Александр Штейнберг - Кавказская Одиссея и граф Николаевич

• Название: Кавказская Одиссея и граф Николаевич
• Автор: Александр Штейнберг
• Жанр: Короткие истории

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке. Книгу украшают многочисленные смешные рисунки и оптимизм авторов. Серия состоит из 15 книг, связанных общими героями и общим сюжетом. Иллюстрации Александра Штейнберга.

---

– Здравствуйте!

– Салям алейкум! Откуда будете? Комиссия?

– Нет, мы туристы. Едем на Гек-Гель. Говорят, у вас в Ханларе хороший коньяк?

– Да, коньяк в Ханларе замечательный.

– А где его можно купить?

– Вот, пожалуйста, дарагой, ходи в магазин, бери любой. Хочешь «Бакы», хочешь «Гек-Гель». Какой хочешь, такой пей.

– А не в магазине можно купить? Например, на заводе.

– Ты чего-то путаешь, дарагой. На завод работают люди, стоят бочки, делают коньяк, потом его забирают в бутилка, кладут в ящик и дают в магазин. На заводе делают, в магазин продают. Разве у вас не так?

– У нас тоже так. Но нам сказали, что тут можно купить с завода.

Тут к нам подошел пожилой человек и отвел немного в сторону.

– Ты откуда приезжал?

– Мы из Киева.

– Ви точно не комиссия, а то плохо будет.

– Да нет, мы туристы.

– Хороший город Киев, большой город Киев, а вы люди с Киева какой-то странный. Чего кричишь, как сумасшедший. Приехал себе, подошел спокойно, спросил все что хочешь, про дорога, про погода. Потом говоришь: «Хочу выпить, но денег мало. Что советуешь». Мы бы угостили. Ты же на Кавказ приехал, дарагой.

– Да нам бы коньяк купить.

– Так бы и сказал. Эй, Абдулла. Это к тебе приехал ЯЯ из Киев.

Подошел Абдулла, молодой, очень смуглый человек с усами в промасленной кепке, и сразу спросил:

– Сколько брать будешь?

– Да вот у нас тут кухлик литра на четыре.

– Я сейчас иду на завод, я там все время работаю. А ты за мной не ходи, даже туда и не смотри, как будто ты меня не знаешь. Через 15 минут я выезжаю на большой машина через этот большой ворота и медленно еду по этот дорога. Ты садишься в свой машина и тоже едешь по той дорога. Когда я нажимал сигнал, ты остановился.

Действительно, через 15 минут из ворот выскочила полуторка и, побуксовав у входа, ринулась в ту сторону, откуда мы приехали. Абдулла через пять минут остановил машину и выскочил с криками:

– Стой, стой! Уже приехал! Извини, сигнал опять не работал. Бери посуда.

Улица, на которой мы находились, слабо была приспособлена для конспирации, но Абдуллу это не смущало.

– Ты знаешь, у нас очень строго. Потому я так далеко ехал, – сказал он и начал вытаскивать из-под рубахи грелки. – Давай пробовать будем.

– Нет, не можем, мы за рулем.

– Подумаешь, за рулем! А я что, не за рулем? У нас милиция сама пьет и всем разрешает. Хороший коньяк, юбилейный. Тут 4 литра. 4 рубля за литр. Давай 15 рублей.

Мы не стали вдаваться в неточности его арифметических расчетов. Коньяк пришлось-таки попробовать. Он, действительно, оказался отличным.

– Если понравится – пиши. Я сделаю посилка. Есть еще очень вкусни гранат.

Мы обменялись адресами и немного навеселе двинулись в сторону подъема на Гек-Гель.

Здесь мне бы хотелось сделать небольшое отступление. С Абдуллой я, действительно, впоследствии одно время переписывался. В связи с тем, что я представился Шурой, а письмо подписал Александром, он свои послания начинал эпически: «Дорогой Александру и Шура». Он считал, что у меня двойное имя. Его просьбы были несложными. «Пришли мне абмундировань для мой прумянник 12 лет». Заказы его «прумянника» я удовлетворял, и в ответ получал посылки с коньяком. Коньяк был разлит в большие бутылки от шампанского. Чтобы бутылки не разбивались, он между ними прокладывал гранаты. Среди приятелей, прознавших о таком контакте, эти бутылки вызывали большой ажиотаж. У моего отца эта посылка вызвала некоторые сомнения. Поскольку он не знал о содержимом бутылок, он все время интересовался: «Зачем тебе такое количество шампанского? Разве приближается какой-то юбилей?»

ГРАФ НИКОЛАЕВИЧ

Первая посылка сослужила мне хорошую службу. Позвонил мне мой шурин Михаил Бялик из Ленинграда и сказал, что должен приехать в Киев его приятель – известный композитор Дмитрий Алексеевич Толстой, сын Алексея Николаевича Толстого. Он попросил, чтобы я его встретил, и дал мне номер рейса. «Как я его найду?» – поинтересовался я. «Ты его узнаешь, не беспокойся».

Поехать в аэропорт я не мог и приехал к агентству Аэрофлота, куда приходил автобус. Как только я вошел в зал агентства, я сразу понял, почему мой родственник сказал, что Дмитрия Алексеевича я узнаю сразу. По залу метался огромный мужчина в меховой кепке с козырьком, он был портретной копией Алексея Толстого. При этом он громогласно провозглашал, ни к кому не обращаясь:

– Что у вас за город такой безалаберный! Машину в аэропорт не прислали, машину в агентство не прислали, администратора нет, встречающих нет, называется, пригласили.

Я подошел и представился. Он очень обрадовался. Повторил все свои жалобы и представил мне своих спутников – искусствоведа Раскина и его супругу. К этому времени появился администратор с машиной и кучей извинений. Мы отправились в гостиницу «Днепр», где им дали два приличных номера с видом на филармонию и Владимирскую горку. Обедать я пригласил их к нам, и они любезно согласились. Светлана расстаралась с закусками (тогда она уже была моей супругой), и на стол были поставлены бутылки Абдуллы. Дмитрий Алексеевич тоже удивился, зачем столько шампанского, но, узнав, что это азербайджанский коньяк «Юбилейный», очень оживился. И вот тут я понял, как кстати прибыла посылка Абдуллы. Толстой был непревзойденным рассказчиком. Он нам излагал удивительные истории, анекдоты, новости, шутил, смеялся и смешил нас. Мы сидели, открыв рот и, внимая ему, периодически хохотали. А он, не прерывая рассказа, вел в это время стол, говорил тосты, пил, ел, причем весьма активно, так что бутылки опустошались одна за другой. В общем, обед удался.

На следующий день они с Раскиным должны были идти в Министерство культуры на обсуждение заявки на балет «Аэлита». Толстой был композитором, Раскин – либреттистом. Постановка планировалась в Донецком оперном театре. Договорились после этого встретиться у меня и отпраздновать победу, в которой никто не сомневался. Я проверил содержимое посылки Абдуллы и понял, что она меня еще раз выручит.

На следующий день у меня все было готово, и где-то в три часа дня появились мои гости. Они были мрачнее тучи. Дмитрий Алексеевич тут же опрокинул бокал коньяка и начал громыхать:

– Нет, вы только подумайте, какие кретины. Это они мне говорят, что я не понял отца. Я, видите ли, не понял, а они, видите ли, поняли. Оказывается, я не отразил советский народ в этом балете. А весь советский народ у отца состоял из двух человек – инженера Лося и бывшего красноармейца Гусева. Как вам это понравится?

Нам это, естественно, не понравилось. Но его мудрый либреттист оказался значительно более гибким политиком.

– Послушай, Митя, – сказал он Толстому, – пока ты тут кричал, я все придумал. Мы ничего менять не будем. Мы просто перед началом даем преамбулу – апофеоз, где на сцену выйдет много статистов – советский народ, в том числе и космонавты. Апофеоз ты напишешь блестяще, в этом я не сомневаюсь, а дальше действие пойдет в соответствии с нашим либретто.

Как показало дальнейшее развитие событий, все, что предложил Раскин, вполне устроило чиновников от искусства. Он был очень умным человеком и хорошим искусствоведом. Раскин подарил мне две книжки, которые я потом с удовольствием прочел: «Растрелли – скульптор» и «Образ Шаляпина в русской живописи». В дарственной на книгах значилось «В память о киевских сидениях, с уважением…» и т. д.

Сидения продолжались больше недели, и все это время я испытывал благодарность к Абдулле, который так помог мне быть по-настоящему гостеприимным хозяином. И сейчас вкус коньяка вызывает во мне воспоминания о Ханларе.

Все это время мои приятели с неослабеваемым интересом следили за развитием событий вокруг «Аэлиты», почему-то называя Дмитрия Алексеевича Графом Николаевичем и переживая быстрое уничтожение запасов Абдуллы.

Благодаря Михаилу Григорьевичу Бялику я смог познакомиться с крупнейшими представителями музыкального мира, за что я ему очень признателен. Во время пленума Союза композиторов Украины он привел к нам домой ведущих музыковедов: Келдыша, Кремлева и Гозенпуда. Я с большим интересом слушал их рассказы о детективной истории, ради которой они приехали на пленум. Их интересовала 21-я симфония Овсяннико-Куликовского, которая часто звучала в эфире. Они взяли в работу музыканта, нашедшего эту рукопись. Они отвели его в отдельную комнату и засыпали вопросами: почему 21-я, где остальные двадцать; почему о нем нет ни слова в музыковедческой литературе; почему его имени нет ни в одном документе, ни в одном письме музыкантов.

Сначала он попытался сплести версию насчет крепостного композитора. Это было совсем нереально. Когда эта версия лопнула, он признался, что сочинил ее сам, но боялся, что его произведение не станут исполнять. Тогда его засадили за рояль и, после перекрестного допроса с пристрастием установили, что он эту симфонию знает очень плохо. После всех этих дел симфония исполнялась, как произведение неизвестного автора.