Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца

• Название: Половина желтого солнца
• Автор: Чимаманда Адичи
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86471-541-3

Красавица Оланна из богатой семьи никогда не отличалась дерзостью, как ее сестра-двойняшка Кайнене, но именно Оланна решилась оставить полную комфорта жизнь ради любви. Переезжая в маленький городок, где жил и работал ее будущий муж, профессор местного университета, она вряд ли понимала, что бесповоротно меняет свою судьбу. Деревенский мальчик Угву, поступивший в услужение в профессорский дом, тоже не догадывался, что отныне его жизнь изменится необратимо и непредсказуемо. Застенчивый молодой англичанин Ричард, приехавший в Нигерию, чтобы написать книгу, вовсе не собирался оставаться здесь навсегда. А непокорная и избалованная Кайнене вряд ли думала, что взвалит на свои хрупкие плечи ответственность за жизнь огромного числа людей. Но война, обрушившаяся на страну, не только корежила судьбы людей, но и меняла и их самих, вытаскивая наружу то, что в обычной жизни скрывается за лоском цивилизованности. Оланне, Угву, Ричарду и всем остальным героям романа предстоит пройти сквозь немыслимые ужасы войны, не раз лицом к лицу столкнуться со смертью и вновь обрести себя после страшных испытаний.

Полный напряженного драматизма роман «Половина желтого солнца» рассказывает истории нескольких людей, — истории, которые сплелись самым поразительным образом. Читатели назвали роман Адичи «африканским "Бегущим за ветром"», а британские критики присудили ему престижнейшую премию «Оранж».

---

Много позже она сказала, что в тот миг ощутила искру между ними, а он признался, что желание причиняло ему тогда физическую боль.

Испытав на себе силу его страсти, Оланна была потрясена. Она не подозревала, что мужские ласки способны доводить до беспамятства, поднимать туда, где ни о чем не думаешь, ничего не помнишь, только чувствуешь. За два года острота ощущений не притупилась, как не ослаб и восторг Оланны перед его чудачествами и твердыми убеждениями. Правда, Оланна опасалась, что причина только в их встречах урывками — они виделись на каникулах, а все остальное время переписывались, перезванивались. А теперь, когда она вернулась в Нигерию и им предстояло жить вместе, его уверенность и отсутствие даже тени страха перед будущим, ставило Оланну в тупик.

Оланне не хотелось ужинать с родителями, тем более что они пригласили господина Оконджи, но мать зашла к ней в комнату и стала упрашивать: ну, пожалуйста, ведь не каждый день мы принимаем министра финансов, а сегодняшний ужин особенный — из-за строительного подряда, которого добивался отец.

— Biko,[19] оденься красиво. Кайнене тоже принарядится, — добавила мать, словно упоминание о сестре-двойняшке к чему-то обязывало.

Теперь, сидя за столом, Оланна расправила салфетку на коленях и улыбнулась слуге, который поставил перед ней тарелку с разрезанным пополам авокадо. Он был в туго накрахмаленной белой форме — брюки как из картона.

— Спасибо, Максвелл.

— Пожалуйста, — промямлил Максвелл и двинулся дальше с подносом.

Оланна обвела взглядом сидящих за столом. Родители, согласно кивая, внимали рассказу господина Оконджи о встрече с премьер-министром Балевой.[20] Кайнене уставилась в тарелку с лукавой гримаской, будто посмеиваясь над авокадо. Никто из них не поблагодарил Максвелла. А стоило бы, подумала Оланна, ведь это такая малость, знак уважения к тем, кто тебе служит. Как-то раз она уже завела об этом речь, но отец сказал, что им и без «спасибо» хорошо платят; мать возмутилась: начнешь их благодарить — чего доброго, распустятся; Кайнене, как всегда, промолчала со скучающим видом.

— Давненько я не едал такого вкусного авокадо, — похвалил господин Оконджи.

— С одной из наших ферм, — вставила мать. — Под Асабой.

— Попрошу слугу вам завернуть, — предложил отец.

— Отлично, — обрадовался господин Оконджи. — Правда ведь, вкусно, Оланна? Ты так смотришь, будто авокадо кусается. — Он расхохотался грубо, фальшиво, а мать с отцом подхватили.

— Очень вкусно. — Оланна подняла голову. Улыбка господина Оконджи сочилась влагой. В клубе «Икойи» на прошлой неделе, когда он сунул Оланне в руку свою визитку, ей казалось, будто рот у него полон слюны и стоит ему улыбнуться, как по подбородку потянется ниточка.

— Надеюсь, ты подумала и решила работать у нас в министерстве, Оланна. Нам нужны первоклассные специалисты вроде тебя.

— Не каждому предлагает работу сам министр финансов, — заметила мать, будто бы ни к кому не обращаясь, и улыбка осветила ее продолговатое шоколадное лицо красоты настолько безупречной, что подруги прозвали ее Картинкой.

Оланна положила на стол ложку.

— Я решила переехать в Нсукку. Через две недели уезжаю.

От нее не укрылось, что губы отца сжались в ниточку, а рука матери застыла в воздухе, словно ее парализовало.

— Я думала, ты еще не решила…

— Надо спешить, иначе на мое место возьмут кого — нибудь другого.

— В Нсукку? Я не ослышался? Ты переезжаешь в Нсукку? — переспросил господин Оконджи.

— Меня берут преподавателем на факультет социологии, — сказала Оланна. Обычно она не солила авокадо, но сейчас фрукт показался таким пресным, что ее затошнило.

— Вот, значит, как. Ты нас покидаешь, — вздохнул господин Оконджи. Лицо его точно плавиться начало, пошло складками. Повернувшись, он с напускной веселостью обратился к сестре: — А ты, Кайнене?

Кайнене глянула на господина Оконджи в упор, почти враждебно.

— А что я? Мой свеженький диплом тоже без дела не запылится. Я уезжаю в Порт-Харкорт, управлять тамошними папиными предприятиями.

Раньше у Оланны бывали озарения, когда она угадывала мысли Кайнене. В начальной школе они могли посмотреть друг на друга и рассмеяться, не говоря ни слова, потому что им приходила в голову одна и та же шутка. Теперь такие моменты у нее в прошлом, да и у Кайнене наверняка тоже — сестры давно не говорили по душам. Они вообще едва общались.

— Значит, Кайнене будет управлять цементным заводом? — обратился господин Оконджи к отцу.

— Она будет ведать всем на Востоке — заводами и нашими новыми нефтяными месторождениями. Делового чутья ей не занимать.

— И кто сказал, что иметь дочерей-двойняшек — невезение? — пафосно заявил господин Оконджи.

— Кайнене стоит двух сыновей, — отозвался отец, бросив взгляд на Кайнене, та отвернулась, будто не замечая гордости на его лице, а Оланна спешно уставилась в тарелку, чтобы никто из них не догадался, что она наблюдает. Светло-зеленая тарелка сливалась цветом с авокадо.

— В выходные приходите все вместе ко мне, — предложил господин Оконджи. — Вам стоит отведать рыбного супа с перцем. Мой повар родом из Нембе и знает толк в свежей рыбе.

Отец и мать хором захихикали. Оланна не поняла, что тут смешного, но чего ждать от шутки министра. Пошутить изволил — и на том спасибо.

— Отлично! — воскликнул отец.

— Хорошо бы прийти всей семьей, до отъезда Оланны, — добавила мать.

Оланну кольнули ее слова.

— Я бы рада, но уезжаю на выходные.

— Так скоро? — Во взгляде отца Оланне почудилась мольба. Интересно, как родители обещали господину Оконджи связь с ней в обмен на контракт — прямо или намеком?

— Собираюсь в Кано, повидать дядю Мбези и всех родных, а заодно и Мухаммеда, — объяснила она.

Отец что есть силы ткнул ножом в авокадо.

— Ясно.

После ужина все вышли на балкон выпить. Оланне был по душе этот обычай, она любила постоять у перил в стороне от родителей и гостей, глядя вниз, на высокие фонари вдоль дорожек, такие яркие, что в их свете вода в бассейне серебрилась, а розовые бугенвиллеи и алые гибискусы пламенели. В тот единственный раз, когда Оденигбо гостил у нее в Лагосе, они стояли на балконе вдвоем, глядя на бассейн. Оденигбо бросил вниз винную пробку, и они вместе следили, как она плюхнулась в воду. За ужином он перепил бренди и ввязался в спор, когда отец стал доказывать, что мысль основать университет в Нсукке — бред, поскольку Нигерия не созрела для национального университета, а получать поддержку из Америки вместо серьезного британского университета — глупость несусветная. Оланна думала, Оденигбо поймет, что отец всего лишь хочет позлить его и показать, что старший преподаватель из Нсукки — невелика птица. Она надеялась, что Оденигбо пропустит слова отца мимо ушей. Но Оденигбо, с каждой минутой распаляясь, доказывал, что Нсукка свободна от колониального влияния. Оланна без конца подмигивала ему — мол, замолчи, но Оденигбо, должно быть, в темноте не заметил ее знаков. Хорошо хоть телефонный звонок прервал разговор. В глазах родителей Оланна прочла невольное уважение, и все же это не помешало им сказать дочери, что Оденигбо ей не пара, что он ненормальный, один из тех ученых горлопанов, которые все уши прожужжат своей болтовней, а о чем болтают, поди разберись.

— Какой прохладный вечер, — услыхала она за спиной голос господина Оконджи.

Оланна обернулась. Она и не заметила, что родители и Кайнене давно ушли.

Воротник агбады[21] господина Оконджи был расшит золотом. Оланна взглянула на его жирную шею и представила, как он раздвигает складки, когда купается.

— Как насчет встречи завтра? В отеле «Икойи» вечеринка с коктейлями. Я представил бы всю твою семью кое-кому из наших эмигрантов. Им нужна земля, и я могу устроить, чтобы они купили у твоего отца раз в пять, а то и в шесть дороже.

— Завтра я участвую в благотворительной поездке общества Святого Викентия де Поля.[22]

Господин Оконджи подошел к ней вплотную и дохнул ей в лицо перегаром.

— Ты сводишь меня с ума.

— Мне это неинтересно, господин министр.

— Я без ума от тебя. Вот что, в министерстве тебе не придется работать. Я тебя назначу в любой совет, в какой захочешь, и квартиру для тебя обставлю, где пожелаешь.

Он притянул ее к себе, и в первый миг Оланна безвольно обмякла. Она привыкла к приставаниям мужчин, от которых несло дорогим одеколоном и самоуверенностью: у меня есть власть и деньги, а у тебя — красота, значит, ты создана для меня. Когда Оланна оттолкнула его, ощутив под пальцами дряблое тело, ее едва не стошнило.

— Довольно, господин министр.

Глаза его были закрыты.

— Я люблю тебя, поверь. Люблю.

Оланна выскользнула из его рук и ушла с балкона. Из гостиной долетали неразборчивые голоса родителей. Оланна остановилась понюхать поникшие цветы на столике у подножия лестницы и поднялась к себе. Собственная комната показалась ей чужой. Теплые коричневатые тона, песочного цвета мебель, темно-красный пушистый ковер. Здесь было так много свободного места, что Кайнене называла их комнаты квартирами. На кровати лежал выпуск «Лагос лайф», Оланна подняла его, пролистнула. На пятой странице безмятежно улыбались она и мать на светском приеме у британского верховного комиссара.[23] Заметив фотографа издали, мать обняла ее, но, когда щелкнула вспышка, Оланна подошла к нему и попросила не печатать снимок. Фотограф ответил недоуменным взглядом. Глупый порыв с ее стороны: парню-то невдомек, до чего тяжело жить у всех на виду.