Таня Малярчук - «Лав – из» (сборник)

• Название: «Лав – из» (сборник)
• Автор: Таня Малярчук
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-091133-2

Таня Малярчук (1983) – автор многих рассказов и эссе, переведенных на польский, немецкий, английский языки, и сборников (в т. ч. «Как я стала святой», «Зверослов», «Говорить»), а также романа «Биография случайного чуда». С начала 10–х стремительно набирает популярность в Европе. В 2013 г. стала лауреатом сразу двух престижных литературных премий: им. Джозефа Конрада–Коженёвского (Польша – Украина) и «Kristal Vilenica» (Словения). Современные российские критики сравнивают произведения Тани Малярчук с лучшими сюрреалистическими историями Людмилы Петрушевской, в которых блестяще соединены абсурд и реальность, а издание Frankfurter Allgemeine Zeitung отметило, что ее проза – «кричащий приговор в стиле великого русского сатирика 19–го века Салтыкова–Щедрина».

В сборник «Лав – из» – первое книжное издание автора на русском языке в переводе Елены Мариничевой, известной переводчицы, специализирующейся в последнее время на новейшей украинской прозе, – вошли рассказы из книги «Зверослов» и др., а также эссе.

---

Мы все единогласно утвердили Витольдов план и назвали его «Дафна».

В тот же день мы дали знать Завадскому, что город нуждается в его помощи, и объяснили, в какой именно. Завадский ничего не имел против, хотя и выглядел несколько напуганным, а вот его мать впала в истерику, начала заламывать руки и плакать, что это у нее единственный сын, что на него у нее вся надежда и что она живет только ради него. Мы успокоили пани Завадскую, заверив, что ее сын будет под нашим прикрытием и что он почти ничем не рискует, все затраты мы берем на себя, а в случае успешного завершения – даже обещаем небольшое вознаграждение. Пани Завадская, оказалось, тревожилась за психическое состояние своего сына, который с малых лет был чрезвычайно впечатлительным и до десяти лет панически боялся собак.

– Но я понимаю, что так нужно, – в последний раз всхлипнула Завадская, и мы договорились, что завтра начинаем.

ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР № 2

– Завадский – хороший парень.

– Да.

– Не отказывайся, когда он пригласит тебя на прогулку.

– Хорошо.

– Я не принуждаю тебя, просто говорю, как бы ты могла поступить.

– Хорошо.

– Я буду спокойна, если ты будешь с ним.

– А если не буду с ним, ты будешь встревожена?

– Да.

– Как это будет выглядеть?

– Будет выглядеть, будто я спокойна.

– Этой ночью рыбки бились в решето. Они хотят убежать.

– Но они тебя все равно будут любить.

– Как я это узнаю?

– Ты не узнаешь.

– Тогда пусть рыбки останутся в аквариуме – я буду наверняка знать, что они меня любят.

– Ты не будешь этого знать.

Второй подслушанный разговор Раиды и Катерины дал нам надежду, ведь Катерина почти приняла ухаживания Завадского. Теперь оставалось только подтолкнуть их друг к другу. Но этот разговор и насторожил нас, потому что Раида так говорила про Завадского, будто знала о нашем плане. Закрадывалось подозрение, что в нашем лагере затаился коварный предатель, информирующий женщин обо всех наших действиях. Мы стали внимательно приглядываться к своему окружению, сузили круг посвященных, но результат нас не удовлетворил. Дело требовало тщательной чистки.

– И сделайте что-нибудь с этими рыбами, – кричала пани Аронец, – неужели с ними ничего нельзя сделать?

Операция «Дафна» началась успешно. Катерина сама заговорила с Завадским и, когда тот предложил встретиться вечером, сразу согласилась. Мы следили за их гуляньем, чтобы не случилось непредвиденного, мы вообще любим, когда все идет четко по плану и не выходит из-под нашего контроля.

Завадский повел Катерину в кино, купил ей мороженое и пирожок с повидлом, кое-кто даже заметил, что они несколько минут держались за руки, но мы не будем говорить об этом как о бесспорном факте. Когда начало темнеть, голубки еще прошлись возле фонтанов и повернули на Полевую, 10. Возле подъезда они попрощались и разошлись.

Мы стали укорять Завадского за его несмелость – за то, что он не поцеловал Катерину возле подъезда, – но парень засмущался и сказал, что попробует это сделать в следующий раз. Естественно, в следующий раз у него опять ничего не вышло.

– Мы не понимаем вас, пан Завадский, – суровым голосом выговаривала пани Грешева, – в конце концов вы мужчина или нет?! Неужели поцеловать Катерину так сложно?! Девушка не настолько противна, чтобы ею брезговать, если бы не подозрительные обстоятельства, мы могли бы посчитать ее привлекательной! Вы должны ее поцеловать! Катерина не будет против! Разве вы не видите, что она просто рвется перейти грань дружбы! Мы надеемся, что вы в следующий раз не оплошаете.

Завадский молчал, склонив голову. Видно было, что он чего-то боится. Мы стали домысливать, что он боится своей матери, может быть, она до сих пор бьет его или издевается над сыном психологически. Отец Завадского пообещал все выяснить. Некоторые университетские преподаватели сказали, что Завадский очень изменился, стал молчаливым и замкнутым, на большой перемене не ходит с товарищами пить пиво, к семинарам не готовится, всегда растерянный и без галстука. Кто-то слышал, как Завадский заикался, а до сих пор за ним такого не прослеживалось. Мы испугались, что парень и вправду влюбился в Катерину, и решили устроить их свидание в последний раз, после чего на время приостановить операцию.

– Помни, что ты должен сделать! – напутствовали мы его.

– Я помню, – ответил Завадский.

Но последнее рандеву закончилось фатально. Мы видели, как Завадский довел Катерину до дома, как они немного постояли возле подъезда, как Завадский схватил девушку в объятия и начал целовать, как она замерла, сжав губы, и так стояла, пока Завадский не упал на колени и не начал рыдать, после чего она зашла в дом, и больше ее никто не видел.

Мы подбежали к пареньку, подняли его с колен и отвели в наше укрытие, чтобы выяснить, что случилось.

Завадского трясло, у него изо рта шла пена, и мы заподозрили у парня эпилепсию. Он стонал, говорил, что ненавидит себя, что с сегодняшнего дня ненавидит и себя, и всех, и город, что дальше жить он не может, потому что предатели не имеют на это права, поносил доброе имя своей матери, которая, как выяснилось позже, действительно его безмерно любила и никогда не то что не ударила сына, но и слова ему плохого не сказала.

Поляк Витольд бубнил себе под нос, что со странными людьми нельзя обращаться так, как это сделали мы, что они не терпят насилия над собой, потому что их психика очень хрупкая, и что теперь, поспешив, мы утратили все завоевания, которые принес его, Витольдов, план.

Кто-то из медсестер дал Завадскому успокоительное. Пани Грехова взялась выпытывать:

– Дружок, про что вы сегодня разговаривали с Катериной?

– Про белый цвет.

– ?

– Она сказала, что меланхолия белого цвета.

– Ага, так у нее меланхолия?

– Нет, у нее белое платье.

– Еще про что говорили?

– Про детей.

– О господи, она беременна?

– Нет, она рассказывала про город, из которого дети выгнали своих родителей.

– Она назвала город, в котором это случилось?

– Нет, она только сказала, что эти дети, выросши и став родителями, выгнали из города самих себя.

– Катерина точно не сказала, как называется город?

– Нет, и мне кажется, что такого города не существует.

– Пан Завадский, нас не интересует то, что не существует. Вы говорили о чем-нибудь еще?

– Еще мы говорили о вихре снежинок, перемешанных с сигаретным пеплом.

– О, мы так и знали, что Катерина курит! По ней это сразу видно! Как мы не догадались раньше!

– Пан Завадский, вы можете объяснить, почему Катерина отказалась с вами поцеловаться?

– Потому что она влюблена в кого-то другого.

– Это ничего не означает: можно любить одного, а целоваться с другим. Вы не знаете, в кого она влюблена?

– Не знаю.

– Почему вы так болезненно отреагировали на отказ Катерины вас поцеловать? Неужели вы влюбились в эту девушку?

– Я не влюбился в нее. Я люблю другого и предал его.

На этом мы допрос предусмотрительно прервали, потому что сказанное уже не относилось к нашему делу. Неожиданное признание Завадского мы вообще решили не разглашать. По разным причинам. Во-первых, это могло бы послужить плохим примером для других студентов, во-вторых, мы не хотели прилюдно порочить честь семьи Завадских, в-третьих, мы не хотели, чтобы об этом узнала Катерина, ведь, возможно, операцию «Дафна» еще удастся спасти.

Родители забрали измученного сына домой, а мы снова остались ни с чем.

Утром стало известно, что Катерина не появилась в университете. Встревоженная преподавательница ядерной физики прибежала к нам уже после первой пары. Мы решили, что говорить об исчезновении Катерины еще рано, ведь она могла первую пару проспать, или не успеть на автобус, или просто не захотеть прийти в университет. Может, она стеснялась посмотреть в глаза Завадскому, может, жалела, что так плохо с ним обошлась. Завадский в университете тоже не появился. Мы догадались, что он себя плохо чувствует.

Но в тот день Катерину так никто и не видел. Хуже всего, что Раида тоже не пришла в университет, однако владелец продуктовой лавки на Полевой засвидетельствовал, что Раида приходила покупать овсяное печенье.

Мы решили нанести женщинам визит. Мы еще ни разу не были у них дома и сейчас, с учетом всего произошедшего, чувствовали, что имеем на это право.

Дверь открыла Раида. Катерины нигде не было видно. Мы извинились перед Раидой за поздний визит и сказали, что нас беспокоит Катеринино отсутствие в университете, если она заболела, то, сказали мы, нам нужно про это знать, чтобы выписать ей справку.

– Ее нет, – ответила Раида и пригласила нас в квартиру.

– Пани Раида, – грозно молвила Аронец, – что вы сделали со своей дочерью?

– Это вас не касается, – Раида выглядела уставшей, – но, если хотите знать, она поехала на море ловить аквариумных рыбок.