Анна Климова - Осенняя женщина

• Название: Осенняя женщина
• Автор: Анна Климова
• Издательство: Книжный Дом
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-17-0361-2

Первый роман из мелодраматической дилогии («Осенняя женщина» и «Сердце странника») рассказывает о запутанной истории девушки, которая после тяжелого недавнего прошлого ищет способ примирить себя с окружающим миром и находит его в любви к таинственному молодому человеку. Светлые чувства, преодолевающие все препятствия, все внутренние разногласия, всю гордыню, весь страх и ненависть, и есть главное в жизни влюбленных…

---

— Ты шпионил, — констатировала она, с трудом найдя в себе силы остановить его.

— Чуть-чуть, — кивнул Тимофей, не отводя взгляда. — Во всем виновата осень. Она всегда действует на меня таким вот непонятным образом. Правда-правда.

— Я не знаю, кто и в чем виноват, — со смехом сказала Кристина, поправляя ему шарфик и снисходительно похлопывая по груди, — но знаю, что кое-кому надо лечиться. И как можно скорее.

Он проследил за ее руками и усмехнулся.

— Ты имеешь в виду меня? Но в том-то и дело, что я не хочу лечиться. Никому ведь не приходит в голову лечиться от любви к красивым женщинам или от гениальности.

— Не пойму: ты мне комплимент сделал или себе?

— Никого не хотелось обидеть, — скромно потупился он.

— У-у, — протянула Кристина, — с тобой, дружок, все ясно. А мне казалось, что ты еще не потерянный для общества человек.

— Теперь так не кажется?

— Теперь, я думаю, тебе уже ничего не поможет.

— А ты?

— Что я?

— Поможешь?

— В чем?

— В спасении меня для общества.

— Боюсь, обществу это не принесет никакой пользы. Клоуны не котируются на рынке труда, — трагически покачала она головой и после минутной серьезности рассмеялась: — Господи, поверить не могу, что ты втянул меня в этот бредовый разговор!

— Почему бредовый? По-моему, хороший разговор. С тобой и быть по-другому не может.

— Да с чего я тебе так далась?! — весело воскликнула Кристина.

— Просто ты мне нравишься, — пожал он плечами. — Может же один человек нравиться другому? Нравишься, и все тут. Как нравится пейзаж или какая-то песня. Ты спытала: «Што далася?» Да душы, кажу, прыйшлася.

Лукавый, ох, лукавый огонек светился в его глазах! И в то же время4она видела его смущение, его заботливую осторожность, которую он пытался спрятать под своим нагловатым напором. И слова его звучали просто, без превосходства, без насмешки. Он был откровенен, но той откровенностью, в которой не угадывалось никакой натяжки и сальности, в избытке имевшихся у многих мужчин.

Кристину мгновенно пронзило ощущение красоты, но не как чего-то определенного, а некоей гармонии в созвучии голосов, в запахе ветра, в свете из окон близлежащих домов. И какие бы сигналы протеста ни посылал разум, как бы она ни сопротивлялась этим новым, неожиданным ощущениям, то, что именно она находилась в этом месте и в этот час и что именно этот человек идет рядом, казалось ей правильным. Самым правильным из того, что с ней приключилось за все последнее время.

Кристина в замешательстве замедлила шаг. Она совсем не так представляла себе разговор с ним.

— Все это очень и очень глупо, — сказала она, запнувшись на секунду, как человек, не очень уверенный в своих словах.

— Почему?

— Потому что! — разозлилась Кристина. — Ты… ты, я не знаю, как чертик из табакерки! Выскочил неожиданно, а я не люблю неожиданностей. Они, знаешь ли, немного напрягают.

— Ты чего-то боишься, — с утвердительной интонацией сказал он.

— Боюсь?

— Да, боишься.

— Кого?

— Наверное, меня.

— Тебя?! — зло захохотала она. — Больно много о себе воображаешь, ты, чучело! И оставь меня в покое! Хватит! Наговорились!

Обойдя его, Кристина быстро направилась в сторону проспекта.

— Кристина, чего ты боишься? — окликнул он ее с другой стороны дороги. — Я просто хочу понять. Если того чудика, то я с ним разберусь. Только скажи!

— Я боюсь дураков, преследующих какие-то свои цели, о которых я вполне могу догадываться.

— Ты заглядываешь дальше, чем надо. И я не дурак. И не чучело. А если и чучело, то симпатичное, но очень одинокое. Меня даже вороны не боятся.

Она оглянулась и снова не могла удержаться от смеха. Тимофей стоял посреди тротуара, зябко поеживаясь в своей легкой куртке. Потом он резко расставил руки в стороны, изображая огородное чучело.

— И откуда ты такой взялся? — смеясь, спросила Кристина.

— Меня выдумали. Может быть, нас всех выдумали. Или мы выдумали себя.

— Если так, то меня выдумал ты, Тимофей.

— Тогда ты самая прекрасная выдумка из всех моих выдумок!

— Пока! Ты забавный парень.

Он раскланялся с другой стороны улицы.

— Благодарю почтенную публику.

— Клоун! — крикнула она и скрылась за поворотом.

А он стоял и улыбался. Глупо улыбался, по-мальчишески, чего уж тут скрывать. Но в этом чувстве больше не было ничего неловкого, как в его отношениях с Майей. Что-то искристое и яркое пузырилось в нем, что-то незнакомое и знакомое одновременно.

Он не позволил ей «расставить все по своим местам». А она этого даже не заметила.

Богдан Сергеевич наблюдал за Тимофеем из окна припаркованной машины с улыбкой.

Молодость! Что может быть слаще этого слова? Что может быть прекраснее?

Одно плохо — понимаешь это только тогда, когда за плечами непосильный груз прожитых лет.

Единственное утешение немолодому человеку — добытая потом и кровью значимость. Молодость значима сама по себе. В старости же человек не значит ровным счетом ничего. Разумеется, если он не побеспокоился должным образом о себе, когда был молод.

Все Богдану Сергеевичу удавалось в этой жизни. Умел он держать нос по ветру. Видел и понимал людей. И использовал в той степени, в какой они были ему полезны. Причем не скрывал этого. Иногда людям это нравилось (всегда находились те, кто мечтал услужить за небольшое или большое вознаграждение), а иногда не очень. Судя по всему, Тимофей относился к последней категории. Смешной, наивный чудак! Принципиальность никому и никогда не приносила ничего, кроме неприятностей. Принципиальных сжигали на кострах, а менее принципиальные счастливо выживали. Вот и вся логика жизни, которую нельзя сделать ни проще, ни легче. Как сказал Оруэлл, жизнь может дать только одно облегчение — кишечника.

Но молодость глупа и неопытна. Не зря же сказано: в молодости учатся, а в старости понимают[20].

Тимофей тоже поймет. Со временем. А пока его надо, словно непослушного мустанга, приучить к мысли, что у каждого есть свои обязательства. У седока — управлять. У мустанга — выполнять работу.

А для Тимофея была работа. Большая и интересная, с которой мог справиться только он.

Ситуация складывалась таким образом, что потребовались решительные и адекватные меры. И для этого Богдану Сергеевичу был необходим Тимофей. Сейчас, а не тогда, когда он соизволит бросить эти свои глупые душевные искания.

Богдан Сергеевич снова улыбнулся, выпуская в открытое окно густые клубы сигарного дыма.

Тимофей будет работать! Он, Богдан Сергеевич, не даст пропасть его таланту. Хочет он того или нет.

— А он шустряк, — хохотнув, отозвался молодой человек. — Вторую на этой неделе с ним вижу.

— Он молод, — вздохнул Богдан Сергеевич. — Как, впрочем, и ты, мой дорогой Олежек.

— А нельзя ли обойтись без него? Мы что, не найдем людей толковых? Да нам стоит только свистнуть! Пол-Москвы прибежит!

— Может быть, ты и прав. Возможно, на наш свист сбегутся все московские шавки. Одна только загвоздка, Олежек. Они не умеют работать так, как работал Тимофей. Мне нужен он. И никто другой его заменить не сможет. К тому же он уже в курсе наших дел. Он НАШ ЧЕЛОВЕК. Моралист, конечно, большой, но что уж тут поделаешь! У каждого свои недостатки.

— Это точно, Богдан Сергеевич, — согласился его молодой спутник.

— Да, кстати! Что там с твоим ревнивцем, этим юным Гамлетом?

— Сбежал гаденыш!

— Да? Как интересно, — сухо заметил Богдан Сергеевич. — Спугнули?

— Нет, сам удрал. Корова эта взбучку ему за что-то там устроила, вот он и…

— Что за выражения, Олег? Так говорить о любимой женщине! — раздалось досадливое поцокивание.

— Издеваетесь, Богдан Сергеевич? — горестно скривился Олег. — Она же как пиявка! Вцепилась мертвой хваткой. Планы какие-то строит, дура.

— Женщина всегда строит планы, но не всегда их придерживается. В этом женская трагедия. Так что не усугубляй. Кроме того, Бог хоть и создал женщину после Адама, но она и есть его самое любимое детище. Посему обидеть женщину все равно что плюнуть в небо — вернется плевок-то. Как ни изворачивайся.

— Ну вы у нас точно как китайский философ! — хохотнул восхищенно Олег.

— Опытность, друг мой, иногда ценнее слов мудрецов. Но вернемся от философии к жизни. Возможно, это и к лучшему, что мальчишка сбежал. Подозрения обретут очевидную почву. А вообще гнусно это. Да, нелегко в нашем деле. Что уж тут скрывать, ни один бизнес без гнусности не обходится. Особенно такой, как наш. А что наши любезные менты?

— Копают.

— Ну, пусть себе копают потихоньку. Ничего. К малолетству его снизойдут. Отделается легким испугом Гамлет наш. Если все выйдет как надо с Тимофеем. А теперь поезжай-ка, голубчик, в ресторан. Перекусим слегка на сон грядущий. И вот еще что. Завтра пригласи Тимофея на обед. Надо нам поговорить, Поговорить от души. Мы слишком долго обходились молчанием. Но, как сказал Карлейль, кто не умеет молчать, пока не настанет пора говорить и действовать, тот не настоящий человек. Будем же настоящими людьми! Только пригласи аккуратно. Без этих неумных и грубых штучек, коими грешат наши новые друзья. Понятно?