Кальман Миксат - Том 2. Повести

• Название: Том 2. Повести
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков. Во второй том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли повести, написанные им в 1890—1900-е годы: 

― «Голубка в клетке» (1891);

― «Имение на продажу» (1894);

― «Не дури, Пишта!» (1895);

― «Кавалеры» (1897);

― «Красавицы селищанки» (1901);

― «Проделки Кальмана Круди» (1901);

― «Кто кого обскачет» (1906);

― «Шипширица» (1906).

Время действия повестей Миксата «Имение на продажу», «Не дури, Пишта!», «Кавалеры», «Кто кого обскачет», «Шипширица» и «Проделки Кальмана Круди» ― вторая половина XIX века.

Историческая повесть «Красавицы селищанки» посвящена эпохе венгерского короля Матяша Корвина (XV в.). В основу повести легли изустные легенды, бытующие в комитате Фогараш (Трансильвания), где действительно есть село Селище.

Повесть «Голубка в клетке» представляет собой два варианта одного и того же сюжета в разных временных рамках: первая, романтическая, часть отнесена лет на четыреста назад и написана с легкой иронией в духе новелл Боккаччо; вторая, сатирическая, часть, относящаяся по времени действия ко второй половине XIX века, ― в духе реализма.

Все повести, в том числе сатирические, отличаются характерным для Миксата мягким, добродушным юмором.

---

Частично под влиянием таких вот суеверных россказней о привидениях, частично по причине больших расходов Янош Коряк решил отказаться от своей последней попытки. Единственной пользой от нее было лишь то, что со скуки трактирщик и сам выучился играть на скрипке.

Итак, оркестр он распустил; в тот самый день, когда к нему явился Рошто со своими селищанками, он с самого обеда раздумывал над тем, где бы ему приискать себе какое-нибудь другое занятие, и изливал свою грусть и мрачные думы в печальной песне.

Коряк предоставил гостям лучшие номера гостиницы, накрыл стол и отправился, пока готовится обед, поболтать с матушкой на кухню. И вдруг слышит он в обеденном зале шум, топот. Выбегает в зал, думая, что это, может быть, его собака опрокинула что-нибудь, и что же? Боже милостивый, два придворных офицера стучат по столу перстнями-печатками и кричат: «Эй, хозяин! Хозяин!» А у самих шпоры звенят, сабли бряцают… Словом, музыка такая — век бы ее слушать!

— Чего изволите? — пролепетал испуганно бедный Коряк, думая, что сейчас они его прямиком в тюрьму потащат.

— Лучшего вина! Да смотри, чтобы мигом!

Принес трактирщик вина и в удивлении глаза протирать принялся: вместо двух бравых офицеров перед ним сидят уже восемь, не меньше. И тоже вина требуют. А те двое, что первыми пришли, начали Коряка расспрашивать:

— Правда, что здесь остановились селищенские красавицы?

— Не знаю я, право, откуда они будут, но три женщины и один пожилой господин при них в самом деле только что прибыли в гостиницу, — отвечал Коряк не без гордости.

— Очень красивые?

— Не успел я еще разглядеть их как следует, ваша милость.

— Ну и дурень же ты, Коряк! Это они самые и есть. Но где они сейчас-то? Что делают?

— Обедать собираются.

— Сюда придут обедать?

— Так точно, сюда, — показал трактирщик на накрытый стол, где в расписанном пеликанами кувшине красовались три пиона.

Нет, не дурень Коряк! Знает он, что к чему.

Пока он вел этот разговор с офицерами, дверь «Белки» не успевала закрываться, то и дело поскрипывая в петлях: в трактир беспрерывным потоком валил народ. Сначала пришли большими компаниями знатные господа, затем горожане, за ними множество озорных весельчаков-пажей, старых франтов, толстых, с двойными подбородками, мещан из Табана *, среди них многие завсегдатаи «Черного Буйвола». Что за чудо Господне?!

Трактирщик Коряк даже слегка струхнул. Что произошло вдруг с его трактиром? Это уж не от бога, а от нечистой силы. Да разорвись он хоть на десять частей, не успеть ему подавать гостям вино. А тут еще каждый посетитель хочет непременно с самим хозяином поговорить. С десяти мест сразу слышится:

— Коряк, на два слова!

— Эй, хозяин, на минутку!

— Оглох, что ли, хозяин?

И все, как один, спрашивают об остановившихся в гостинице приезжих красавицах: шепотом, с жадным любопытством, явным нетерпением. Ага! Теперь уж и Коряк стал наконец догадываться: красавицы крестьяночки — вот кто виновник такого наплыва посетителей.

— Иду, иду! — кричал он, появляясь то здесь, то там; взмокший от пота, летал он в погреб и обратно, громыхая сапогами по лестницам. На обслуживание гостей он поставил старого слугу, другого послал на улицу Горшечников, за своим старшим братом-мясником: чтобы тот со всеми домочадцами немедленно спешил к нему на помощь, потому что гости буквально осаждают «Белку».

К моменту, когда селищанки явились обедать, трактир был так забит посетителями, что старая тетушка Коряк, разнося гостям блюда с великолепными, только что приготовленными кушаньями, которые источали аппетитные запахи, едва могла протиснуться между столами.

А гости все прибывали. Вот ввалилась возвратившаяся с соколиной охоты компания важных господ с охотничьими рогами через плечо, среди них сам Лошонци и Драгафи.

Ну, еще бы! Ведь слух о том, что прибывшие по приказу короля в столицу «образцы селищенских женщин» остановились в «Белке», разнесся по городу с быстротой молнии, и вся столица сразу пришла в движение. Ради того, чтобы посмотреть на такое, кажется, стоило восстать и из могилы.

В трактире уже негде было яблоку упасть. Многие считали себя счастливыми, если им удавалось заполучить местечко хотя бы во дворе или перед домом. Но, разумеется, есть предел всему. Вскоре уже и снаружи негде стало размещать гостей. Вечер был приятный, теплый, да и вина в погребе было достаточно, однако, хотя Коряк уже и у соседей окрест позаимствовал множество столов и стульев, на всех желающих места все равно не хватило.

Коряк был на седьмом небе от блаженства, лицо его радостно, торжествующе сияло, а глаза с благодарностью взирали на гостьюшек из Селища. О господи, до чего же они хороши! Особенно вон та маленькая чернявая, что все время улыбается. Да ее улыбка и солнце затмевает!

Старая матушка Коряк тоже хлопотала между столами. Но женщина всегда остается женщиной: она, в отличие от своего витающего на верху блаженства сына, в нежданном наплыве посетителей увидела не первую улыбку счастья, а отличную возможность отомстить, расплатиться за бесконечную вереницу унижений, которые она вынуждена была сносить вот уже много лет подряд. И она тотчас же послала свою служанку Верону в «Черный Буйвол» с просьбой:

«Наша барыня велела кланяться вашей молодой барыне и просила у нее взаймы сколько можно свободных столов и стульев. А то нам уже не на что посетителей сажать».

Вместо ответа, «молодая барыня» (которой тоже шло уже к шестидесяти) не мешкая бросилась в угол за метлой и, наверно, как следует отделала бы девчонку, если бы толстый полнокровный Вольфганг Троеглазый, что-то разыскивавший в это время в ящике стола, заслышав просьбу Вероны, не сделался бы от гнева краснее сукна и с яростным возгласом: «За такую наглость Коряк еще поплатятся!» — не рухнул бы под стол.

— Ой! — И Буйволица с душераздирающим воплем выронила метлу. — Ой, помер, помер! Помогите! Воды, воды!

Она припала к мужу, обхватила руками его голову, а добрая Верона тем временем сбегала за водой, и они уже вдвоем принялись опрыскивать лицо трактирщика. Однако полегчало хозяину «Буйвола» лишь после того, как явился спешно вызванный будайский цирюльник Константинус Коста, тут же пустивший ему кровь: Вольфганга Троеглазого попросту хватил небольшой удар.

А Верона с важным видом отправилась домой, горя нетерпением поскорее рассказать о происшествии своим хозяевам:

— Ну, хорошенькое же угощеньице мы преподнесли соседу! Паралич разбил Буйвола.

Тут уж и Коряки перепугались: «Теперь все в городе опять на нас рассердятся». Но случилось как раз наоборот. Лишь только посетители «Белки» прослышали о происшедшем, общественное мнение немедленно вынесло свой приговор: «Так и надо завистливому псу! Один-единственный раз пришли посетители к Коряку — и Буйвол рассвирепел. Тогда как Коряк вот уже много лет подряд смиренно сносит суровую немилость судьбы. А между тем у него и вино отличное, и вообще, бог знает почему, но чувствуешь себя у него как-то уютнее». Одним словом, удар, сразивший Вольфганга, был истолкован в пользу Коряка. Таково счастье: как начнет оно кому-нибудь благоволить, уж норовит сплести своему избраннику лавровый венок даже из его недостатков.

Под вечер наши селищанки отправились вместе с господином Рошто взглянуть на город, на его лавки и базары, где венецианские и греческие купцы продавали удивительные товары; тем не менее гости в «Белке» все прибывали: ведь красавицы скоро должны были возвратиться к ужину. Весь вечер вокруг трактира толпились люди, и все улицы окрест были тоже полны народу. За ужином гордые знатные господа, которые в иную пору и не заглянули бы в такой заурядный трактир, спешили завязать знакомство с хозяином, чтобы через него получить возможность перекинуться словом со знаменитыми красавицами. Ведь такой человек на следующий же день будет нарасхват во всех компаниях, только и разговору будет, что «этот вертопрах вчера за селищенскими красотками волочился».

Что делать — мода! Могучая движущая сила, богиня бездельников, и притом бессменная, царившая и при Зевсе, и при Юпитере, и во времена Иеговы. Да и сам христианский бог существует не в трех лицах, а в четырех, и четвертое его лицо — мода.

Хотя селищанки около десяти часов уже отправились на покой, гости не расходились из трактира до глубокой ночи, а когда к утру троицына дня все в доме стихло наконец, хозяйка дрожащими руками выложила на стол множество талеров и золотых — всю дневную выручку — и так сказала сыну:

— Знаешь ли ты, сынок, чему мы обязаны сегодняшним днем?

— Селищенским гостьюшкам…

— Твоей скрипке! — поправила его старушка. — Как тебе монах Кулифинтё присоветовал…

— Как так, матушка?

— Говорила я с нашими красавицами, когда спать их укладывала. Две высокие — вдовушки. Скажи, сынок, видывал ты когда-нибудь таких лебедушек? Ах, если бы и ты женился однажды, Янош! Погоди, что же это я хотела сказать-то! Да, а третья — румынка. На счастье, мы и сами из Надьварада, знаем по-румынски. Так что с ней я тоже поговорила. Вот уж красы-то в ком! И той, что всякому видно, и той, что от глаз скрыта! Понимаешь, о чем я говорю? Видела я ее, как она ко сну раздевалась. Ну, теперь понимаешь? Чего покраснел? Погляди-ка мне в глаза. Нравится тебе эта козочка? Ну вот и опять запамятовала, что хотела сказать-то… Да, так вот, толковали мы с ней, толковали и заговорили о том, как они угодили сюда, в «Белку», а не к «Черному Буйволу». Румыночка и говорит: тот господин, что их к королю напоказ привез, хотел к «Буйволу» идти, а маленькая Вуца — Вуцей зовут румыночку — услыхала, как ты на скрипке играешь и, словно околдовал кто ее, стала просить: «Пойдемте да пойдемте в «Белку»!» Вот видишь, значит, все же хорошо, когда овечка с конем разговаривает?! Постой, что это я хотела тебе сказать? А, вспомнила! Теперь я так думаю, надо бы и коню с овечкой поговорить. Эта девушка счастье нам принесла, так что и ты перемолвись с ней словечком. Не иначе как самим господом богом она нам послана. И такое у меня предчувствие суеверное, что нельзя ее нам от себя отпускать. Хоть она и простая крестьянка, да разве в звании дело! Ведь красива она, что твоя герцогиня. Будь я на твоем месте, я бы ее отсюда ни за что не отпустила, а женилась бы на ней. Что-то я еще хотела сказать? Да, выпытала я у нее, что и ты ей нравишься…