Ирина Белояр - Хижина

• Название: Хижина
• Автор: Ирина Белояр
• Издательство: Геликон плюс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-93682-101-3

Мрачная философская мистика, стих в прозе. Когда-то герой-альпинист потерял в горах самое дорогое, и вот теперь вернулся — «если не найти, то хотя бы сказать им, как я их ненавижу».

Кто плохо переносит потоки сознания — этот текст не для вас.

Рассказ опубликован в фант-сборнике «Lib.ru представляет: Вся неправда Вселенной».

---

А потом начались реформы, инфляция, один путч, второй — и всем стало не до этого.

Кроме меня.

Прошел год — и еще один год, ВТЭК и еще один ВТЭК, я вылез, прошло еще несколько лет, заполненных ничем, и вот, вернулся — если не найти, то хотя бы сказать Им, как я Их ненавижу.

И, зверея в опускающемся молоке, повторял: вы ведь все равно не убьете меня. Мне ведь от вас больше ничего не нужно. Вы уже взяли свою жертву…

…С опозданием сообразил: сигареты в бардачке остались.

Пошарил в куче хлама — нашел: «Золотая Ява» и немецкая зажигалка — точь-в-точь как моя, подарок шефа — ну надо же!

— Надо же о чем-то думать и думать, — произнес голос из угла. — Надо. А мысли все — дохлые и тухлые…

Я расслабился. Решил не обращать внимания. Дареному коню в зубы не смотрят. Если здесь хотят со мной говорить — пусть говорят, жалко, что ли, я все равно ненормальный.

— Раз так, зачем думать?

— Четыре стены — и боль, — ответил голос.

Четыре стены — и боль…

…Шел дождь, и в дожде падали листья…

…Болела голова и сдох второй примус… нет, это не оттуда…

…В больном позвоночнике горел осенний свет… ну, словом, черт-те-чего.

«Хватит мучиться самому и других мучить», — таков был приговор, и меня вынесло в парк волной коротких гудков из трубки.

Хватит. Устал плыть вдоль перемен. Нужно вернуться — хотя бы для того, чтобы сказать Им, как я Их ненавижу.

«…Ну вот объясни мне, зачем идете в гору вы? Что ты, конкретно, там забыл?» — «Конкретно я?» (Имеет смысл ответить. От шефа не надо отшучиваться, много интересного пропустишь). «Хм-м… иду, чтобы понять, чего я стою в этой жизни». — «То есть, тварь ли дрожащая, или право имею? То есть это, сэр, Ваше эксклюзивное Ватерлоо, вместо убиенной старушки?» — «Почему — Ватерлоо? С чего такой скепсис?» — «Скепсис, говоришь? Давай третейского арбитра спросим. Дочь, а по-твоему как, зачем вы в горы лезете?» — «Синдром божьей коровки», — фыркнула Маринка. — «Чего-чего?» — шеф сделал изумленные глаза. — «Залезть на самую высокую точку, чтобы оттуда взлететь. Рудиментарное желание». — «Вот это мне нравится. Правда, нравится, — он обернулся ко мне: — Больше, чем твое Ватерлоо… А ты говоришь — скепсис…» Мы протягиваем ребенку на выбор сторублевую купюру и нарядный надувной шарик. Он выбирает шарик, и мы смеемся этому выбору, смеемся, заглушая легкую — почти незаметную — тоску: это там, в самом темном уголке сердца плачет наш собственный внутренний ребенок, плачет о том, что и он тоже когда-то был прав, а позже его обманули…

…Другой голос, детский, обиженно произнес:

— Когда я был маленький, мне казалось, что все на свете люди сговорились, прежде чем мне родиться.

Оказывается, я уже пятнадцать минут кручу в руках велосипедный насос. А до этого вроде был костыль. А еще раньше — распятие. Я порылся в куче хлама и раскопал там китайский веер.

— …постоянно думаю о нем, — тут же откликнулся женский голос. — Не хочу о нем думать, и не могу, но постоянно думаю, как будто мыслями своими могу удержать его при себе…

Мыслями никого не удержишь.

Никого не вернешь…

…и не отвратишь неизбежное.

…Он позвонил, когда до выхода оставалось пятнадцать минут, а моя любовь все еще торчала в ванной. «Собрались, что ли?» — «Так точно!» — «К пустой голове руку не прикладывают, — засмеялся Сан Иваныч. — Я все вижу. Высоко-о сижу, далеко-о гляжу… вы поосторожнее там, в облаках. Ладно?»

Я не знаю, успел ли кто-нибудь сообщить шефу о гибели дочери. Тогда же с ним в Москве случился инфаркт. Соседи увидели его на балконе, голова и руки свешивались через перила. Я на целых два месяца опоздал на похороны.

А потом — четыре стены и боль, дождь и листья в дожде, ВТЭК, пустой потолок…

Я мог вернуться в институт — мне бы нашли какую-нибудь тему, хотя бы из уважения к памяти Александра Ивановича. Мельников, например, занимается похожими вещами, да и мужик он неплохой… вот только не умеет падать снизу вверх.

Crescendo.

…Заметил еще одну закономерность: пока думаю — голоса молчат. Но как только подумал об этом, они заговорили все разом — женские, мужские, взрослые, детские, плачущие навзрыд, сдержанно-безнадежные… Моя голова исчезла. Большая безмозглая амеба плыла в первозданном океане, жрала, делилась, жрала вдвоем, делилась, жрала вчетвером, делилась, заполняя океан своим бесконечным телом, и из этого тела вырастала новая голова, с болью прорывая живую ткань…

…Целовали меня, помнится. Не чувственно и не робко, не Джульетта и не Мессалина, а так, как бывает только во сне: рваный ритм фламенко и приглушенное цыганское никогда — никогда так не было, никогда так не будет, это — вне времени и пространства, поробуй загони это в реальность — исчезнет, канет в экс-бытие момента: остановись, мгновенье, ты… besame! — но и мгновенья не будет, его сожжет продолжение — продолжение всегда начинается раньше, чем приходит настоящее… Целовавшую не помню. И не надо. Пусть так и останется во сне.

А сквозь сон — или болезненную дремоту фиксированной тревоги, занемевших от тесноты суставов — уже прорываются позывные утра, от скрежета молнии на палатке, расстегиваемой дежурным, до шевеления соседей по спальнику — не хочется вставать…

Как всегда, Они нахлынули вдруг. Вчера еще шли — горы. Сегодня проснулись — Горы.

Соблюдайте субординацию, господа.

Дежавю.

Под ложечкой засосало — страх, смерть. Не субъективно-временная — когда-то там еще, а объективно-пространственная — сейчас и вокруг. Пронзительная. Не потому что: будь осторожен, иначе смерть, а потому что ты вошел в нее, как входят в темноту, в воду, в транс.

Внизу я даже если смогу воскресить — не смогу удержать это чувство. Оно из другой реальности. Так тает сон, оставляя вместо подлинно прожитого куска жизни лишь один выхолощенный сюжет — и слава богу, сны ведь бывают разные… Но я еще приду сюда снова. Деваться мне некуда, внизу моя дифференцированная душа строго противопоставляет «Я» там и «я» здесь, и все, что в ней есть по настоящему живого, оказывается там, в реальности смерти.

И когда я буду возвращаться, пролетая на бреющем полете от сна и смерти через чужую землю вниз, в мою московскую геенну, к бессонным ночам и цикличным действиям, то буду двигаться в четвертом измерении, последовательно протыкая три мира, как протыкает магазинный чекосборник плоские бумажные листки, не догадывающиеся о существовании пространства.

До чего же хочется упасть снизу вверх!..

Coda.

…Интересно, где я посеял свою немецкую зажигалку. В снег, что ли, выронил? Шеф обидится: его подарок, а Маринка наябедничает непременно…

2001 г.

Примечания

1

Темляк — петля.

2

Ледоруб — элемент альпинистского снаряжения.

3

Имеются в виду лавинные шнуры.

4

Жандарм — одиноко стоящая скала на гребне.

5

Проводник — многофункциональный узел.

6

Анорак — тонкая капроновая куртка.

7

Кайло — ледоруб (жаргонное).

8

Молоко — туман (жаргонное).

9

Рантклюфт — расселина, окаймляющая ледник.