Кальман Миксат - Том 2. Повести

• Название: Том 2. Повести
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков. Во второй том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли повести, написанные им в 1890—1900-е годы: 

― «Голубка в клетке» (1891);

― «Имение на продажу» (1894);

― «Не дури, Пишта!» (1895);

― «Кавалеры» (1897);

― «Красавицы селищанки» (1901);

― «Проделки Кальмана Круди» (1901);

― «Кто кого обскачет» (1906);

― «Шипширица» (1906).

Время действия повестей Миксата «Имение на продажу», «Не дури, Пишта!», «Кавалеры», «Кто кого обскачет», «Шипширица» и «Проделки Кальмана Круди» ― вторая половина XIX века.

Историческая повесть «Красавицы селищанки» посвящена эпохе венгерского короля Матяша Корвина (XV в.). В основу повести легли изустные легенды, бытующие в комитате Фогараш (Трансильвания), где действительно есть село Селище.

Повесть «Голубка в клетке» представляет собой два варианта одного и того же сюжета в разных временных рамках: первая, романтическая, часть отнесена лет на четыреста назад и написана с легкой иронией в духе новелл Боккаччо; вторая, сатирическая, часть, относящаяся по времени действия ко второй половине XIX века, ― в духе реализма.

Все повести, в том числе сатирические, отличаются характерным для Миксата мягким, добродушным юмором.

---

Ах, чего тут только не было! Блеск и великолепие, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи». Возле цветочных клумб — цветные стеклянные надетые на шесты шары, в которые можно было глядеться, словно в зеркало; у маленького домика — два живых медведя на цепи (и чем они могли провиниться, бедняжки?!). А народу тьма-тьмущая! Целая армия слуг в разноцветных одеждах. И все, как видно, ждали приезда гостей из Селища. Прибывшие были удивлены, но одновременно и польщены. Господин Рошто с такой поспешностью сорвал с головы шляпу, словно забыл, что он явился сюда от лица графа себенского. На заднем же плане шпалерами стояли вооруженные копьями телохранители; под яркими лучами солнца наконечники их копий ослепительно сияли.

У красавиц просто глаза разбежались: бедняжки не знали, на кого им первым делом смотреть. Ну конечно, на солдат. Только робкая Мария Шрамм все искала взглядом колья, те страшные колья, на которые в королевских замках насаживают отрубленные головы гостей. Ведь так говорится в сказках!

Да что удивляться женщинам, когда лошади и те заупрямились, испугавшись непривычного зрелища. Коренник вздыбился и заржал, но к нему тотчас же подскочил конюший и схватил его под уздцы.

В этот миг к телеге приблизился совсем молодой носатый парень, — видно, какой-то придворный чин, — с небольшой серебряной булавой в руке и почтительно приподнял шляпу перед господином Рошто. Тот поспешил надеть свой головной убор, чтобы тоже иметь возможность снять его в знак приветствия.

Носатый сказал ему:

— Рады приветствовать вас в Варпалоте, сударь, и вас, селищенские женщины. Пожалуйста, сходите!

Тут он кинул стоявшему позади него свою булаву, протянул руку маленькой Вуце, что сидела на козлах рядом с кучером, но спиной к лошадям, другой рукой обнял ее за талию и, как только она подобрала свои юбочки, чтобы не зацепить ими за борт повозки, кувыркнул девушку разок в воздухе и опустил на землю. То же самое проделали два других лакея — или как их там, — с Марией Шрамм и Анной Гергей. Бедняжки-селищанки не вымолвили ни слова и только попискивали в их лапищах, словно пташки в когтях у кота, дивились, краснели, не зная, куда глаза девать от смущения и что дальше делать.

Не успели они в себя прийти — откуда ни возьмись, подскакивают к ним трое крошечных пажей в вишнево-красных доломанчиках, в желтых сапожках, с маленькими сабельками на боку. Пажи поклонились — ах, какие же они миленькие! — и протянули каждой из гостий по букету цветов: красные камелии с белыми ландышами.

Селищанки приняли подарок, и, хотя таких красивых и чудных растений им еще не доводилось видывать (ведь у них на родине только мальву разводят), они все же улыбнулись цветам, как старым знакомым. Цветок цветку не может быть чужим.

— Пойдемте, — пригласил их большеносый. — Король уже ожидает вас!

Тут из шеренги слуг выступили вперед три лакея с зонтиками от солнца, и каждый из них, заняв свое место слева от сопровождаемой им дамы, раскрыл у нее над головой зеленый зонтик, чтобы защитить прославленные щечки селищанок от слишком знойных поцелуев солнечных лучей.

Шествие тронулось. Ах, боже, до чего же непривычно и до чего же хорошо… идти под зонтиками!

Впереди выступал носатый паренек, теперь снова со своей маленькой булавой, которую он нес в высоко поднятой руке. За ним величаво, словно всамделишная королева, шествовала Анна Гергей. По сторонам она и не смотрела, как будто все вокруг было ей давным-давно знакомо. Следом, неуверенно, с подгибающимися от страха коленями, понурив голову, плелась Мария Шрамм.

— Что с вами? — спросил ее слуга, державший над нею зонтик.

— Ой, голова со страху кружится, боюсь упаду!

За нею, кокетливо покачивая станом, двигалась маленькая Вуца, с самым независимым видом, словно она была у себя дома и шла сейчас следом за стадом своих коз. Раза два она даже обернулась и улыбнулась Коряку, да еще подмигнула ему одним глазом, и все время, в такт своим шагам, по-детски размахивала букетом цветов, который держала в правой руке.

В самом конце, замыкая шествие, ковылял старый Рошто, обиженный тем, что ему не оказали никаких почестей, хотя вся эта коллекция — только его заслуга. Неужто не нашлось при дворе четвертого зонтика? Не разорился бы от этого король… Кроме того, его в постоянном ужасе держало шаловливое поведение Вуцы, и он то и дело делал ей сердитые знаки своими мохнатыми бровями, когда девушка оборачивалась назад. Да только румыночка не замечала их, — ведь она обертывалась не для того, чтобы глядеть на Рошто.

Слуги, несшие зонтики, были все как на подбор красивые, стройные молодцы и, наверное, парни не промах, потому что их озорные взгляды обжигали нежные щечки красавиц ничуть не меньше, чем те самые солнечные лучи, от которых слуги защищали их своими зонтиками.

Этот короткий путь они использовали не только для того, чтобы пожирать красоток глазами, но сразу же завели с ними озорные разговоры:

— Неужто вам в Селище так нужны мужчины? Красавица Мария Шрамм, конечно, не ответила на дерзость и только просила, кусая губы:

— Ох, не спрашивайте у меня ничего! От такой жары, я, того и гляди, повалюсь без чувств.

— Если уж падать, милочка, то падай сейчас, в мои объятья, — продолжал озорные речи ее спутник с зонтом. — Потому что дальше тебя будет сопровождать другой слуга, с опахалом.

Мария улыбнулась и украдкой показала озорнику комбинацию из трех пальцев (женщина даже полумертвая способна ссориться):

— А вот этого не угодно?

Тот, что нес булаву, по дороге тоже несколько раз оборачивался и заговаривал с Анной Гергей:

— Ну как, сестренка, боишься короля?

Селищенская красавица состроила гримасу, но при этом стала лишь еще красивей.

— Ничего, не съест! — И тут же добавила: — Я ведь ни у кого ничего не украла!

Сопровождавший ее слуга с зонтиком наклонился к ней:

— Смотри, красавица, пока солнце сядет, ты еще много-много чужих сердец можешь украсть!

Тут снова обернулся носатый, с булавой:

— Я, право, и не думал, что в Селище так хорошо говорят по-венгерски.

Процессия очутилась под сводами дворца. Здесь возле колоннады трое слуг с зонтиками поклонились и исчезли. Один из них, проскользнув мимо носатого, тихо спросил:

— Ну, что скажете, ваше ве…

— Чш-ш! Попридержи язык. Дивные женщины!

— Никогда бы не поверил!

— Если все Селище такое, будущей зимой велю выстроить себе там замок!

— А я буду в нем комендантом, сударь!

— Ну, доверить женщин Добору — все равно, что козла огородником назначить…

Слуг с зонтиками сменили стройные пажи в белых шелковых, расшитых золотом кафтанах с опахалами из павлиньих перьев в руках. Теперь на каждую красавицу были устремлены сотни павлиньих глаз да еще пара пажеских. Опахала колыхались, порхали с шелестом в воздухе, создавая прохладный ветерок, столь приятный в знойной духоте. Ах, какой ты желанный, ветерок! Пусть и не настоящий, одна видимость, но, все равно, лети, будто ты всамделишный, освежай лица, хмелей от аромата роз, играй коротенькими кудряшками на шее, которые потому только и не угодили в косы и пучки, чтобы подразнить мужские очи, пококетничать с ними…

Под гулкими сводами по коридору наши гостьи прошли во второй этаж.

У лестницы их ожидали с тремя зелеными шелковыми паланкинами шестеро гусар в расшитых сутажом доломанах.

— Садитесь вот сюда, — распорядился длинноносый, показывая на паланкины.

— В эту клетку? — удивилась Вуца. — Что я, перепелка? Не сяду…

— Не перепелка, это верно! Глупый гусеныш, вот кто ты! Ты что ж, не знаешь, где ты находишься? Не боишься, что король тотчас же велит отрубить тебе голову? — затопал ногами Рошто.

— На что она ему, моя отрубленная голова?

Анна Гергей села в паланкин без возражений: на то получила она дома совет старого хитреца-деда; Мария тоже не сопротивлялась, тем более, что ветерок от опахала отлично помог ей прийти в себя. Тут уж и Вуца, видя, что подружки ее не боятся, прыгнула в паланкин, словно белка в клетку, и только тогда завизжала от страха, когда гусары подхватили носилки за ручки и легко, будто перышко, подняв на плечи, понесли их.

— Ой, господи, смотрите не уроните!

На втором этаже дворца находился большой рыцарский зал, увешанный оленьими рогами и оружием. Посредине стоял позолоченный трон. Здесь-то его величество и принял селищенских красавиц.

В королевском тронном зале, словно в храме или в могильном склепе, царила тишина, и шаги отдавались на мраморе пола удивительно торжественно.

Господин Рошто, чтобы успеть пробраться в первые ряды, помчался наверх, прыгая сразу через две ступеньки.

Носатый фактотум окликнул было его:

— Вы что, дяденька, тоже хотите войти?