Николай Серов - Комбат

• Название: Комбат
• Автор: Николай Серов
• Издательство: Верхне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

Повести ярославского писателя Николая Серова «Комбат» и «Дедушка Иван», составившие книгу, объединены общей темой высокого нравственного подвига советского человека в годы Великой Отечественной войны.

---

— С каким делом пришел, дедушка? — спросила она так, что старик понял — может, и допустит до председателя.

— Дело у меня недолгое, но важное. Работу из-за этого бросил, ребят одних оставил. Ты скажи, мол, дедушка Иван хмелевский пришел, он знает.

— Ладно, попробую.

— Попробуй, милая, попробуй.

Секретарша скрылась за дверями председательского кабинета, потом вышла из него разволнованная и сказала:

— Отругал, а вы идите, примет.

Кабинет председателя занимал меньшую половину пятистенка, и вела в него филенчатая белая дверь, какие в обычных деревенских домах бывали редко. Прежний хозяин этого дома был богат и жил с замахом на городские манеры. Стены дома оклеены хоть и затертыми, но красивыми, с серебристыми цветами, обоями. Кроме ожидалки и кабинета председателя было еще две комнаты, занимаемых налоговым агентом и агрокабинетом. В общем, дом отлично служил и свою новую службу. Главное, что из кабинета председателя разговора было не слышно; проходи, говори, что надо, и не бойся; с языка на язык не перейдет. У председателя были гости — двое мужчин. По одежде видно — начальство. Ему не приглянулось, что они, как сидели у окна, вроде поглядывая на улицу, так и не повернулись, не ответили на его приветствие.

«Ишь ты, начальство! И морды отворотили!» — нахмурился он.

Председатель сельсовета выглядел явно взвинченным. Он всегда чисто брился, постригался по моде и, вообще, молодился. Это шло к его круглому лицу, и посторонний дал бы ему лет 35, хотя был он старше. Старик знал его с пеленок и иногда думал: «Куда еще молодишься? И так ведь не стар. Все перед бабами кудахчешь». Но думал без осуждения. Жил председатель в семье хорошо, грехов за ним не замечалось. Просто любил потрепаться с бабами. «Поди-ка, и ему за меня влетело, — решил старик. — Какие явились — не потревожь их сиятельства! Ну я вас разделаю, погодите маленько!»

— Проходи, дедушка Иван, садись, — пригласил его председатель к своему столу.

Старик сел спиной к этим двум начальникам и, кивнув на них головой, спросил:

— А это что еще за их благородия явились?

— Что ты, дедушка Иван! — обиженно и растерянно выговорил председатель.

— А то, что нечего девку из-за меня ругать, и тебя тоже. Вижу, не слепой. И мне ответить — голова не отвалится. Они еще, поди, под стол пешком ходили, как я за Советскую власть воевать пошел! А и вместе воевали, так не за то, чтобы из-за меня людей лаять. Пришел — значит, надо. Не часто хожу.

Во время этой его возмущенной речи председатель краснел от неловкости, но те двое не подали ни звука и не шевельнулись даже.

«Что за оказия такая? — удивился старик. — Что они — оглохли, что ли?»

Старику хотелось поговорить с председателем наедине, и он вопросительно кивнул на приезжих:

— Если у тебя личное дело, так приходи домой. Придется только так, — развел руками председатель.

— Ну, ты знаешь, что я человек, а не пустомеля какая — в своих делах сам разберусь, — обидевшись, что председатель счел его за жалобщика, ответил старик.

— Ну, а если общее дело, так я сам к ним с такими делами хожу.

— Тебе, конечно, видней, куда с чем ходить, но я, к случаю, бывальщину расскажу…

— Меня-то ведь ты знаешь, дедушка Иван, — просяще и осторожно, чтобы не обидеть как-нибудь, перебил председатель. — Я знаю, что ты скажешь хорошо, но мы… Люди у меня, понимаешь, занятые…

— Я тоже не от безделья тут и не с бездельем пришел, — отрезал старик, и председатель только вздохнул и откинулся на стуле.

— Так вот, ловили мы в девятнадцатом году банды. Меня старшим в отряд поставили. Года уж и тогда были не малые. Ты, говорят, Иван, среди своих лучше разобраться можешь. Но что ты скажешь? За воротник уж, вроде, банду держим — нет, ровно сквозь землю проваливается. Как-то раз и пристигла нас ночь в деревне одной. Я выбрал дом победней, и ночевать мы решили тут. Хозяин радешенек, живут, гляжу, не жирно, и расположились мы, как дома. И самовар нам согрели, и щей дали, и для сугреву нашлось. Хозяин ругает банду, мы ее, понятно, тоже не жалуем. Одним словом, полное согласие и удовольствие. Поставили караул и легли спать. А ночью один наш и тормошит меня. А ночь светлехонька, и я сразу вижу — тени по стене мелькают. Из-за косяка в окно глянул — караульщик наш лежит, а хозяин своим показывает, кому куда идти. Ну я его первого и угомонил. С того разу окончательно в толк взял, что к чему может быть. Как язык по ветру развесишь, так и во зло себе можешь сделать. Откроешься вроде доброму человеку, и он скажет доброму человеку, да так несет, несет слов-то и нанесет не на того, на кого следует. А потом тебе — бух! Ровно колуном по голове, и не сразу поймешь, почему и за что. Я только вот к чему, а не в обиду.

Он рассказывал, глядя только на председателя, а рассказал и на него не стал смотреть, намекнул, а там уж его дело.

— Не бойся, говори, — сказал председатель.

— Ну раз так, скажу: в случае чего и меня имей в виду, — повернувшись лицом к председателю, без обиняков заявил он.

— Что-то я не очень понял, — ответил председатель, но вид его и голос выказали смущение и растерянность, которые он не сумел скрыть. Не удержался он и от быстрого взгляда в сторону приезжих.

Старик заметил, как те взглянули друг на друга, но голов не повернули.

«Стерегутся меня, стерегутся, уж не с тем ли приехали, с чем и я пришел? Если так — не глупы, нет!»

— Ну, что же, еще бывальщину расскажу, может, понятней станет, — усмехнулся старик. — Это было чуть раньше: в восемнадцатом годе. Прижали нас белые к реке, и дело выходит так, что конец всем. Время осеннее, вода, значит, в реке не банная, нас не густо, и главное, видят они все. Чуть к воде кто сунется плыть: та-та-та — и нету человека… А был у меня товарищ Миша Пургин, такой товарищ — жизнь пополам. Вот и говорит он мне: ну, Ваня, раз надо — так надо! Кепку надвинул и пополз к ихнему-то пулемету. Сначала ничего, а потом земля около него и пошла от пуль вспархивать!.. Ну и… все… Я пополз. Угомонил пулемет! И теперь вот хочу слово товарища моего тебе сказать — раз надо, так надо! Сил у меня, верно, немного, а голова еще при себе — и дороги, и леса, и людей кое-кого знаю, авось на что и сгодится вам. Али опять скажешь: не понял? — прищурившись, спросил он.

— Так ведь ничего опасного нет, ты правильно людям говоришь.

— А ты почем знаешь, что я говорю? — недовольный, что кто-то позаботился донести это, спросил старик.

— Да просто в разговоре как-то Варвара Михайловна сказала: «Дедушка Иван — молодец! Всем прямо говорит — ничего не бойтесь, а то иные и носы, и руки опустили».

— Так не караул же кричать. Это сроду мне не свычно.

— Верно, ничего опасного пока нет, дедушка Иван, — верно говоришь.

— Эх, Павел Иванович, Павел Иванович, тебе ли со мной в прятки играть? — рассмеялся старик. — Ты еще и удуман не был, как я научен был людей и жизнь понимать. Думаешь, не знаю, чем вы тут занимаетесь, все теперь знаю.

— А кто тебе сказал, отец, чем мы занимаемся? — вдруг спросил один из приезжих.

Голос его был и ровен, но старик уловил в нем встревоженность. Обернувшись, увидел, что это был седой, длиннолицый человек, совсем незнакомый ему.

— Кто? — усмехнулся старик. — А ты как думаешь, кто?

— Вот я и интересуюсь: кто? — пристально глядя на него, переспросил приезжий.

— А разве тепереча сам себе, по-твоему, человек ничего сказать не может? Вот я и пришел, да вижу и ко времю вроде, а? — испытующе глядя на незнакомца, улыбнулся он. — А нет, так скажи, когда лучше прийти. Ведь если теперь вы не занимаетесь этим, так зачем вам власть дадена, а? Чтобы штаны подороже носить, что ли? Только от людей-то чего хорониться? Все равно ведь один ничего не сделаешь. Конечно, пообсосать каждого надо, но уж меня-то Павел Иваныч знает, поди, а?

Приезжий посмотрел на председателя.

— Знаю, — твердо сказал председатель, — не знал бы, так разве сегодня пустил к себе?

Тогда обернулся и второй приезжий. Тот был хоть и в пальто, а военный. Это сразу увиделось по тому, как, встав, он сунулся поправить поясной ремень, а ремня-то и не было.

— Непривычно, — улыбнулся старик.

— Да, — признался военный и добавил: — Ну, отец, считай, что мы тебя числим с нами. На всякий случай.

— Ну, значит, и все. Благодарствую, — обрадовался старик, сейчас же встал, надел картуз. — Запомните на всякий случай: Хмелево, от реки правый посад. Домов в нем одиннадцать, так мой с любого края шестой. Вас я помню, а ежели кого пришлете, так пусть спросят — не здесь ли стекла можно подрядить вставить? И я буду знать. До свидания.

— Хорошо, отец, запомним.

Его проводили все втроем до дверей. Это уважение было очень приятно ему.

— Ты, милая, кланяйся от меня дома, — сказал на прощанье секретарше. — Не забудь, смотри.

— Обязательно, дедушка.