Яков Айзенберг - Ракеты. Жизнь. Судьба

• Название: Ракеты. Жизнь. Судьба
• Автор: Яков Айзенберг
• Издательство: Инвестор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8371-30-1

Перед Вами книга воспоминаний выдающегося ученого советской эпохи Якова Ейновича Айзенберга, бывшего Генерального директора харьковского НПО «Хартрон», бывшего Генерального конструктора систем управления ракет и космических аппаратов Украины. Воспоминания охватывают практически весь жизненный период — от школьных лет до отъезда на лечение в Израиль, и в основном посвящены его любимому делу, которому он отдал свою огромную творческую энергию. Семья ученого глубоко признательна и благодарна всем людям, которые сделали возможным издание книги воспоминаний и берегут память о Якове Ейновиче.

Об авторе

Яков Ейнович Айзенберг (1934–2004), один из видных специалистов в современной космонавтике. Через некоторое время после ухода со своего поста Главного конструктора систем управления В. Г. Сергеева Я. Е. Айзенберг становится Главным конструктором и в течение ряда лет успешно руководит созданием систем управления в составе современных ракетно-космических комплексов.

---

Всего было сделано 5 кораблей «Шаттл».

Далее, как в известной русской присказке «гладко было на бумаге, да …».

Сначала все шло, по крайней мере, для внешнего мира блестяще, шаттлы летали, задачи решались, НАСА торжествовала очередную победу, тем более что ничего похожего у СССР не было.

Но потом начались проблемы, и в первую очередь, экономические.

1. Экономической основой эффективности «Шаттла» было число выводимых космических аппаратов. В основном, это были либо аппараты Минобороны, либо КА для телевидения и связи. Работать они должны были постоянно и круглосуточно, и перекрывать всю поверхность Земли. В момент начала разработки многоразовой космической системы (МКС) — это и есть «Шаттл», срок работы КА на орбите исчислялся несколькими месяцами, что определялось гарантированными сроками работы микроэлементов, из которых состояла вся аппаратура КА. Следовательно, аппараты нужно было часто заменять, а каждый пуск — деньги для НАСА.

«Но лучшее — враг хорошего». За время разработки МКС электронная промышленность США сделала рывок, увеличив срок службы космических электрорадиоэлементов (а, значит, и самого КА) в несколько раз. Теперь аппарат нужно было менять раз в два-три года, что в несколько раз уменьшило общее число пусков, необходимых для МКС.

2. Утихла эйфория по возможности быстро создать надежную систему ПРО, в результате также уменьшилось количество запусков МКС по поводу «программы звездных войн».

3. Сами по себе полеты на МКС оказались сложными в чисто человеческом плане.

Людям свойственно привыкать к любой работе, даже самой сложной и ответственной.

Это относится и к сотрудникам, которые много раз с такой же тщательностью, как и в первый, должны готовить повторный полет очередного МКС, а это просто приедается. По-видимому, здесь ничего, кроме замены человека компьютером, не придумаешь.

Ну, и самое главное, нельзя сбрасывать со счетов чрезвычайную сложность самого МКС. Как результат, имеем уже сейчас две трагедии, в которых погибли и экипажи МКС. Пока другого подходящего носителя у США нет, полеты МКС будут продолжаться, тем более что появился новый космический объект — международная станция «Альфа», куда нужно доставлять грузы и менять экипажи.

Я выскажу «крамольную» мысль, что создание МКС в самом начале 80-х годов было все же преждевременным.

Однако все мои рассуждения из серии шолом-алейхемовского высказывания «если бы я был такой умный „до“, как моя жена „после“». К моменту принятия в СССР решения делать «Энергию-Буран» были два главных для советского руководства и военных аргумента. Раз американцы делают, то они все просчитали, в том числе экономику, и все получится. Второе — МКС будут использовать для ПРО США, значит, и нам нужно делать свою МКС.

В СССР было принято решение делать нашу советскую МКС (напоминаю, многоразовую космическую систему). Перед этим нужны были некоторые организационные меры, проведенные чисто в советском стиле.

Во-первых, надо было закрыть программу высадки человека на Луну, как полностью провалившуюся, но продолжающую пожирать кучу денег. Сам по себе ЦК КПСС, принявший в свое время специальным постановлением эту программу, на это из неведомых мне соображений (ЦК — всегда прав) пойти не мог, кто-то должен был обратиться с такой просьбой. Но занявший место Королева его первый зам. Мишин этого делать не собирался.

Выход — Мишина снять, объединить ракетное ОКБ Королева и двигательное ОКБ Глушко, создав ракетно-космическую корпорацию (РКК) «Энергия» во главе с Валентином Петровичем Глушко, убежденным, как мы помним, противником королевской лунной программы, и поручить этой новой совершенно гигантской, даже по советским масштабам, фирме создание советской МКС. Сказано — сделано. Став Генеральным конструктором РКК «Энергия» Глушко обратился в ЦК с предложением закрыть лунную Н1-Л3, сосредоточив все силы на МКС, эти предложения ЦК и принял. Так что декорум был полностью соблюден. ЦК КПСС не открывал и не закрывал работы, а принимал согласованные всеми предложения об этом. Ошибается не ЦК КПСС, а те, которые выступают с предложениями.

Придавалось большое значение МКС «Буран» (слово «Энергия» добавилось намного позже), ее разработка была поручена первой сборной РКТ: носитель и возвращаемый аппарат (то, что в США называли «Шаттлом»), а также четыре самых мощных в мире жидкостных двигателя — РКК «Энергия» во главе с В. П. Глушко, система управления — НИИ-885 во главе с Н. А. Пилюгиным и стартовый комплекс — ОКБ ОМ (общего машиностроения) во главе с В. П. Барминым. Конечно, вся кооперация включала еще десятки НИИ и заводов (к работам были привлечены сотни тысяч людей, но основных я назвал). Все же нельзя не назвать НПО «Молния» из Минавиапрома во главе с Лозино-Лозинским, которое должно было сделать мягкую посадку корабля, используя аппаратуру НИИ-885, на нем размещенную.

Еще раз обращаю внимание, что для советской МКС, как и для американской, вначале использовалась единая СУ, размещаемая на КА.

Спустя несколько лет (!!!) Н. А. Пилюгин понял, что с таким объемом работ его институту не справиться, и вышел с предложением поручить СУ ракеты и КА двум разным организациям. Тем самым в СССР появилась самостоятельная ракета, которую назвали «Энергия» в честь РКК, и автономный КА.

С Пилюгиным в такой ситуации спорить никто не мог, и я поехал в Москву. Я считал, что поскольку нас подключают в помощь, первой на ЛКИ должна выйти ракета, сроки на создание СУ которой уже частично использованы НИИ-885, Пилюгин нам предложит КА. Ракета мне не нравилась еще и потому, что для отработки ее системы стабилизации нужны мощные рулевые приводы поворачивать двигатели, а для создания им реальных нагрузок — гигантские механические стенды, которые я никогда не любил.

Как часто уже случалось, я переоценил значимость нашей фирмы. Пилюгин и не думал обсуждать со мной, что нам поручить, а просто сказал, что мы будем делать СУ ракеты, а он — СУ орбитального корабля. Тем более что такое решение давало ему дополнительные сроки, так как сразу стало ясно, что первый пуск ракеты будет произведен без орбитального корабля.

Так мы снова (как в «Метеорите») оказались втянуты в разработку, хотя в первоначальном постановлении ЦК нас не было. Нас вписали в очередное постановление по РКТ, так как нужно основание для участия в этой работе, ну и получение положенных разработчикам минимальных благ, ибо их только так, через постановление, можно было получить.

Конечно, «Энергия» была грандиозным сооружением, я пишу об этом потому, что чем больше объект управления, тем сложнее его стабилизировать с учетом колебаний свободных поверхностей наполнителей в топливных баках, поперечных упругих колебаний корпуса и под действием ветровых нагрузок. В этом смысле «Энергия» — уникальна и трудно сказать, сколько сил и мозгов специалистов теоротделения было потрачено на решение этой задачи. Но мы ее решили, причем с первого раза, во что никто, включая РКК «Энергия», не верил. После первого удачного пуска их теоретики сказали, что — случайно, нам просто повезло. Но после второго также удачного пуска даже такие снобы, как теоретики РКК «Энергии», поняли, что в лице НПО «Хартрон» они имеют дело с организацией с самой высокой в СССР квалификацией, не только не уступающей остальным, а даже во многом их превосходящей.

К сожалению, работа нашей организации по «Энергии» отнюдь не была наполнена победами. При сравнительно хорошем начале, мы, как и всегда, оказались «крайними», причем «крайними» настолько, что ракета ждала нас на полигоне, а наша фирма «ухитрилась» не поставить наземных проверочных программ. Это программы не для БЦВМ, а для обычных наземных ЭВМ, которые широко использовались в СССР для автоматизации производственных процессов, так что завод-изготовитель мог снабжать нас ими в любом количестве. Нет сомнений, что программы для этих машин во много раз проще и легче делать, чем программы БЦВМ.

Я вижу причину нашего провала в этой работе в том, что мы изменили разработчика этих программ. Я уже писал, что первоначально (и это длилось много лет) все программы делались в теоротделении, тем более что на всех остальных ракетах мы использовали для программ проверок аппаратуры ту же БЦВМ, которая стояла на борту ракеты и управляла затем полетом.

Для разработки СУ «Энергии» было создано, конечно, отделение главного конструктора, весьма многочисленное, а потом специально для создания наземных программ проверок из него выделили еще одно отделение во главе с сыном В. Г. Сергеева. Его старший сын Толя совершил, наконец, сказочную карьеру, уйдя с должности начальника группы или сектора (уже точно не помню) теоротделения в отделение главного конструктора СУ «Энергии», и став сначала начальником созданного для него отдела, а затем и специального отделения. Я ничего плохого о нем сказать не могу, кроме того, что на такую должность (не только отделения, но и отдела и сектора) он по своим организационным и техническим способностям совершенно не подходил.