Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня зимних волков

• Название: Ольга, княгиня зимних волков
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85435-6

Уже полновластно правят в Киеве Игорь и Ольга. Они стремятся расширить свои земли и завоевать господство на выгодных торговых дорогах. Потому-то и мешает им обособленная Смолянская земля, лежащая как раз на доходном серебряном пути. И тогда в голове умной киевской княгини возникает мысль сделать ставку на юную дочь князя. Вот и оказывается судьба Ведомы разменной монетой в политической борьбе, но тут в дело вмешивается любовь…

---

Ведома ушла с поляны в другую сторону и на вилькаев не наткнулась. Ей давно пора было домой, в Свинческ.

Сверкер сын Олава дал дочери имя в честь тогдашнего князя смолян – Ведомила, ее деда по матери. Когда Ведоме, старшей дочери Сверкера и Гостиславы, было четыре года, борьба кривичской и варяжской знати вылилась в вооруженное столкновение. Победил ее отец – обладатель более многочисленной, хорошо снаряженной и обученной дружины. Гонцы с приказом собирать ополчение еще и не успели оповестить всех смолян, как князь с сыновьями уже был убит, женщины и дети взяты в плен.

Родившись в семье воеводы-варяга, Ведома стала княжеской дочерью. И даже почти главной наследницей: княгиня произвела на свет трех дочерей, но сыновей Сверкер так от нее и не дождался. Как водится, после победы он набрал себе жен-заложниц от наиболее крупных покоренных родов, и младшие жены родили ему несколько сыновей. Но пока старшему из них было лишь десять лет, и это беспортошное воинство вовсю рубило крапиву деревянными мечами.

Городок Свинческ, в котором жил когда-то Олав, а потом Сверкер, был невелик и вмещал только князя с хозяйством и дружиной. Все прочие – торговцы, ремесленники, рыбаки – обитали в предградье, где их отдельные избы или дворы, разделенные плетнями, были беспорядочно разбросаны на весьма широком пространстве днепровского берега.

Усталая после целого дня блужданий по лесу, Ведома прибрела наконец на княжий двор и там наткнулась на свою челядинку Нежанку, молодую и приятную видом девушку.

– Бабка тебя искала. – Нежанка забрала у Ведомы корзинку с приувядшими желтыми цветками.

– Не говори никому пока, что я вернулась. Цветы сушить разложи.

В срубах, из которых была выстроена стена городца с заборолом поверху, располагались загоны для многочисленной княжьей скотины, клети для разных припасов, жилые избы для челяди. Их двери выходили на связку изб, которые назывались хозяйскими. Первой в ряду была изба князевой матери, старой Рагноры, где жила и Ведома. Дальше – изба Сверкера, там хозяйство вела Иногостьица, из числа его младших жен, которых он взял по мирному договору с местными родами.

Убедившись, что ее никто не видел, Ведома метнулась к третьей избе, где жила княгиня с младшей дочерью, Прияной. Она хотела увидеться с матерью. Прямо сейчас, иначе не спать ей ночью.

В избе было тихо, горела одна лучина, и Гостислава сидела рядом с ней за пряжей. Она всегда пряла, круглый год. Будто надеялась исправить судьбу своего рода, так неудачно спряденную девами-суденицами. С тех пор как ее родные были загублены ее же мужем, она всегда носила «печальную сряду» с синим вершником, не выходила к гостям, не участвовала в обрядах и принесении жертв. С ней почти никто не виделся, кроме домочадцев.

Если знатные гости порой спрашивали о ней, Сверкер с полной откровенностью отвечал:

– Она скорбит по своим родичам, с которыми мне пришлось скрестить оружие двенадцать лет назад. С тех пор она носит «печальные» одежды и не участвует ни в каких увеселениях. Княгиня ведет себя именно так, как ей и полагается, – добавлял Сверкер, и виду не подавая, будто поведение жены ему хоть сколько-то неприятно. – Я был бы разочарован, если бы она поступила иначе. А так я знаю, что женат на достойной женщине, знающей свой долг перед родом.

Ведома не раз уже слышала эти речи. В те дни, когда все это случилось, ей было всего четыре года и она мало понимала в происходящем. Помнила, как мать кричала и причитала, а бабка Рагнора забрала ее, Ведому, и двухлетнюю сестру Олову к себе в дом. Они рвались к матери, но бабка не пускала, непреклонно объясняя:

– Иначе она вас зарежет и подаст на стол вместо двух поросят!

Девочки замирали от ужаса, не понимая и отказываясь верить, как это их собственная родная матушка может зарезать их и поджарить! Она же не Ведьма-рагана, которая иногда, по слухам, проделывает такое с детьми, что теряются в лесу. Но бабка Рагнора рассказала им всю повесть о женщине по имени Гудрун: когда Атли, ее муж, убил ее братьев, она зарезала двоих их детей и подала отцу их жареное мясо.

– Я не хочу, чтобы с вами поступили так же! – говорила Рагнора.

Через год Олова умерла, но взамен родилась третья дочь – Прияслава. Однако и это не оживило Гостиславу. Обязанности княгини исполняла сперва одна Рагнора – приносила жертвы, угощала предков, начинала жатву и выгон скота, – а в последние годы к ней присоединилась Ведома. Дочери привыкли, что их мать все равно что нездорова, и приучились заботиться о ней, не особо рассчитывая на ее помощь или совет.

Их воспитание почти целиком забрала в руки «дроттнинг[6] Рагнвёр», или Рагнора, как ее звали кривичи. Уроженка Северного пути, она когда-то явилась сюда с мужем, Олавом, его дружиной и годовалым сыном на руках. Но и теперь, когда этот сын стал князем смолян, старая Рагнора имела на него огромное влияние.

Ведома могла перечислить все поколения своих северных предков вплоть до богов и великанов, но вторая половина ее существа, та, что заключена в материнском роде, была словно отрезана. Однако сейчас, после встречи с Ведьмой-раганой, она вдруг по-новому осознала, что эта вторая половина существует и имеет свои права. Мать не примирилась с тем злом, которое причинил ей отец. И ей, Ведоме, нужно выбрать, на чьей она стороне. Жить иначе – все равно что стоять на тонком льду. Всю жизнь так нельзя.

Возле печи клевала носом Норима – княгинина челядинка.

– Поди постой в сенях. – Ведома толкнула ее в плечо. – Если кто придет, дай знать.

Норима вздрогнула, очнулась и поклонилась. Когда она вышла, Ведома села на лавку вплотную к матери, оглянулась на сестру. Убедилась, что Прияна крепко спит, и зашептала матери в самое ухо:

– Я сегодня в лесу видела Ведьму-рагану!

– Что? – Гостислава отшатнулась и уставилась на дочь широко раскрытыми глазами. – Не может такого быть!

Они были одного роста и похожи лицом; в полутьме при лучине морщины старшей не бросались в глаза, из-за чего сходство становилось заметнее.

– Я видела ее! В лесу, когда мать-и-мачеху собирала. Она сперва с медведями плясала, а потом меня заметила и велела подойти.

– Ты говорила с ней? – Княгиня переменилась в лице. – Какая она сейчас – совсем дряхлая?

– Вовсе нет! Она твоих лет, может, даже помоложе малость будет.

– Помоложе? – не поверила княгиня.

– Я видела ее за три шага! – горячим шепотом настаивала Ведома. – И был яркий день. Она не старше тебя. И говорит, как голядка, и одета по-голядски, в бранчу и валянку. И мне все кажется, будто я ее уже видела. Нет, не видела, а слышала… может быть.

Еще там, на поляне, Ведоме померещилось в «матери медведей» нечто знакомое. Но этого не может быть. Они никоим образом не могли видеться раньше. Но почему же ее голос… ее речь казались знакомыми? Нет, не потому что в Свинческе полно голядок, говорящих по-словенски, – хотя бы их собственные челядинки. Здесь что-то иное. Забытое воспоминание о чем-то, виденном очень давно, рвалось из глубин давних детских впечатлений, но Ведома не могла разглядеть подробностей этого смутного пятна.

– Но это верно ли она? – настаивала Гостислава. – С чего ты взяла, что это Ведьма-рагана, – она сама тебе сказала?

– Она спросила, знаю ли я, кто она. Потом спросила, кто я. А еще сказала, что я должна выбирать… – Ведома запнулась. – Между вами. Отцовским родом и твоим. Но как я должна выбрать? Ты выбрала свой род, это я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь! – перебила ее мать. – Если бы я выбрала свой род… многое было бы иначе. Все было бы иначе! Но как я могла? Запомни: когда род отдает девку в жены по уговору, она отдана! Она больше не принадлежит своему роду – она выкуплена, за нее заплачено! Нельзя корову продать, а потом ходить ее доить! Нельзя отдать девку по ряду, а потом ждать, что она будет на твоей, видишь ли, стороне!

Она почти кричала, хотя и шепотом: видно было, что впервые за много лет она открывает то, что на душе. Ведома, потрясенная этой горячностью той, которую привыкла видеть тихой и молчаливой, в испуге схватила ее за руку.

– Я их не просила меня за варяга отдавать, – тише, но с той же лихорадочной горячностью продолжала Гостислава. – И не убегом за него выходила[7]. Они меня сами отдали. И ты запомни: за кого тебя по ряду отдадут, тому ты и будешь по самую краду верна. И никакой «другой стороны» у тебя не будет. И выбирать нечего.

– Но ты же… – шепнула Ведома, имея в виду, что мать не хочет знать того мужа, которому, по собственным словам, обязана верностью.

– А что я? Всякая жена горюет по кровным родичам, таков обычай. И если род злодейски истреблен и не отомщен, то горевать по самую краду. Я и горюю. А своему мужу я жена. Вон. – Княгиня кивнула в сторону укладки, на которой спала Прияна, доказательство ее супружеской покорности. – Ни ему, ни его детям я зла не сделаю. Истребил бы мою родню другой кто, я бы тоже весь век в горевом ходила. Только коли бы ее кто другой истребил, муж бы отомстил, тогда бы и я опять в цветное платье оделась.