Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

• Название: Румянцев-Задунайский
• Автор: Михаил Петров
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0167-1

В романе современного российского писателя Михаила Петрова рассказывается о жизни талантливого полководца и государственного деятеля генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева-Задунайского.

---

Брюс низко поклонился.

— Если у вас ничего более нет, у меня к вам просьба. — Екатерина сделала паузу и продолжала: — Передайте графу Петру Александровичу, что его государыня понимает, что такое справедливость, и умеет воздавать победителям то, чего они заслуживают.

Брюс поклонился еще раз.

— Прощайте, граф, будем ждать от вас добрых известий.

4

Когда Брюс приехал домой, жена была не одна: в гостиной сидел голубоглазый молодой человек богатырского телосложения.

— Граф Васильчиков, — представила гостя Прасковья Александровна. — Любимец нашего общества.

Молодой человек сделал в сторону хозяина изящный кивок головой, после чего стал шарить глазами по сторонам с видом человека, забывшего, куда положил шляпу.

— Нет, нет, я вас не выпущу, — поняла его намерение хозяйка, — вы должны остаться с нами на вечернюю трапезу.

— Благодарю вас, но мне пора, — смутился юный граф, — прошу извинить… Меня ждут.

Прасковья Александровна пожала плечиками:

— Мне очень жаль. Однако я провожу вас. — И она, взяв под руку, повела его к выходу.

Брюс ревниво посмотрел им вслед, поднял с оттоманки валявшуюся нетолстую книжицу и погрузился с нею в мягкое глубокое кресло. Книжица называлась «Всякая всячина». Ему не хотелось читать. Перелистывая ее, он прислушивался к шагам за дверью, ждал возвращения графини.

Брюс был женат на Прасковье Александровне уже пятнадцать лет. Он не мог жаловаться на свою судьбу. В семье царило полное согласие. Вот только с детьми не очень повезло. У них росла одна дочь, а ему хотелось иметь еще и сыновей. Впрочем, мечтать о сем было уже поздно. Супруга заканчивала четвертый десяток — в такие годы рожают редко.

Прасковья Александровна, проводив гостя, вернулась веселая, улыбающаяся.

— Почему такой мрачный? Чем-нибудь недоволен?

— Кто сей красавец? — в свою очередь спросил супруг.

— Я же говорила: граф Васильчиков. На него изволила обратить внимание государыня.

Брюс хмыкнул.

— Он еще мальчишка!

— Ну и что? Ты же вот приревновал меня к нему!

Супруга за словом в карман не лезла. Нет, дуться на нее совершенно невозможно. Смеется озорница. А впрочем, почему бы тому мальчишке в нее не влюбиться? Годы ничуть ее не состарили. Она, кажется, осталась такой же обаятельной, веселой, какой была в тот счастливый день, когда он предложил ей руку и сердце.

— Может быть, все-таки расскажешь, как тебя приняли при дворе? — подсела она к нему на подлокотник кресла.

Граф сообщил, что встреча с государыней не дала ему того, на что он надеялся.

— Наде было идти к ней с Никитой Паниным, а не с Голицыным, — сказала Прасковья Александровна, словно разговаривала с подростком, которого надо еще учить.

— Почему?

— Потому что он первый министр.

Супруг с ухмылкой возразил:

— Тогда бы уж лучше тащить самого Орлова.

— Время Орлова отходит.

Глаза графа расширились от удивления.

— Тебе диво? А для многих сие уже не тайна. Екатерина стала для него старовата, он блудничает с другими женщинами.

— И государыне об этом известно?

— Разумеется.

Граф покачал головой, не очень веря словам супруги.

— На обеде они были внимательны друг к другу.

— Ты государыню еще совсем, совсем не знаешь.

В комнате становилось сумрачно. Лакеи зажгли свечи, закрыли ставни, и как-то сразу стало уютней. Свечи, тишина располагали к неторопливой беседе. Брюс стал рассказывать жене, как он просил направить в армию подкрепление, которое свело бы на нет превосходство турок в живой силе.

— Государыня рада бы прибавить вам людей, да казна пуста, — заметила Прасковья Александровна.

— Неужели мы беднее турок?

— Может, и не беднее, только денег в казне нет. Утекли.

5

Граф Брюс вернулся в армию в начале марта, когда в местах ее расположения уже звенела весна с ее ручьями, гнездящимися птицами и непролазными дорогами. В шкатулке своей он вез рескрипт императрицы на имя главнокомандующего.

Несмотря на поздний час, он нашел Румянцева в главной квартире за писанием каких-то бумаг — исхудавшего, усталого.

— «Обряд службы», — сказал про бумаги Румянцев после того, как выпустили друг друга из объятий. — Наконец-то закончил. Но ты, смотрю, тоже с бумагами.

— Рескрипт ее величества. Вручен князем Голицыным в день моего отъезда из Петербурга.

— Князь… Быстро же он освоился, — промолвил Румянцев, ломая печать пакета. — Не я ли говорил, что стезя его не полками командовать, а придворным генералом быть.

Он передал вскрытый пакет Брюсу:

— Читай сам. У меня от букв уже в глазах рябит.

Брюс, приняв бумаги, стал читать:

«Ваши письма от 3 и 14 числа сего месяца[29] я получила и сим ответствую, что первое в предприятие на Браил я признаю пользу главному вам предписанному предмету будущей кампании закрыть бендерскую осаду и не допустить неприятеля укрепиться в Молдавии или Валахии. Жаль, что не удалось схватить замок, через чего сделалась сия экспедиция не совсем удачна, но теперь Журжа взята, то не сомневаюсь, что сие вам подаст средств обратить в пользу на истребление неприятельской толпы… Более всего меня беспокоят трудности в заведении магазейна в покоренных землях. Бога ради употребите всевозможные способы, чтоб вам ни в чем недостатка не было, кажется, в Валахии несколько хлеба еще быть может, молдавцы же, когда из закрытых мест возвратились и в домах живут спокойно, а наши войска дисциплину содержат, то по крайней мере у них лошадей и волов можно взять для возки провианта…

Екатерина».

Кончив чтение, Брюс передал рескрипт Румянцеву. Тот долго молчал, вдумываясь в содержание услышанного.

— Они… там вообразили себе, — наконец тихо заговорил он, — что знают о неприятеле больше, чем мы, перед лицом его стоящие. Говорил им, что противник превосходит нас в несколько раз?

— Я имел честь доложить о сем самой государыне.

— И что же государыня?

— Ее величество приказали напомнить вашему сиятельству, что древние римляне не считали своих врагов — они их находили и побеждали.

Румянцев с горькой улыбкой покачал головой;

— Все ясно. Существенных подкреплений от Петербурга ждать не следует. Остается рассчитывать на то, что имеем.

Брюсу хотелось сказать, что, по его мнению, ссылка государыни на римлян только отговорка, что причина, препятствующая усилению армии, содержится в отсутствии средств. Однако этого он почему-то не сказал, а сказал другое:

— Ваш план в целом одобрен.

— Я это знаю.

Брюс покашлял в нерешительности.

— План ваш, несомненно, хорош. Но мне одно непонятно, Петр Александрович, почему уступаете славу завоевателя Бендер графу Панину? По плану в будущую кампанию мы должны вроде бы поменяться местами — вторая армия станет главной, наступательной, а наша, хотя и более сильная, должна помогать ей, прикрывать ее от главных сил противника.

Румянцев не спеша достал из стола карту и разложил ее на столе.

— Я ожидал этого вопроса. В моем плане есть расчет, который не все могут заметить. В представлении членов Петербургского военного совета победа над противником достигается через отнятие у него крепостей. А в сем ли ключ? Когда начинается война, вопрос, кто кого осилит, решается не под стенами крепостей, а в генеральных баталиях противоборствующих армий. Отдавая Бендеры на забаву второй армии — графу Панину хватит и этого орешка, — я развязываю себе руки для наступательных действий, имея целью разгромить основные силы неприятеля. Когда мы это сделаем, турецкие крепости потеряют прежнее свое значение.

— Выходит, героями основных событий будем все-таки мы?

— Героями — не героями, а баталии предстоят серьезные.

Брюс заметил, что в Петербурге весьма скептически относятся к его «Обряду службы».

— А я и не ожидал восторгов. — Румянцев убрал со стола карту, которой так и не воспользовался, и, как бы оправдываясь, сказал, что он не искал славу борзописца, а старался только воспроизвести то, что упущено уставами.

— В Петербурге говорят, что вы ломаете прежний порядок внутренней и полевой службы.

— В какой-то степени они правы. Я ввожу новый расчлененный боевой порядок.

Разъясняя, что это за порядок, Румянцев напомнил, что в свое время фельдмаршал Миних выстраивал армию в одно громоздкое каре, огражденное рогатками и обремененное обозами, — в каре, приспособленное для пассивной обороны. Теперь такого каре не будет. Войска будут строиться в несколько каре различной величины, между которыми займут место кавалеристы, а впереди и на флангах — егеря и артиллерия.