Кайл Онстотт - Хозяин Фалконхерста

• Название: Хозяин Фалконхерста
• Автор: Кайл Онстотт
• Издательство: Локид
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00009-Х

Роман Кайла Онстотта перенесет читателя в середину прошлого столетия на южноамериканский континент.

Фалконхерст — цветущий, благоухающий край, богатейшие владения Хаммонда Максвелла в штате Алабама, где и разыгрываются житейские драмы, перемешивая судьбы белых хозяев и черных слуг.

В центре повествования — темнокожий красавец Драмжер, непревзойденный дамский угодник, простодушный и вместе с тем находчивый и предприимчивый.

* * *

Темнокожий красавец Драмжер — дамский угодник и верный слуга, простак и проныра — пережил за свою жизнь самые невероятные взлеты и падения и в самом расцвете лет и сил встретил чудовищную смерть…

---

— Смотрите, что дала мне миссис Августа! — Его очень тянуло похвастаться. — Она сказала, что раньше это принадлежало Драмсону.

Брут с первого взгляда узнал серебряный талисман.

— Так и есть! Отлично помню, что он висел у него на шее, когда мы спали в одной кровати, прямо здесь. — Он указал пальцем на потолок. — Драмсон очень им дорожил. Он рассказывал, что старая миссис Аликс, рабом которой он был раньше, говорила ему, что талисманом владел его дед, а тот привез его из самой Африки. Он был там чуть ли не царем. Медальон будто бы обладает волшебной силой. Драмсон твердил, что погибнет, если с ним расстанется. Так и вышло.

Драмжер спрятал свое сокровище на груди.

— О чем вы тут болтали?

— Я втолковывал им, что началась настойщая война, — возобновил свою речь Брут. — Север пошел войной на Юг, а все из-за нас, негров. Север считает, что мы должны быть свободными людьми, как белые. Юг собирается отделиться от Севера. У нас будет новая страна. Мы не позволим этим янки помыкать нами!

Драмжер припомнил подобранную утром листовку, на которой могучий негр рвал свои цепи. Ему самому никогда не приходилось томиться в цепях, поэтому он не очень-то понял смысл рисунка. И почему такой сыр-бор развели вокруг этой самой свободы? Он никогда не осознавал своей неволи. Знал, что принадлежит массе Хаммонду, и точка.

— А что это значит — «свобода»? — Он посмотрел на Брута. — Вот ты, Брут, хочешь стать свободным?

— Ни капельки! Очень надо вкалывать на хлопковой плантации задарма! Сейчас-то я знать не знаю никакого поля, а стану свободным, так придется самому выращивать картофель, бататы да еще сажать хлопок и ходить за свиньями. И при этом жить в крохотной хижине. Нет, сейчас мне гораздо лучше. Не хочу я быть свободным, хочу принадлежать массе Хаммонду и жить здесь, в Фалконхерсте.

— А может, кто-нибудь из парней и девок, которых отправили в Новый Орлеан, хотел бы свободы? — упорствовал Драмжер, который никак не мог забыть негра на листовке.

— Фалконхерстские негры никогда не жаловались на судьбу, — усмехнулся Брут. — Все мужчины только и ждут, когда их продадут, не в этом году, так в следующем. Всякому хочется поработать производителем! И почти все получают свое. Правда, я слыхал, что на больших плантациях сахарного тростника в Луизиане дело и впрямь худо: там мужчин так мучают работой, что они не доживают и до сорока пяти лет. Мы — счастливчики, что живем в Фалконхерсте. Уж я-то знаю, я говорил со многими, которых продают. Среди хозяев много злющих. Поэтому я не осуждаю тех, кто хочет свободы, но сам ее не желаю.

Лукреция Борджиа горделиво выпрямилась.

— А я — негритянка массы Хаммонда. Мне скоро стукнет восемьдесят, и я хочу помереть как негритянка массы Хаммонда. Один раз он меня продал, а я взяла и вернулась к нему. Не знаю, что бы со мной было, если бы я оказалась где-нибудь еще. Никуда не хочу! И свободной быть не желаю! Если явится белый и объявит меня свободной, я наброшусь на него с кулаками.

— Я тоже не хочу становиться свободным, — взял слово Аякс, убедительно кивая в подтверждение своих слов. — Всегда был здесь, здесь и останусь. Мне в конюшне любая лошадь как родная. Конюшня — мое владение. Негры, которые туда приходят, слушаются каждого моего слова. Масса Хаммонд назначил меня старшим по конюшне. Я там главный человек.

— И мне здесь нравится, — признался Джубал. — Хороший дом, добрый хозяин, верный друг — Драмжер.

Аякс подмигнул Бруту, Брут подмигнул Аяксу.

— Мы с Брутом — тоже твои добрые друзья, разве нет, Джубал?

Джубал улыбнулся.

— Все вы мои друзья. Я вас всех люблю.

— Не хочу быть свободным негром! — подытожил Драмжер.

— А я хочу!

Все обернулись на Кэнди, которая, стоя в дверях кладовой, размахивала найденной Драмжером листовкой.

— Невежественные ниггеры, вот вы кто! А мне не хочется здесь оставаться! Что тут, медом намазано? Я, скажем, мечтаю о свободе, мечтаю возвратиться в Новый Орлеан. Там у меня было бы желтое атласное платье, большая карета, запряженная четверкой. Я бы ездила в оперу, по магазинам. Купила бы себе бриллиантовые серьги! Роскошно одевалась бы, жила в большом доме, где мне прислуживала бы толпа негров. Они бы обращались ко мне: «Мисс Кэнди, мэм», — а тех, кто не мог бы этого выговорить, я бы учила плеткой. Они все попробовали бы у меня плетки, просто для острастки. Моей каретой правил бы молодой негр, за столом мне прислуживал бы высокий мулат, негритянка помогала бы краситься. Лопала бы трижды на дню с белого фарфора с розочками, серебряными приборами. И туфельки у меня были бы атласные, алые, на высоком каблучке. Хочу быть свободной, а как же! Не всю же жизнь гнуться перед белыми. Я ничуть не хуже их!

Лукреция Борджиа неуклюже встала из-за стола, медленно прошлась по кухне с обманчивой улыбкой. Подойдя к Кэнди, она с наслаждением занесла руку. Годы не лишили Лукрецию Борджиа силы: она отвесила девушке такую звонкую оплеуху, что та рухнула на пол. Драмжеру пришлось ее поднимать.

— Пускай мечтает о свободе, что тут такого? — крикнул он Лукреции Борджиа.

— Лучше пускай держит за зубами свой дерзкий язык! Здесь не место болтать о таких вещах! В моей кухне!.. Желтое атласное платье? Как бы не так! Скоро она станет брюхатой. Уж я слышу, как скрипят по ночам пружины в вашей кровати — уснуть нельзя! Хороша же она будет в желтом атласном платье поверх здоровенного брюха!

Кэнди рыдала, Драмжер утешал ее, как мог:

— Кэнди, детка, никто не помешает тебе мечтать о свободе. Только не говори об этом Лукреции Борджиа.

— Обязательно нажалуюсь на нее миссис Августе! — Лукреция Борджиа занесла руку для новой оплеухи. — Она расскажет все массе Хаммонду, а уж тот ее взгреет! Всю шкуру со спины спустит! Вот попробует кнута — тогда не будет кричать о бриллиантовых серьгах.

Кэнди стало страшно. Она поняла, что наболтала лишнего. Вырвавшись из объятий Драмжера, она бросилась к Лукреции Борджиа, обняла ее, стала целовать, заискивающе приговаривая:

— Я просто пошутила, мисс Лукреция Борджиа. Я просто так, ради смеха! Кто же захочет отсюда сбежать? У меня здесь славный парнишка. С ним мне так хорошо, что не нужен мне никакой лакей-мулат!

Драмжер насторожился: снова она о мулате! А он-то полагал, что она уже забыла типа, который ухлестывал за ней в Новом Орлеане. Впрочем, Лукреция Борджиа удовлетворилась объяснениями Кэнди. Рука, только что едва не выбившая ей зубы, теперь утешающе гладила ее по голове.

— Я рада, что это была шутка. Напрасно я тебя ударила. Но за такие слова — поделом.

Однако Драмжера Кэнди было не провести. Он-то знал, что она говорила серьезно. Она стремилась к свободе, и в этой свободе для него не было места. Она грезила о щеголеватом мулате, который будет разъезжать с ней в карете и делить с ней ложе…

Но стоило ей перейти из объятий Лукреции Борджиа в его объятия, и он тут же забыл о мулате и возжелал одного — затащить ее наверх и опрокинуть на свежую постель. Она теснее прижалась к нему и соблазнительно улыбнулась.

— Пойду наверх, приведу себя в порядок. Надо переодеться, прежде чем идти к миссис Августе. Ты не поднимешься со мной на минутку, Драмжер?

17

Домой Хаммонд возвратился за полночь и не один. Его сопровождали человек двадцать, все до одного в сильном подпитии. Августа наказала Драмжеру бодрствовать до приезда Хаммонда, и он подремывал в большом кресле вестибюля, переживая, что Кэнди легла одна, а он застрял внизу. Услышав шум, он очнулся и с помощью одной предусмотрительно не загашенной свечки зажег все свечи в вестибюле, после чего успел распахнуть дверь в тот самый момент, когда Хаммонд и его свита, спешившись, вползли на крыльцо. В дом ввалились обнявшиеся Хаммонд и Льюис Гейзавей, которые подпирали друг друга не столько из нежной любви, сколько ради сохранения собственного вертикального положения. Хаммонд, изображая гостеприимного хозяина, простер руки, приглашая в дом всю нетрезвую братию, и Льюис, лишившись опоры, плюхнулся на пол. Он сидел на полу, тупо уставившись в стену, пока приехавшие толпились в дверях.

— Эй, Драмжер! — Хаммонд попытался сделать шаг и тоже упал бы, не поддержи его слуга. — Живо в кухню, черномазый лентяй! Приготовь джентльменам пунш! Для желающих принеси портвейна и мадеры и прихвати графин водки — вдруг кто-нибудь не выносит мешанину!

Драмжер заботливо опустил хозяина в кресло и побежал через столовую в кухню, где на плите, на затухающем огне, еще грелся чайник. Он расставил рюмки на большом столовом подносе, отмерил необходимое количество кукурузной водки для пунша, подсластил по вкусу Хаммонда и долил горячей воды. Тяжелый поднос пришлось нести обеими руками. Каждый взял по рюмке, и необходимость возвращаться в кухню за вином отпала.

Гейзавей умудрился подняться с пола и теперь был одним из тех, кто, образовав вокруг Хаммонда круг, поднимал рюмки и кричал: