Николай Устрялов - Италия — колыбель фашизма

• Название: Италия — колыбель фашизма
• Автор: Николай Устрялов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0221-3

Слово «фашизм» традиционно ассоциируется с Германией 1933–1945 годов. Это было связано с типично советской точкой зрения, которая видела в режимах Гитлера и Муссолини единую силу, являющуюся реакцией на победное шествие коммунистической идеологии. В режимах Гитлера и Муссолини действительно много общего. Однако и много различий, что, кстати, признавал и Гитлер.

Итальянский фашизм стал первым опытом власти «партии нового типа» некоммунистической направленности, и в этом смысле явился предшественником нацизма. Поэтому фашизм в точном смысле идеологии есть прежде всего явление итальянское. О чем миру одним из первых поведал наш соотечественник – социолог, теоретик и представитель правого национал-большевизма Н. В. Устрялов (1890–1937).

«Только кровь дает бег звенящему колесу истории», – говорил Муссолини. Италия под началом этого диктатора надеясь на колониальный передел мира. К чему это привело Муссолини и его народ, все хорошо знают. Для читателя же особую ценность представляет повествование свидетеля той эпохи о зарождении и становлении фашизма в Италии, – стране, где каждый камень, каждое дерево, каждый цветок пропитан историей.

---

Партия объявляла себя христианской, но не клерикальной в привычном смысле слова, а «внеконфессиональной», светской и свободной в своих действиях. Однако во главе ее, в качестве генерального секретаря, стоял священник Дон-Стурцо, подчиненный дисциплине католической церкви. Руководя партией, он руководил и парламентской ее фракцией, сам не будучи депутатом. Сухой, тощий, черный, он был воплощенной энергией, живым и властным организаторским порывом. В его крови сицилийское солнце смешивалось с католической выучкой.

Пополяры самоопределились как партия центра в эти тревожные, боевые годы, когда никогда не торжествует центр. Выступая против старых партий за их консерватизм и против революционеров за их революционность, лидеры пополяристов надеялись стать устойчивым элементом неустойчивого равновесия. Сначала они привлекали симпатии: буржуазия ценила их эволюционизм и хотела в них найти якорь спасения от социальной бури, рабочие видели в них партию социального прогресса, враждебную классовому эгоизму старых либералов, в деревнях их кооперативы, сберегательные кассы, кредитные товарищества имели успех. В их «белых синдикатах» многие пытались нащупать оплот государственного и социального порядка. Впоследствии сами они ставили себе в заслугу, что в 1919–1920 годах их организации спасли Италию от красной анархии.

В парламенте партия принимала деятельное участие в различных кулуарных комбинациях, помогала организации министерств, но для себя воздерживалась от портфелей: по-видимому, она сама сознавала некоторую несвоевременность своих децентралистских устремлений. Она с головою ушла в «малые дела», а от нее ждали если не «великих», то ярких и смелых, полных инициативы и понимания момента. В зигзагах парламентской политики, неизбежно изворотливой и оппортунистической, она постепенно растеряла симпатии, ее окружавшие, и не оправдала надежд, на нее возлагавшихся. По существу, она, пожалуй, и не могла привнести чего-либо существенно нового к линии тогдашних кабинетов: тот же ассортимент радикальных идей и добрых намерений, которыми вымощен ад! Не того требовала логика углубленной революции: ей нужен был энтузиазм веры, закрепленной властною волей непреклонного авторитета.

Но откуда же прийти вере и авторитету? – Вот проклятый вопрос, во всей своей неумолимости стоявший тогда перед страной. Прежде, чем на него ответить, истории угодно было подвергнуть итальянскую государственность достаточно крутым испытаниям.

Джиолитти. Захват фабрик и соглашение 19 сентября 1920-го. Красный призрак

Положение страны ухудшалось с каждым месяцем, все ярче разгорался костер анархии. Правительство Нитти продолжало свою политику усиленного покровительства промышленности и снисходительного отношения к растущим аппетитам рабочих союзов. Но изменившееся после выборов соотношение сил в парламенте не могло все же не отразиться на его судьбе. Пополяры, опиравшиеся по преимуществу на деревню, восставали против нездорового сверхиндустриализма, невыгодного крестьянству. Социалисты, со своей стороны, отказывали в поддержке буржуазному правительству, связанному с банками. И в июне 1920 г., в разгар рабочих волнений, министерство Нитти пало, поскользнувшись на вопросе о «политических ценах» на хлеб: искусственное понижение цен на продукты сельского хозяйства, проводимое еще со времени войны в угоду рабочим, больно било по карманам и государства, и крестьянства.

На посту премьера, вместо ушедшего Нитти, появился старый знакомец, мудрый и опытный Джиолитти, le conspue, «торговец августовским солнцем», казалось, войною вовсе загнанный в небытие. Трудно было думать, что он воскреснет после своего нейтрализма 1914 года. Его воскресило послевоенное похмелье, примирившее с ним «общественное мнение», и в трудные, критические минуты национальной жизни он снова очутился у государственного руля.

В отличие от Нитти, он был далек от новорожденной финансовой и промышленной аристократии, шиберской знати. Всегда и раньше отстаивал он идею приоритета сельского хозяйства перед индустрией в Италии, бедной промышленным сырьем. Тем более теперь он ставил своею задачей в первую очередь обуздать непомерно распухшую индустрию, непосильным бременем лежащую на государстве.

Задача эта повелительно диктовалась экономическим положением государства. Однако практическое решение ее неизбежно сталкивало власть не только с капиталистами, но и с рабочими, также кровно заинтересованными в сохранении наличного порядка поддержек и субсидий. По обстановке, это было опасно, и Джиолитти стремился всячески завуалировать сущность своей программы внешним заострением ее не против рабочих, а против капиталистов. Он обещал провести закон о конфискации военной сверхприбыли, нарядить следствие по вопросу о военных издержках и, учитывая «разочарование в войне», декларировал, что будет настаивать на переходе к парламенту права объявлять войну и заключать трактаты.

Но когда правительство устами министра труда Лабриолы выдвигало примирительную формулу: «нужно готовить новый режим», – слева запальчиво отвечали: «он уже готов». Революция не хотела ждать, – она противополагала себя реформе. Она вдохновлялась убеждением, что освобождение рабочих должно быть делом их собственных рук.

При всей серьезности своих стремлений оздоровить хозяйство страны и при всем понимании причин его расстройства, Джиолитти не был в состоянии осуществить намеченные мероприятия. Он спотыкался на каждом шагу, встречая оппозицию одновременно предпринимателей и рабочих, банков и кооперативов. Он принужден был рекомендовать предпринимателям идти навстречу требованиям рабочих: «во имя мира». Когда в палате ему указывали на чрезмерность требований и пагубность бесконечных уступок, он восклицал не без отчаяния: «да, но мы же не можем допустить заводы закрыться!» И военная ситуация в экономике искусственно продолжалась, затопляя население бумажными деньгами, углубляя кризис. К 1921 г. в стране вращалось 22 миллиарда банковых билетов: за два года их сумма возросла на 8 миллиардов! Курс доллара за 1920 год поднялся с 13 до 28 лир. Коммерческий баланс на 1921 г. выражался в угрожающих цифрах: 20 миллиардов импорта на 9 экспорта. «Перераспределение богатств!» – кричали шумливые политики. «Растрата национального богатства» – констатировали экономисты.

Революция имела два штаба: социалистическую партию и Всеобщую Конфедерацию Труда. Как «вещь чрезвычайно авторитарная», она требовала властного и централизованного руководства, проникнутого сознанием поставленной цели и средств ее достижения. Внешние события развертывались для нее более или менее благоприятно. Многое зависело от воли, ее организующей, цели, ее направляющей, и разума, ее осмысливающего.

Всеобщая Конфедерация Труда насчитывала уже в 1919 году свыше двух миллионов членов. Социалистическая партия к моменту своего предельного расцвета, осенью 1920, обладала 156 местами в палате, 2022 коммун (между прочим, муниципалитетами в ряде крупных городских центров, напр., в Милане, Флоренции, Болоньи, Ферраре), тремя тысячами партийных секций и тремястами тысяч членов. Силы, несомненно, немалые. Но внутри руководящих органов непрестанно шли трения, нестроения, горела внутренняя борьба. Иначе, впрочем, и быть не могло: всякая революция развертывается «диалектически», через противоречия.

Тактика Третьего Интернационала по отношению к международному социалистическому движению была, как известно, направлена к «вышелушеванию» монолитных коммунистических когорт из наличных социалистических партий. Отсюда и знаменитые «21 условие» вступления в Коминтерн, выработанные в августе 1920 вторым его конгрессом. «Условия» обеспечивали жесткий централизм партийного аппарата и безоговорочную дисциплину партийных рядов, предписывали строгую коммунизацию всей организационной и пропагандистской деятельности партии, предрешали верховную гегемонию Москвы и предписывали суровую «чистку» партийных рядов от всяких реформистских, «соглашательских» элементов. По отношению к итальянской партии специально был заклеймен Турати и особенно подчеркнута необходимость прочистить парламентскую фракцию[6].

Московские требования вызвали глубокие разногласия внутри итальянских социалистов. Сначала, 1 октября, в Центральном Комитете партии семью голосами против пяти (в том числе Серрати) прошла коммунистическая резолюция. Но уже 11 октября в Реджио Эмилия правое крыло открыло конференцию протеста, прошедшую под знаком триумфа Турати. А в январе 1921, в атмосфере начавшегося революционного отлива, конгресс в Ливорно формально завершил партийный раскол, превратив одну партию в две: социалистов и коммунистов. Последним, однако, бедным людьми и влиянием, так и не удалось удержать революцию от угасания.

Периодом наивысшего революционного подъема в Италии следует считать лето и осень 1920. Бушевал забастовочный психоз. Еще в начале года разразились грозные забастовки почтово-телеграфных и железнодорожных служащих. В июне же, когда уходил Нитти, многим казалось, что час большевистской революции окончательно пробил в стране. Рабочее движение нарастало стихийно и победоносно. Пролетарские организации брали всю экономическую жизнь страны под свой контроль. Повсюду красовались портреты Ленина, звучали коммунистические призывы. Июль ознаменовался военным мятежом в Анконе.