Кристин Бар - Политическая история брюк

• Название: Политическая история брюк
• Автор: Кристин Бар
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0059-1

Что такое брюки? Все мы знаем, что это одежда, которая закрывает нас от талии и ниже, причем каждую ноту в отдельности. Эта, на первый взгляд, простая вещь имеет тем не менее необычную историю: ведь брюки — не только одежда, но еще и символ. «У кого молоты, у того и власть», — говорили до того, как на смену кюлотам, закрывавшим ноги только до колен, пришли длинные брюки. На рубеже XVIII–XIX веков эта одежда простонародья становится также достоянием высших классов общества, причем именно мужчин. Символ мужественности, она была запрещена для женщин, которым пришлось отвоевывать право носить брюки. Как наглядно показывает автор, именно в отождествлении с гендером и властью кроется исток этой удивительной истории.

---

Поклонение Мао во Франции продлится недолго. Так, начиная с 1977 года Клоди Бруайель начнет публиковать своеобразную критику самой себя{729}. Благодаря смерти Мао за год до этого стали известны факты о жертвах, оказавшихся в тюрьмах и депортированных в трудовые лагеря. Бруайель говорит, в частности, об отсутствии свободы личности у женщин, а также о санкциях, которые их ожидают. Обязательство следовать «добрым нравам», развод против воли или его невозможность, высмеиваемое отсутствие семьи после 26 лет, обязательная сдержанность в отношении с противоположным полом, редко встречающиеся добрачные связи (это неслучайно в отсутствие контрацепции для холостяков, информации, прав на аборт и прежде всего в ситуации тотального контроля над тем, что уже сложно назвать частной жизнью) и — о чем мы уже упоминали — контроль за рождаемостью у замужних женщин. Обязательство носить определенную одежду не упоминается. Есть вещи и посерьезнее. И все же брюки китаянок времен культурной революции останутся частью спектра эстетико-политических референтных точек в западной моде. Может ли быть так, что там брюки убивают свободу, а здесь — порождают? Их ценность не универсальна и зависит от общественно-политического контекста, который в описанных нами случаях различается радикально.

Как бы то ни было, унисекс означает «отказ от вестиментарного апартеида»{730}. По отношению к долгой истории моды появление унисекса стало революцией. То, как женские брюки вошли в обиход, подтверждает мнение историка Николь Пельгрен о почти неотъемлемой подрывной роли моды:

Фактор нарушения дисциплины, мода создает условия для соревнования, участники которого подражают друг другу, и это способствует отказу от соблюдения чрезмерных запретов и желанию стать равным другому человеку, а это желание, в глобальном отношении, подталкивает к отказу от стабильных идентификационных маркеров и способствует постоянным переменам в области политики — вероятнее всего, касающимся культуры внешнего вида{731}.

То, что здесь говорится применительно к дореволюционной эпохе, может иметь отношение и к современным обществам, более восприимчивым к переменам. Факт признания женских брюк в 1960-е годы объясняется несколькими причинами. Дух времени. Молодость. «Поколение мутантов»{732}. Общественный запрос. Американофилия. Любовь ко всему современному. Формирование новой волны феминизма, озабоченного телом. Потеря влияния церковью. Политические дебаты. Сексуальная революция.

Можно делать упор на то или иное объяснение, поскольку ткань этой истории богата и сложна. Если следовать за красной нитью нашего повествования и изучить гендерную кодификацию/трансгрессию посредством вестиментарного объекта — брюк, стоит задаться вопросом: а не содержится ли причина успеха этой одежды в определенном компромиссе, возникшем в 1960-е годы? Для Элен Гордон-Лазарефф брюки — но с успокаивающей туникой. Для Ива Сен-Лорана брюки — но как неожиданный признак женственности. Для читательниц журнала Mademoiselle âge tendre брюки — но в сочетании с макияжем «глаза лани» и (обезоруживающим?) жеманством. Отныне мода предоставляет выбор, что само по себе может быть проблемой, поскольку запрет 1800 года по-прежнему висит над женщинами в брюках, словно дамоклов меч, который становится все более пыльным.

Глава XII. «Запрещено запрещать»

«Запрещено запрещать» — писали на стенах в мае 1968 года. И хотя указ 1800 года к тому моменту был практически забыт, запрет на ношение брюк в любое время и в любом месте никто не отменял.

Что сделает полиция?

Пресса, комментирующая процесс Виолетты Моррис 1930-х годов, несомненно, преувеличивает, когда пишет, что сам префект полиции не осмелится пробудить старый указ от глубокого сна. Между тем этот указ, который в начале XX века считают устаревшим, все еще присутствует в полицейском кодексе 1930 года{733}. Просто о нем мало кто вспоминает.

Тем большим было удивление, когда эта тема вновь всплыла в политических дебатах в 1969 году: член городского совета Парижа Бернар Лафей направил префекту полиции письменный запрос в рамках «общих вопросов, имеющих отношение к полиции», касающийся «модернизации» этого указа. Чтобы лучше составить представление о запросе, приведем более обширную цитату:

Запрос номер 391, направленный 28 марта 1969 года господином доктором Бернаром Лафеем, членом городского совета Парижа, в котором он с удовлетворением отмечает интерес господина префекта полиции к модернизации регламентов, принявшего 9 декабря 1968 года постановление, которое снабдило железнодорожную сеть метрополитена эксплуатационным регламентом и отменило различные предшествующие предписания, в частности предусмотренные указом от 3 августа 1901 года. Работу в этом направлении следует продолжить, поскольку создается впечатление, что определенное количество очень старых предписаний продолжают формально действовать в городе Париже, хотя они устарели. В год двухсотлетия рождения Наполеона I естественным образом все мысли обращаются к важнейшим событиям, связанным с ним, и в частности к юридическим достижениям не только периода Империи, но и периода

Консулата, чтобы подвести итог законодательной и регламентирующей деятельности, осуществленной в этот период и переданной потомкам. Что касается Парижа, то здесь отпечаток законодательства Наполеона остается глубоким, особенно в области полицейского законодательства, и хотя положительный характер этого наследия невозможно оспорить, в то же время не следует терять из виду тот факт, что с тех пор прошло больше ста пятидесяти лет и, следовательно, некоторые распоряжения могут оказаться несколько устаревшими. Вышеуказанный член городского совета хочет привести только два примера тому.

Полицейский указ от 8 брюмера IX года, повторяя формулировку распоряжения от 24 декабря 1769 года, устанавливает, что «никто не может носить шляпу на голове после того, как поднят занавес» в парижских театрах. Данный запрет кажется в высшей степени строгим автору данного запроса, который был бы расстроен, если бы представитель охраны общественного порядка, охваченный избытком рвения и вооруженный знаниями истории права, составил бы протокол на зрительницу в шляпке. Было бы также достойно сожаления, если бы представительницы женского пола подвергались преследованию на основании указа полиции от 16 брюмера IX года. Это распоряжение, «учитывая, что женщины-травести подвергаются бесчисленному количеству неудобств и даже рискуют быть неверно опознанными агентами полиции», указывает, что женщины, желающие это сделать, должны явиться в префектуру полиции и получить разрешение. Конечно, это требование больше не действует, но судебная практика заключается в том, что устаревание документа не может заменить официальный текст, отменяющий законодательную или регламентирующую норму.

Угроза будет висеть над многочисленными женщинами, которые не смогут ссылаться на требования моды, чтобы оправдать себя в глазах властей, поскольку молнии поговорки «никто не должен игнорировать закон» наверняка заставят замолчать пушки вестиментарной эстетики.

Господин доктор Бернар Лафей полагает, что господин префект полиции, чье соответствие парижскому духу ценят все его «подопечные» мужского пола и еще больше оценят «подопечные» женского пола, наверняка воспользуется этим пасхальным периодом, символом радости и освобождения, чтобы разогнать облака. Инициативы, которые он просит его предпринять в связи с этим, приступая в рамках своей компетенции к необходимому пересмотру регламента, не будут идти вразрез с уже предпринятыми шагами его предшественников. Напротив, эти инициативы подтвердят преемственность хода истории столицы, приспособив право к развитию парижской жизни{734}.

Этот запрос опровергается другим требованием, которое составил Арманд Массар, бывший активист крайне правой лиги «Патриотическая молодежь», член Национального центра независимых (NCI) и член городского совета XVII парижского округа. Это опытный функционер: он занимает муниципальные выборные должности с 1932 года, сохранял свою должность во время оккупации (это на время лишило его права избираться, поскольку Комитет освобождения Парижа в 1944 году не включил его в список кандидатов), однако в 1945 году снова был избран.

Не сумев выступить на заседании совета по поводу протеста, сформулированного уважаемым коллегой, который любезно выступил против указа, запрещающего ношение женских шляпок, господин Арманд Массар, член городского совета Парижа, очень (слишком) старый завсегдатай театров, намерен вписать себя в число противников запрета этого по-прежнему оправданного запрета. В самом деле, зритель не может быть под угрозой боли в шее лишен зрелища, за присутствие на котором он заплатил, имея перед собой заграждение из женских шляпок. Проявите жалость к зрителям, которые пока защищены распоряжением, сколь древним, столь и оправданным{735}.