Илья Чернев - Семейщина

• Название: Семейщина
• Автор: Илья Чернев
• Издательство: Бурятское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1988

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.

Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».

В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.

Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

---

Он уверен во всем этом и, однако же, не хочет и не может успокоиться: как и зимой, по горло занят кузнец Викул Пахомыч, не вылезает из семенного амбара Мартьян Яковлевич, безотрывно блюдет и холит коней Олемпий Давыдович, всем назаходится работа, — чтоб еще лучше, еще слаженнее пошло дело, когда наступит день выезда в поля. Такой слаженности нет и не будет в новой артели, у закоульцев, — рассуждал Епиха.

В новой артели тоже готовятся к вёшной. И там, как у красных партизан, люди разбиты на две бригады, и там триеруют семена. Но у них еще хлопочут с починкой хомутов, но у них хуже выглядят кони: не хватает ни овса, ни сена, и придется ли кормить их вдосталь в рабочую пору, — корму-то ведь в обрез…

Закоульский председатель Мартьян Алексеевич тоже не знает покоя: он выезжает в поля с землеустроителем и агрономом, надо установить массив, собрать воедино пашни новых артельщиков, разбить участки. А тут еще заботы о плугах, о телегах, о сбруе, о кормах… Хватает хлопот Мартьяну Алексеевичу.

Единоличники — и те зашевелились понемногу, на артельщиков глядя… Им не к спеху: спокон веку после Егория пахоту начинали, а пришла артель, и вот что удумали! Многие ворчат на нехватку семян — свое съели, а власть не очень-то густо отвалила. Иные еще продолжают сетовать на зимние хлебозаготовки:

— Не обобрали б хлеб, до нового б хватило, о семенах бы не тужили. А теперя — ни сеять, ни жрать…

И насчет кормов у единоличников туговато:

— Раньше-то хлеб коням в вёшную сыпали в комягу, а теперь чо досыплешь?

Гудит-шумит деревня, на все лады старину поминает, и как ни прикидывают старики, раньше, по их словам, просторнее, вольготнее жила семейщина: хлеб ли, мясо ли взять, товар ли, те же гвозди или, к примеру, железо для хозяйства, — всего, всего было в изобилии, ни в чем скудости народ не видал. Годами сулится советская власть облегчение жизни крестьянину дать, да, видно, только сулится. Сулится она машинами облегчить мужицкую долю, а где эти машины? Которые и попадают в деревню — все идут в артель, а самостоятельному хозяину так поди и не видать ничего. Да и в артели, гуторили старики, особой сладости не жди: много ли машин у них, и на работу гоняют без всякой поблажки.

— Вот тебе и машины!

Все не нравилось старикам у артельщиков: и худоребрые кони закоульцев, и толчея несусветная у них же, и то, что над каждым поставлены хозяева — бригадиры, правление, председатель, и этот неурочный сев, и спешка не знай куда и по какому случаю…

Понапрасну ворчали старики на советскую власть, — она и недумала забывать своих обещаний насчет облегчения доли крестьянской. По всей Советской стране, до самых отдаленных ее окраин, в великом множестве вырастали машинно-тракторные станции. И в эту весну тысяча девятьсот тридцать второго года дошел черед и до семейщины. От колхозных председателей узнала она: артельные пашни пахать нынче будут тракторы, железные кони. Председатель Епиха аж загорелся весь, когда услыхал В районе об этом. Председатель же Мартьян только носом шмыгнул, не поймешь его: то ли отрадно ему, то ли скучно стало от этих вестей…

Разговоры о тракторах всполошили семейщину: неужто правда, неужто в самом деле есть такие невиданные кони-самоходы? Сроду их не видывала семейщина, а потому не шибко-то и верила.

Но вести о чудесных машинах постепенно оборачивались явью, в соседнем Хонхолое, на окраине, какие-то нездешние, наезжие люди обносили забором прилегающий к сопке выжженный пустырь. На нем спешно строились длинные бараки — гараж и мастерские. В пустующих в улице, близ забора, избах размещались рабочие, конторщики и агрономы. Над крыльцом ранее заколоченного большого кулацкого дома появилась от руки написанная желтой краскою вывеска:

КОНТОРА ХОНХОЛОЙСКОЙ МТС

Вскоре через Никольское потянулись из Петровского завода вереницы грузовых автомобилей. В их громоздких коробах вздымались, перетянутые веревками, высокие ящики — не эти ли самые неведомые тракторы скрыты за белыми досками, кто скажет? Или, может, другие какие машины, о существовании которых семейщина и не подозревает? В коробах грузовиков, в три ряда накатанные, возвышались железные бочки, и редко кто на селе угадывал, что в них и к чему.

При появлении автомобилей, переваливающихся с боку на бок в грязных выбоинах, на тракту становилось оживленно. Створки окон враз распахивались чуть не по всему порядку, с подоконников свешивались бородатые лица мужиков, кичкастые головы баб…

Грузовики везли тракторный прицепной инвентарь, плуги и сеялки, запасные части, горючее, разобранные машины. Но самих тракторов так и не видала до сих пор семейщина. И вот однажды ночью сквозь сон услыхали никольцы отдаленный глухой, мерный перестук в степи. Обходя деревню, Тугнуем шли гуськом тракторы. Их было не так уж много, но гул по мере их приближения к деревне нарастал, и когда они пересекали речку у мельницы, на низу Краснояра задрожали неостановимой дрожью стекла в рамах, задрожали, будто заныли.

— Чо это?.. О господи! — испугалась бессонная Ахимья Ивановна.

Она выскочила на крыльцо, и показалось ей — далеко-далеко за околицей движутся парами белые, круглые, лучистые огни, словно не огни, а глаза каких-то чудищ… много-много глаз, уходящих в сторону Хонхолоя.

И у соседей, слышно, скрипнули сени, проснулся народ. И кто-то через улицу кинул уверенным баском:

— Глянь, трактора!

Председатель Епиха тоже проснулся от шума моторов, поднял на ноги жену и сестру. Где это гудит-стрекочет — он не мог понять. Отсюда, с тракта, было далеко. Вместе с Лампеей и Грунькой он полез на крышу амбара, и оттуда они увидали белые огни-глаза, словно плывущие во мраке степи. Над ними светлело от зарева небо. Огни обходили деревню у мельницы.

— Значит, прибыли! — безотрывно следя за движением огней, восторженно прошептал Епиха, — не зря, выходит, променяли большевики ситец на железо!..

2

Дирекция машинно-тракторной станции не рассчитывала, что ей в первую же весну удастся набрать здесь, на месте, достаточно людей для работы на тракторах. Правильно рассуждала она: туга семейщина к машине. И потому вместе с тракторами в Хонхолой прибыло десятка полтора вербованных трактористов, переброшенных сюда откуда-то из России. Решено было постепенно приучать колхозную семейскую молодежь к управлению машиной. Дирекция МТС договорилась с правлениями колхозов, которых она призвана была обслуживать, что председатели самолично отберут наиболее развитых и способных ребят, — их для начала поставят, прицепщиками…

Одним из первых в артели «Красный партизан» в прицепщики пошел Анохин Никишка. Живой и своевольный подросток, Никишка аж загорелся весь, едва услышал о наборе прицепщиков. Но не видать бы ему трактора, как ушей своих, если бы не председатель артели Епиха: он-то и настоял перед тестем, чтоб отпустили паренька к машине, настоял чуть не с бранью и угрозами, потому что Аноха Кондратьич и слышать сначала об этом не хотел. Самому Никишке приступаться к батьке было бесполезно, — старик ревел свое:

— Не станет, што ли, для тебя в артели крестьянской работы? Ишь чо удумал! В ученые полез, на легкую должность!

Ахимья Ивановна разделяла эти опасения: подле машины юнец потрется, забудет крестьянство, чего доброго кинет потом стариков родителей. Но хоть и разделяла она эти опасения, однако помалкивала: поглядим, дескать, как еще дело с тракторами этими обернется, станет ли народ парней своих посылать. Отстать от людей, очутиться позади всех старой никак не хотелось.

А Епиха, на обязанности которого лежал набор прицепщиков, чуть не каждый день зудил и зудил старика, и тот в конце концов сдался: как будешь перечить председателю! Епиха считал Никишку подходящим кандидатом: умен, сноровист, — весь в мать, — этот машины не испугается. А когда увидал, что и сам парень рвется в МТС, — мог ли тут Епиха от стариков отвязаться? Не таковский он — свое взял!

Оба вместе торжествовали они, оба, каждый по-своему, праздновали победу над боящейся всякой новины семейщиной. Никишка прямо-таки сиял. Светлые глазки его утопали в узких щелках от неудержимой счастливой улыбки…

…Вырос Никишка незаметно, в достатке, рос он баловнем и любимцем, — единственный сын в семье. Ахимья Ивановна отличалась необыкновенной плодовитостью: каждый год почти она и приносила Анохе Кондратьичу нового жителя в дом, и каждый раз это была девка. За три десятка лет вырастила она тринадцать девок — те, что умирали, не в счет. Аноха Кондратьич только головой крутил:

— Да когда ж ты настоящего хозяина мне принесешь? Рожала Ахимья Ивановна и парнишек, но неудачно: из троих выжил один — Никишка. Он родился последним. Было это в разгар германской войны… Года через три сильно гуляла по деревне оспа, едва отстояли Никишку от смерти, едва не заклевала его, — так и бегал малец по улицам весь в щедринках. Тем дороже стал он для матери. И с девками-то ласкова и обходительна Ахимья Ивановна, а уж с ним — мер никаких нет. Как сыр в масле катался в детстве Никишка, чего захочет — нет ни в чем отказу. Все его прихоти выполнялись безоговорочно.