Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

• Название: Мисс Равенел уходит к северянам
• Автор: Джон Дефорест
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

---

Эта угроза сразу со всех сторон и этот чудовищный грохот угнетали солдат, хотя они не были новичками в бою. Помрачнев, они озирались, ожидая отовсюду опасности — и справа, и слева, и сверху. То и дело какой-нибудь бледный от страха беглец из головного полка пробегал, направляясь в тыл и хоронясь от огня за стволами, хотя уже всем стало ясно, что деревья в этом лесу не защита, а чистая пагуба. В каждом полку найдутся всегда два-три труса (а иной раз полдюжины), которых никто и ничто не заставит драться. Один такой молодец с капральской нашивкой (которую он лишь позорил) выскочил в страхе, оглядываясь, с трясущейся челюстью и выпученными глазами, белый как мел. Колберн с громким проклятием хватил его саблей плашмя и втащил в свою роту за шиворот. Но несчастный капрал уже не владел собой. Он ничуть не обиделся, и удар не вернул ему мужества. Вытянув шею, он дико воззрился вперед, потом, извернувшись, как вспугнутый зверь, продолжал свое бегство. Чуть дальше шестерка солдат, обнявшись за плечи, без всякого смысла топталась под толстым буком, как вдруг с оглушающим треском, в облаке щепок и пыли верхушка огромного дерева рухнула прямо на них. С мрачным весельем Колберн глядел на их обалделые, пораженные ужасом лица и на то, как они побежали от грозившей им страшной гибели. Честный солдат не терпит труса и шкурника и желает ему скорой смерти, совсем как врагу.

«Скажу вам по правде, — писал капитан в одном из своих писем, — то, что мне пришлось тогда видеть, хоть кому расшатало бы нервы. Никогда еще я не испытывал такого изнеможения сил, как после часа в этом лесном кошмаре. Даже не близость смерти сломила меня; потерь в нашем полку было как раз немного. Но я был под страшным физическим гнетом нестерпимого шума от канонады и падающих деревьев, и это меня подорвало, помешало мне вынести с мужеством то, что я много раз терпел прежде. Когда я тащил своего солдата с размозженной ядром до колена ногой и увидел, как острая кость торчит у него из кровавой раны, мне стало так худо, что я бы, наверно, свалился совсем, но, по счастью, собрат офицер дал мне хлебнуть глоток виски. Впервые за всю войну я прибегнул к этому средству. Едва отдышался, вдруг вижу, как кровь заливает лицо стоящему рядом со мной знаменосцу-сержанту. Я решил, что сержанту конец. Но он спасся чудесным образом. Пуля, представьте, прошла у него под кепи по самому шву околыша, рассадила лоб от виска до виска и ушла, не затронув черепа. Его отправили в тыл совершенно ослепшего и с отчаянной болью, но ранение считается легким. До сих пор не пойму, как мы все там в лесу не пропали, ведь мы были изрядно скучены и обстрел был жестоким. Раз шрапнельный снаряд разорвался прямо над ротой, но ранил лишь одного бойца; ему оторвало пятку. Раненый — образцовый солдат, тихий, застенчивый, как девушка, отдал мне честь, показал свою ногу и попросил разрешения отправиться в тыл. Я, конечно, ответил: «Ступай!» Не успел еще он повернуться, как над нами разорвался второй шрапнельный снаряд, никого в этот раз не задел, только контузил Ван Зандта».

Но вот наконец, продираясь сквозь чащу, показалась артиллерия Бэйнбриджа; орудия подскакивали, наезжая на корни и сучья, но ездовые браво держались в седле, и знаменосец-сержант поднял боевое знамя, словно рыцарь на средневековом турнире. Еще минута — и вот два бронзовых «наполеона»[110] под единодушный радостный крик пехотинцев открыли огонь. К этому времени войска уже выбрались на опушку, и Колберн смог обозреть, расположение противника. Перед ним простиралась равнина, изогнутая по краям, вея изрезанная крутыми оврагами, а местами как бы вздымавшаяся. Были ясно видны завалы из нагроможденных деревьев, стволы и кроны которых, сцепившиеся между собой, могли стать серьезным препятствием для наступающих. А на той стороне долины возвышалась гора с усеченной вершиной, кое-где покрытая лесом, сквозь который виднелись палатки и будки — лагерь южан. По ближнему краю вершины и по изгибам ее шли укрепления противника, казавшиеся отсюда просто желтым обрывом горы, — это и был Порт-Гудзон. Колберн глядел, как бригада Пейна (тоже из их дивизии) спустилась бегом в долину навстречу ядрам и пулям, терпя большие потери, и пошла в наступление. Командиру Десятого было приказано бросить две роты в долину, чтобы очистить путь пушкам Бэйнбриджа, а потом наступать всем полком с правого фланга противника, потеснить и заставить умолкнуть его артиллерию. Рота Колберна была в числе двух, получивших это задание, и он, как старший по званию, принял командование. Только он вывел своих людей, как пронесся слух, что подполковник Десятого то ли убит, то ли опасно ранен. Стали искать майора.

— Клянусь Юпитером, вы его здесь не найдете, — засмеялся Ван Зандт.

— Как не найдем? А куда он девался? — спросил его Колберн.

— Ни здесь не найдете, ни в миле отсюда, ни в двух, клянусь вам Юпитером. Где он, не знаю, но только он non est inventur.[111] С четверть часа назад он проследовал в тыл, как всегда, на предельной скорости. Сейчас, по моим подсчетам, он уже пробежал миль десять и сидит где-нибудь в тишине и уюте, клянусь спасением души.

Старший из капитанов принял командование полком и повел его влево, вдоль фортовых укреплений. А Колберн с восемьюдесятью бойцами спустился в Долину Смерти и там сквозь завалы — где пробираясь поверху, а где подлезая под них — пошел в наступление прямо на изрыгавшие пламя и дым огневые точки врага. Отряд наступал развернувшись — как веер — почти что на четверть мили. Залегая за каждым пеньком, за каждым поваленным деревом, используя для укрытия неровности почвы, бойцы вели не частый, но эффективный огонь по орудийным расчетам противника; защитников форта можно было уже легко различить простым глазом. Командиры бежали вдоль цепи позади своих рот, приказывая продолжать наступление.

— Вперед! Наступай! — кричал Колберн. — Не подставляйся под пулю! Держись за прикрытием! Держись за пеньком! Вперед! Наступай! Не врастайте в землю, ребята! Вперед до самого рва!

Хоть люди старались беречься, жестокий огонь находил себе жертвы. Вот справа в кустарнике Колберн услышал отчаянный крик.

— Кого там? — спросил он.

— Аллена ранило в грудь навылет, — ответил сержант. — Унести его в тыл?

— Нет. Обождем, пока сменят. Уложите его в холодке поудобнее.

Он хорошо знал этот параграф устава: солдатам запрещено покидать боевые порядки. Помощь раненым можно оказывать лишь по прямому приказу, который дается начальником по выполнении задания. Высший закон боя и долг солдата — добиться победы; только тогда помощь раненым будет действительной помощью.

— Дурачина, ложись! Ведь убьют! — крикнул Колберн бойцу, который, встав на бревно во весь свой огромный рост, разглядывал укрепления противника.

— Цель хочу присмотреть, — баззаботно ответил солдат.

— Исполняй приказ! — крикнул Колберн, но было уже поздно. Высоко вскинув руки, боец повалился, хрипя, с простреленной грудью. А рядом коротышка ирландец вдруг разразился отчаянной бранью и, засучив штанину, с изумлением, испугом и злобой уставился на пулевое отверстие в пробитой навылет ноге. И так шло все время: что ни минута, то крики боли и ярости — и одним бойцом меньше. Невзирая на потери, отряд продвигался вперед.

Дурнота, охватившая Колберна под артиллерийским огнем в лесу, давно миновала; им завладела жестокая ярость ближнего боя, когда солдат свирепеет, вплотную увидев лицо врага. Колберн вывел уже из строя два расчета противника и был так уверен в себе и доволен успехом, что готов был один со своими людьми штурмовать Порт-Гудзон, не дожидаясь поддержки. Между тем справа от них шла стрельба и разгоралось сражение. Бригада Пейна и с ней четыре полка резервной бригады, разъединенные рота от роты бесчисленными оврагами, завалами и буграми, пытались сейчас развернуться, чтобы пойти на штурм. Слева Десятый, в составе оставшихся рот, продвигался вперед, обстреливая мятежников. Огонь врага явно слабел; теперь только изредка за крепостными укрытиями мелькали широкополые шляпы, и тут, же над ними, урча и свистя, пролетало ядро. На этом участке противник был малочислен и, как видно, робел. Колберн считал, был даже почти уверен, что в это утро они овладеют крепостью. Однако, сколь ни был он одурманен горячкой боя, он понимал, что будет безумцем, если бросит сейчас свои две роты на штурм; их попросту перебьют или захватят в плен. Он и так потерял полтора-два десятка бойцов; кроме того, уже не хватало патронов.

— Внимание! — скомандовал он. — Прекратить наступление! Беречь патроны! Стрелять из укрытия! И только наверняка!

Приказ пошел от сержантов к бойцам, и вскоре вся цепь залегла; одни укрылись в кустарнике, другие — за сваленными деревьями. Колберн направил — одного за другим — уже трех капралов к командиру полка, рапортовал об успехе и просил подкрепления; но пока ни один из гонцов не вернулся и подкрепления не было.