Литературка Литературная Газета - Литературная Газета, 6538 (№ 01-02/2016)

• Название: Литературная Газета, 6538 (№ 01-02/2016)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Периодические издания

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

Выступления такого рода составили неотменимый вклад Кожинова в движение общего дела. Каждый, кто интересуется его продолжением, может найти у него верные приметы дальнейшего пути. Вот почему хотелось бы видеть в печати не просто хронологически размещённые его «собрания», как у Д. Жукова и других литераторов сходного круга, а умело и кратко составленные сборники с необходимым справочным комментарием. Такие выступ­ления выводят нас далеко сквозь злобу текущего дня в предстоящие времена.

Тем же, кто продолжает негодовать на излишнюю полемичность Кожинова, его озорничество, даже позволяют себе печатно вменять ему участие в неких неподобающих связях, можно было бы сказать: на то и щука в реке, чтобы карась не дремал. А что тот дремал и придрёмывал слишком многое, нужно ли кому доказывать, оглядываясь на недавние дни.

В 1994 г. на пленуме Союза писателей России в Орле Кожинов выступил с речью, где среди прочего вдруг стал восхищаться Тургеневым за то, что тот, живя за рубежом, будто бы выполнял задания внешней разведки России. Мол, как это замечательно: не только великий писатель, но и государственник, и т.п. Без каких-либо свидетельств, ссылок на документ или источник. Произнеся всё это, он пробежал на место и с лёгкой усмешкой, свойственной вообще его лицу, спросил: «Скажи, как ты думаешь, кто в этом зале является сотрудником органов?» – «Думаю, но не скажу». И ни один писатель из собравшихся на родине классика – достаточно известных, именитых – не встал, ничего не возразил или хотя бы спросил.

Да, Кожинов вызывающ, неровен и местами неоправданно колюч. Но читатель его лучших статей, безусловно, убедится, что русскую культуру, которой он был нелицемерно предан, Кожинов умел, как мало кто, утверждать и защищать от обманов, подлогов и глупости. Вижу, как сейчас его встречу в воротах Института мировой литературы с Андреем Дементьевым, тогдашним замом Твардовского по «Новому миру». Это был тот самый Дементьев, который наставлял нас, начинающих критиков, похлопывая по толстому портфелю, где лежала рукопись Солженицына: «Во!.. Бомба!» Не подозревал злосчастный доброхот, что эта бомба разнесёт самого его в щепы, откуда уже никогда и никто не сможет его собрать. И вот этот Дементьев, наблюдая приближающегося к нему Кожинова, бросил: «А знаешь ли, Вадим, чем почва-то пахнет?» Ни секунды не помедлив, Кожинов ответил: «Знаю, Александр Григорьевич. Перегноем!»

Из французской лирики

Из французской лирики

Литература / Литература / Мастерская

Яснов Михаил

Теги: Михаил Яснов

Вольтер (1694–1778)

«ВЫ» И «ТЫ»

Эпистола

Ты помнишь, Филис, те года,

Когда, проехаться затеяв,

Ты кротко ездила всегда

В плохой коляске без лакеев?

Румян не знала и белил,

Была сыта одной похлёбкой

И так дышала страстью знобкой,

Что твой любовник счастлив был,

Увы, обманутый и робкий!

Да, вместо денег и прикрас

Тебе был послан в добрый час

Тот свет, который дарит юность,

Где нежность с лёгкостью сомкнулась,

Тот возраст, где всего ценней

Цвет глаз и белизна грудей,

Где плутовство иным щедротам

Предпочитают без затей,

А все же (поклянусь Эротом!)

Тебе служил я жизнью всей.

Мадам, сегодня жизнь иная

Вас окружает, занимая.

Вы при почёте и деньгах,

Седой швейцар стоит в дверях,

Пуская пыль в глаза идущим,

Ах, Филис, это круг времён,

Благоволящий всемогущим, –

Но тех, кто беден и влюблён,

К вам на порог не пустит он.

Здесь и детей найдёшь едва ли,

В таком изысканном раю, –

А помнишь, как они играли,

Забравшись в хижину твою?

Мадам, среди благоуханных

Ковров, рождённых в дальних странах

И сотканных в Савоннери,

У вас, куда ни посмотри,

Повсюду серебро по стенам,

Произведённое Жерменом,

И вслед китайским мастерам

Резьба Мартена тут и там;

Здесь грация японских ваз

В экстаз пришедших повергает;

Здесь весь подлунный мир у вас

В ушах алмазами сверкает;

Здесь пышность, спесь и щегольство

Царят и празднуют, ликуя, –

Но что здесь стоит одного,

Того – ты помнишь? – поцелуя.

Жерар де НЕРВАЛЬ (1808–1855)

ВРЕМЯ

Ода

I

Мудрец с умом проводит время,

В нем мудрецу загадки нет:

Он на земле, а не в Эдеме,

И сколько б он ни прожил лет,

Ему живётся, как живётся, –

Когда удача улыбнётся,

Он улыбнётся ей в ответ.

II

Не в золотых оковах власти,

Не в славе счастье нам дано,

И не в победах наше счастье,

Любовь и лира – вот оно!

Так выберем скорей подругу

И с лютнею начнём по кругу

Петь, и любить, и пить вино!

III

– Игрушки! Тщетные усилья!

Но вам учиться недосуг!

Что мудрецы? Бесславной пылью

Покрыт их безымянный круг!..

– Нет счастья на просторах мира,

Любовь – обман, а ваша лира –

Пустой и бесполезный звук!..

IV

Ну что же, предпочтём обманы

Холодным, горестным словам –

Они бессмысленны и странны;

И если зло досталось нам,

И если счастье только снится

И ложь повсюду воцарится,

Не лучше ли предаться снам?

V

Возлюбим же весну благую,

Чтоб нам раскаянья не знать

Грядущей осенью; впустую

Не будем в будущем искать

То счастье, что дано

Творцом нам, –

Там, без надежды, в мире тёмном,

Мы вспомним прошлое опять.

VI

Как быстро дни за днями мчатся!

Оглянешься – там тень одна…

Любви за ними не угнаться,

Она веселием полна.

Так предпочтём же нашу юность,

Чтоб нам надежда улыбнулась

И кубок выпила до дна!

Морис КАРЕМ (1899–1978)

ИТАК…

Итак, тебе пятнадцать лет,

Ты очень хочешь стать поэтом.

Глупец, безумец, и при этом

Ты обожаешь лунный свет.

Ты не находишь нужных слов

Для снов мальчишеского рая

И ходишь, рифмы подбирая,

Среди деревьев и прудов

Совсем один, в ночном саду,

Глядишь сквозь ветви старой ели

На звёзды – так волхвы глядели

На путеводную звезду.

Ты так влюблён и так нелеп

И не признаешься в ошибке,

Что будь ты даже трижды слеп,

Ты видел бы вокруг улыбки.

Тебе пятнадцать лет. Итак,

Ты очень хочешь стать поэтом,

Глупец, безумец, но при этом

Уверен: сердце – не пустяк.

Стихи бормочешь без конца,

Куда бредёшь – и сам не знаешь,

И прямо к сердцу, как птенца,

Весь мир ладонью прижимаешь.

«ЛГ» поздравляет с 70-летием замечательного поэта, детского писателя и переводчика Михаила Яснова и желает крепкого здоровья и вдохновения!

ХХ век Ильи Лохматого

ХХ век Ильи Лохматого

Литература / Литература / Рваное время

Мнацаканян Сергей

Теги: Илья Эренбург

125 лет со дня рождения И.Г. Эренбурга

Время от времени выплывают из прошлого значительные памятные даты. Вот и сейчас – очередная годовщина со дня рождения Ильи Эренбурга. Начнём с самого начала. Илья Григорьевич Эренбург родился 14 (26) января 1891 года в Киеве, а умер 31 августа 1967 года в Москве. Между этими датами прошла 76-летняя невероятная по богатству жизненных впечатлений, встреч, столкновений, творческого кипения жизнь одного из самых таинственных и блистательных творцов ХХ века.

Через несколько лет после рождения сына семья переехала в Москву. Уже в 15 лет Илья Эренбург стал узником тюрьмы за свои социалистические убеждения и пропагандистскую деятельность. Выпущенный через полгода под крупный денежный залог, он уехал в Париж, где началась его жизнь политэмигранта.

Юный беглец Илья Эренбург познакомился с Лениным, тоже в то давнее время политическим беглецом. Вождь российского пролетариата окрестил юношу с нестриженными космами, завсегдатая парижского кафе «Ротонда» Ильёй Лохматым. Вообще личное знакомство с Лениным в начальные советские времена могло стать и приговором, и охранной грамотой. Для Эренбурга это знакомство, конечно, стало охранной грамотой.

Уже тогда, в Париже, Илья Эренбург начал писать стихи, во многом пронизанные чувством ностальгии – по дому, по России. Его первая книжечка стихов вышла в Париже в 1910 году. Одна за другой выходили поэтические книги: «Я живу», «Одуванчики», «Детское», «Молитва о России» (1918), которую тогда запретили московские власти, и многие другие. Тогда же он начал переводить стихи французских поэтов. Его переводы из Франсуа Вийона стали классикой русской поэзии, и одно из четверостиший, «которое написал Вийон, приговорённый к повешению», в переводе Эренбурга любил и не раз повторял Владимир Маяковский: