируется желание уйти от ограничений, навязываемых традиционными образами мужчины и женщины». Это весьма позитивный взгляд на вещи, который привел Катрин Валабрег к тому, чтобы потребовать отмены запрета на ношение брюк в лицеях{699}.

Теперь девушки, учащиеся на бакалавра, встречаются так же часто, как и юноши. Студентки находятся в авангарде перемен. Они крайне политизированы, участвуют в событиях мая 1968 года и не собираются жить как их матери. Эпоха смотрит в будущее, завоевание космического пространства кружит голову. В то время, когда манекенщицы Куррежа выглядят так, словно они готовы осваивать лунную поверхность, Валентина Терешкова становится первой женщиной-космонавтом: в 1963 году она проводит больше двух дней в космическом пространстве, будучи одетой в комбинезон оранжевого цвета. Во время тренировок и прыжков с парашютом, в которых ей нет равных, она обязательно носит брюки. Еще больше, чем эта «Гагарин в юбке», будоражит воображение разве что Барбарелла, персонаж комиксов, созданный в 1962 году Жан-Клодом Форестом, с ее шортами, сапогами и взрывным либидо{700}. Сексуальную Барбареллу в кино сыграет Джейн Фонда, одетая в кольчугу (режиссер Роже Вадим, 1968 год). В научной фантастике открытая одежда исчезает{701}.

Франция осваивает досуг и спорт, связанные с новыми вестиментарны-ми возможностями, порой более современными с технической точки зрения. Женщины, естественно, чаще занимаются женским спортом. И хотя в спорте различение полов присутствует — настолько сильно опасение, что чрезмерные усилия маскулинизируют женщин, — здесь больше вестиментарной свободы, чем в повседневной жизни{702}. А на Олимпийских играх в Гренобле 1968 года все французские спортсмены дефилируют в брюках. Популярность спортивной одежды растет, и дело не только в повышении зрелищности спорта и распространении спортивных практик, но также и в пересмотре вестиментарных конвенций (например, отношения спорт/город).

Успеха у брюк не было бы, если бы незадолго до этого не появилось понятие прет-а-порте. Французы позаимствовали прет-а-порте у американцев в 1948 году. Журнал Elle, спросив у своих читательниц в феврале 1952 года, хотели бы они иметь возможность покупать готовую одежду, получил большинство положительных ответов. В 1957 году проходит первый салон прет-а-порте. Развиваются магазины, одежные отделы в больших магазинах и торговля по почте, обрекая на постепенное увядание ателье, шившие одежду по мерке, а также умение шить, которое расцвело в 1930-1950-е годы, когда идеология женщины-домохозяйки достигла своей кульминации. По оценкам Elle (6 октября 1958 года), одежду от-кутюр носят 4 тысячи женщин; остальные 13 миллионов, не могущих себе это позволить, оденутся в прет-а-порте{703}.

Эти важные изменения происходят в связи с «изменением структуры моды», которая из концентрической становится полицентричной. У нее больше нет национального (парижского) характера, и она испытывает английское и американское влияние. Мода развивается снизу вверх, от молодежи к взрослым, от пролетариата к средним и высшим классам, от стран третьего мира к богатым странам Запада, от бедных пригородов к дорогим кварталам. Мода становится массовым движением. Высокая мода пытается адаптироваться к новым условиям и сохраняет во Франции престижное положение.

Женские брюки — сильный образ разрыва с традицией, в особенности в условиях, которые делают этот разрыв возможным и желательным. Франция входит в фазу ускорения экономического роста. 1960-е годы — самое решительное десятилетие «Славного тридцатилетия»[79]: в это время возникает желание строить что-то новое{704}. Конечно, немало скелетов осталось в шкафу. Нужно забыть войну в Алжире. Вытесняется из сознания французов правительство Виши. Потребление гипнотизирует массы. Как резюмирует Жорж Перек, повсюду «вещи» — одежда, много одежды, все более разнообразной и на любой кошелек.

Триумф унисекса

Настоящая звезда среди брюк конца 1960-х годов — джинсы, или, точнее, «блю джинс»{705}. Эти брюки из денима пришли в Европу с американского Дальнего

Запада вместе с американскими военными{706}. Эта мужественная одежда связана с образами Джеймса Дина, Элвиса Пресли, Марлона Брандо… Ассоциируясь с трудом американских первопроходцев, они тем самым дублируют пролетарскую сторону происхождения брюк. В Америке 1950-х годов благодаря битникам, а затем в 1960-х годах они становятся символом протеста студентов, неприятия войны во Вьетнаме, в особенности после введения всеобщей воинской повинности, борьбы черного населения за свои гражданские права, возрождения феминизма.

Политическое значение брюкам придавала Анджела Дэвис (в тюрьме в 1970–1971 годах ее заставили носить платье), которая видела в них наименее неудобную одежду из тех, которые вынуждены были носить женщины{707}. Эта интеллектуалка, со студенческих лет, прошедших в Нью-Йорке, читавшая социалистов-утопистов XIX века, может проводить исторические параллели. Джинсы естественным образом ассоциируются с сексуальным освобождением и богемным образом жизни. Став символом неповиновения, они участвуют в жизни западной контркультуры. Историк джинсов Даниэль Фридман использует для них красивое выражение «вторая братская кожа»{708}. Джинсы, по выражению стилистки Агнес Б., — «первая одежда для обоих полов»{709}. Они, конечно, воспринимаются как новая униформа, демонстрация определенного конформизма, но в то же время служат признаком нонконформизма, гедонизма, культа тела. Значение этой одежды полностью осознают с 1967 года, когда начинает набирать силу движение хиппи.

Мода на унисекс «знаменует символический разрыв, новую вестиментар-ную эру, во время которой западная традиция превращается всего лишь в одну из составляющих практик, в которой вестиментарный половой диморфизм выглядит как возможность, а не строгая обязанность», — пишут Мари-Терез Басс и Оливье Буржелен, тонкие исследователи феномена унисекс{710}.

В конце 1960-х и начале 1970-х годов мода во Франции предлагает модели в стиле унисекс, основанные на брюках и в очень редких случаях — на юбке. У этой тенденции много источников, причем не все из них осознаны. Протестная контркультура играет роль, которую подчеркнул май 1968 года и которая впоследствии проявится в некоторой «революционной небрежности», как в эпоху санкюлотов. Пролетарская простота стала обязательной. Массово распространяется стиль хиппи — молодежь обоих полов одевается в ношеные джинсы, украшенные и обрезанные. Как и в 1920-е, мужская и женская стрижки становятся похожими, а мужская мода феминизируется.

Популярные исполнители песен очень быстро фиксируют эти перемены во внешности, и этот источник вполне можно считать документальным, а не анекдотическим, поскольку молодежная культура тесно связана с песней, музыкой, прессой и радио. Вот что поет Жильбер Беко (1961):

Она одевается, как он,
В брюки и куртку.
Если увидишь их ночью,
Решишь, что это два мальчика.
Их лица кажутся застывшими,
Но я-то знаю, что они любят друг друга.
Они играют в опасные игры.
Именно там они находят радость.
Это время, когда ничего не важно,
Нежный возраст и дубовая голова{711}.

Журнал Marie-Claire заметил в 1960 году: возникает ощущение, что среди молодежи больше нет юношей и девушек, а возник общий пол — «приятели»{712}. В 1965 году Франс Галь, представляющая Францию на конкурсе Евровидения с песней Poupée de cire, poupée de son («Кукла из воска, кукла из звука»), которая обыгрывает ее статус очень юной девушки, рискует зайти еще дальше с песней Nous ne sommes pas des anges («Мы не ангелы»), которая иллюстрирует отсутствие различий между полами и их инверсию: