Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов

• Название: Татьянин день. Иван Шувалов
• Автор: Юрий Когинов
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011360-9, 5-271-04504-8

О жизни и деятельности одного из крупнейших российских государственных деятелей XVIII века, основателя Московского университета Ивана Ивановича Шувалова (1727-1797) рассказывает роман известного писателя-историка.

Иван Иванович Шувалов был плоть от плоти XVIII века — эпохи блистательных побед русского оружия, дворцовых интриг и переворотов...

И всё же он порой напоминал «белую ворону» среди тогдашних вельмож с их неуёмным властолюбием и жаждой богатств и почестей. Не ради титулов и денег он работал - ради России. Вот почему имя Шувалова не забыто среди имён его знаменитых современников — Потёмкина, Дашковой, Фонвизина, Волкова и многих других...

---

Однако забота о высоком качестве продукции обязывала иметь на фабрике и высококвалифицированных мастеровых, коих нельзя было получить из крестьян на первых порах. Потому Ломоносов упросил Академическую канцелярию перевести на его фабрику сроком на три года учеников Академической рисовальной школы Матвея Васильева и Ефима Мельникова для руководства младшими мозаичистами из крепостных. Михаил Васильевич вдвое увеличил им годовой оклад жалованья по сравнению с академическим: вместо восемнадцати рублей из канцелярской казны они стали получать по тридцати шести рублей из ломоносовских средств, кроме того, ещё и бесплатный хлеб. В дальнейшем эти живописцы так и остались в его мастерской, год от года совершенствуя своё искусство. Росли и их оклады. За работу над «Полтавской баталией», например, они получили в расчёте на год более чем по ста рублей каждый.

И всё-таки Ломоносову не удалось стать преуспевающим фабрикантом. Становилось всё труднее погашать задолженности по ссуде и выпрашивать отсрочки у казны. Отчаявшись, он подал прошение на высочайшее имя о разрешении открыть в Петербурге специальную лавку для продажи изделий своей фабрики. «Заводы мои, — писал он в прошении, — состоят от Санкт-Петербурга в отдалении, и товары суть разных родов, которых всех оптом купцы не покупают, отчего в продаже чинится крайняя остановка».

Весьма вероятно, если бы Ломоносов, оставив все иные свои научные занятия, целиком отдался фабричному делу, он, с присущей ему упрямкою и доскональным знанием производственных процессов, мог бы стать одним из видных предпринимателей. И не разориться, как фактически получилось, а баснословно разбогатеть.

Вот как произошло с одною лишь фабрикою. Что ж говорить о том, какого размаха, каких сил и какой дальновидности в принятии решений требовало такое невиданное начинание, как целый учебный комплекс в самом центре российской державы — Московский университет и при нём две гимназии! И — повторим ещё — на голом месте. Не в притворе, к слову сказать, к уже существующей в Петербурге Академии наук, а в другой российской столице, в которой и намёка не было на рассадник наук, если не считать Спасские школы.

Как же было возможно создать сию совершенно новую махину, по сути дела, из ничего? Иными словами — сразу и пашню и семена? Так могло произойти только в сказке. Но сие предприятие объявлено было делом наипервейшей государственной важности. И главное — как продолжение великих преобразований Петра.

В указе, подписанном его дочерью, императрицею Елизаветой Петровной, так и говорилось: «Когда бессмертный славы в Бозе почивающий любезнейший наш родитель и государь Пётр Первый, император великий и обновитель отечества своего, погруженного в глубине невежеств и ослабевшую в силах Россию к познанию истинного благополучия роду человеческому приводил, какие и коликие во всё время дражайшей своей жизни монаршеские в том труды полагал, не токмо Россия чувствует, но и большая часть света тому свидетель; и хотя во время жизни столь высокославного монарха Бесполезнейшие его предприятия к совершенству и не достигли, но мы со вступления нашего на всероссийский престол всечасное имеем попечение и труд как о исполнении всех славных предприятий, так и о произведении всего, что только к пользе и благополучию всего отечества служить может... Но как всякое добро происходит от просвещённого разума, а, напротив того, зло искореняется, то, следовательно, нужда необходимая в том стараться, чтоб способом пристойных наук возрастало в пространной нашей империи всякое полезное знание, чему подражая для общей отечеству славы и признавая за весьма полезное к общенародному благополучию, Сенат всеподданнейше нам доносил, что действительный наш камергер и кавалер Шувалов поданным в Сенат доношением с приложением проекта и штата о учреждении в Москве одного университета и двух гимназий следующее представлял: как наука везде нужна и полезна и как способом той просвещённые народы превознесены и прославлены над живущими во тьме неведения людьми, в чём свидетельство видим нашего века, от Бога дарованного к благополучию нашей империи родителя нашего императора Петра Великого доказывает, который Божественным своим предприятиям исполнение имел через науки, бессмертная его слава оставила в вечные времена разум превосходящие дела, в столь короткое время перемена нравов и обычаев и невежеств, долгим временем утверждённых, строение градов и крепостей, учреждение армии, заведение флота, исправление необитаемых земель, установление водяных путей, всё к пользе общего житья человеческого... Учреждённая родителем нашим Академия хотя и славою иностранною и с пользою здешнею плоды свои и производит, но одним оным учёным корпусом довольствоваться не можем в рассуждении, что за дальностью дворяне и разночинцы к приезду в Санкт-Петербург многие имеют препятствия, хотя ж первые к надлежащему воспитанию и научению к службе нашей кроме Академии в Сухопутном и Морском Кадетском корпусах и в инженерство и артиллерию открытый путь имеют, но для учения вышним наукам желающим дворянам или тем, которые в вышеописанные места для каких-либо причин не записаны и для генерального обучения разночинцам упомянутый наш действительный камергер и кавалер Шувалов о учреждении в Москве университета изъяснял для таковых обстоятельств, что установление оного университета в Москве тем способнее будет: 1) великое число в ней живущих дворян и разночинцев; 2) положение оной среди Российского государства, куда из округ лежащих мест способнее приехать можно; 3) содержание всякого не стоит многого иждивения; 4) почти всякий у себя имеет родственников и знакомых, где себя пищею и квартирою содержать может; 5) великое число в Москве у помещиков на дорогом содержании учителей, из которых большая часть не только учить науки не могут, но и сами к тому никакого начала не имеют, и только через то младые лета учеников и лучшее время к учению пропадает, а за ученье оным бесполезно высокая плата даётся; всё же почти помещики имеют старание о воспитании детей своих, не щадя иные по бедности великой части своего имения и ласкаясь надеждою произвести из детей своих достойных людей в службу нашу, а иные, не имея знания в науках или по необходимости, не сыскав лучших учителей, принимают таких, которые лакеями, парикмахерами и другими подобными ремёслами всю жизнь свою препровождали... Такие в учениях недостатки речённым установлением исправлены будут и желаемая польза надёжно чрез скорое время плоды свои произведёт, паче же когда довольно будет национальных достойных людей в науках, которых требует пространная наша империя к разным изобретениям сокровенных в ней вещей, и ко исполнению начатых предприятиев, и ко учреждению впредь по знатным российским городам российскими профессорами училищ, от которых и в отдалённом простом народе суеверия, расколы и тому подобные от невежества ереси истребятся».

Казалось, скромное, всего в один этаж зданьице в самом начале Красной площади, у Воскресенских, а как они звались ещё и по-другому — Куретных ворот, а от него, сего наспех приготовленного под учение дома, — такая всеохватывающая, обширная программа переустройства на новый лад целой страны!

На новый, просвещённый лад переустройства всей жизни в необъятной империи.

С чего же следовало начать, как к сему приступиться?

Хотелось, очень желалось открыть университет сразу же после принятия Сенатом о том решения. И уже была выбита памятная медаль к предполагаемому торжеству с изображением императрицы Елизаветы Петровны и датою «1754». Но уже двадцать четвёртого ноября генерал-прокурор Сената князь Никита Юрьевич Трубецкой, коий по высочайшему повелению обязан был лично следить за подготовкою дома у Воскресенских ворот, в своём очередном ордере сообщил: «Наикрепчайше подтверждаю, чтоб в покастанном бывшем аптекарском доме строение происходило с поспешностью и неотменно в такое состояние привести, чтоб генваря с 1 числа 1755 году в тот дом все училища и со учениками немедленно ввести и в нём то, всей истории полезное дело... неотменно начать можно было».

А загвоздка была в том, что примыкавшее к аптекарскому дому здание «австерии», или попросту харчевни, оказалось в таком состоянии, что отремонтировать его было совершенно невозможно. Обнаружили сие лишь после того, как «австерия» была очищена от накопившегося в ней огромного количества мусора и нечистот. Оказалось, что стены сгнили, своды подвалов покрыты расщелинами. Тогда было решено его разобрать и «построить до Никольского мосту зал с внешними и внутренними украшениями». Что ж, ломать — не строить! Всё так и вышло по русскому присловью: харчевню снесли, а зала так и не начали.

Однако, с грехом пополам, к началу декабря основные работы в верхнем этаже аптекарского дома были закончены, и началась просушка помещения и устранение недоделок, коих оказалась уйма. И тут обнаружилось, что дом всё же будет тесен и для университета, и для двух гимназий. Тут же возникла мысль обменять сей дом на принадлежащий Медицинской коллегии особняк, что на Моховой. Но сие отложили, как и мысль о покупке у князя Репнина второго для университета дома тут же, на углу Моховой и Никитской улиц. Надо было открывать университет во что бы то ни стало!