Маргарет Лерой - Жена солдата

• Название: Жена солдата
• Автор: Маргарет Лерой
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2016

Вторая мировая война все ближе и ближе подступает к Гернси. Вивьен де ла Маре понимает, что придется что-то принести в жертву. Не ради себя, ради двух своих дочерей и свекрови, о которых она заботится, пока муж воюет на фронте. Единственное, чего она не ожидает, так это того, что полюбит загадочного немецкого солдата, поселившегося в доме по соседству. Растет их чувство, растет и давление на Вивьен. С каждой неделей все больше и больше накладывается ограничений на еду и ресурсы. Несмотря на то, что Вивьен осознает всю опасность своих отношений с Гюнтером, она верит, что сможет сохранить и их любовь, и свою семью. Но когда она понимает, что оккупация становится все жестче, ей придется решить, готова ли она рисковать своим собственным счастьем ради жизни незнакомца.

---

Наблюдаю за рабочими. Земля уходит из-под ног.

Похоже, заключенные работали с цементом — они все покрытым им: сероватый порошок у них на волосах, на коже, на ресницах. От этого их лица совершенно белые, на них нет ни единой яркой краски.

Одеты рабочие в рванье, поэтому у многих вокруг талии обрезками проволоки или веревки закреплены мешки из-под цемента. Они совершенно босые, у некоторых мешки обмотаны вокруг ступней. От бессилия и истощения их головы повисли, а сквозь кожу проступают острые кости.

В сумраке они выглядят совершенно безликими, как призраки. И поступь их совершенно бесшумна.

Глава 59

Милли приснилось, что она проглотила рыбную косточку, и она просыпается с болью в горле. Я говорю, что ей придется остаться дома.

— Можно мне погулять с Симоном? — спрашивает она. — Когда он придет домой из школы?

— Нет. Конечно, нет, — поспешно отвечаю я. — Тебе нельзя гулять, если ты не ходила в школу.

У Милли заложен нос. Я капаю несколько капель раствора для ингаляций в миску с горячей водой и велю ей дышать парами под полотенцем, крепко зажмурив глаза.

После процедуры ей дышится намного легче. Приношу пуховое одеяло, устраиваю ее на диване и кладу на поднос пазл с Букингемским дворцом. Это единственный раз, когда я рада тому, что мой ребенок болеет: так мне будет проще.

Примерно за час до комендантского часа, когда Эвелин у себя в спальне, а Бланш еще у Селесты, я говорю Милли, что мне надо ненадолго уйти. На крыше Ле Коломбьер заливается черный дрозд. Я пересекаю дорогу и иду через свой сад в поля.

По вечерней прохладе огибаю окраину Белого леса и подхожу к сараю Питера Махи. Сердце колотится в груди. Реагирую на каждый шорох и шепот листьев, на каждый звук окружающей меня местности, на возню каждого прячущегося в траве зверька. Словно я здесь чужая.

У подножия сарая лежит более густая тень, будто разлилась черная река. Приблизившись, я замечаю, что дверь открыта. Тихонько подхожу и заглядываю в нее.

Поначалу я ничего не могу разглядеть, только темноту внутри. Возможно, я ошиблась, поспешила с неверными выводами. Меня охватывает облегчение. Я уже готова повернуться и уйти, когда понимаю, что более густая темнота в углу на самом деле человек.

Он сидит ко мне боком и не видит меня. Думаю, его восприятие притупилось от истощения, от голода, от того, что ему пришлось повидать. Он сидит наклонившись вперед, его сгорбленная тень падает на пол. Как и те люди, которых я видела на обрыве, он одет в мешок, подвязанный проволокой, с дырками для рук.

Обувь тоже сделана из мешковины. Я не могу понять, какого цвета его волосы или сколько ему лет. Все, что делает его личностью, стерто пылью, грязью и голодом.

Мир вокруг меня замирает, становится пустым. Я слышу только звук его зубов, впивающихся в хлеб, и приглушенный стук своего колотящегося сердца.

В голове звучит тонкий голосок, тихий, озабоченный, убеждающий: «Не смотри. Так безопаснее. Уходи. Возвращайся в Ле Коломбьер и сделай вид, что этого не было. Притворись, что ты не видела его…»

И что-то во мне отчаянно желает подчиниться этому тихому голосу. Не только из-за опасности. Позволить себе посмотреть — значит поставить себя на его место. На место голодного, несчастного, замученного человека. А я не могу этого вынести.

Но моя дочь приходила и смотрела на него. Милли, которой шесть лет и которая не боится темноты. Милли приходила и смотрела — и не отвернулась.

Когда я возвращаюсь домой, Милли все еще сидит на диване, завернутая в одеяло, и собирает пазл. Стойкий аромат ментола и эвкалипта висит в комнате и щиплет глаза.

Я встаю на колени рядом с ней.

— Милли, я видела твоего призрака. В сарае мистера Махи.

Она замирает, лицо превращается в маску, а рука зависает над пазлом, в маленьких пальчиках зажат кусочек неба.

— Я знаю, что ты брала еду, — говорю я.

Она кладет кусочек пазла обратно на поднос, аккуратно, с тихим щелчком, как будто сломали тонкую косточку.

— Он был голоден, — с вызовом отвечает она. — У нас была еда, а у него не было. Это нечестно.

— Да, нечестно.

У нее небольшая лихорадка, к потному покрасневшему личику прилипла прядь волос. Она смахивает волосы, словно злится на них.

— Ты не должна сердиться на меня, мамочка.

— Я не сержусь, милая. Не сержусь.

— Он хотел есть, и мы его кормили, — продолжает Милли. Ее руки сжаты в кулачки. Она так сосредоточена на том, чтобы объяснить мне.

— Да. Я понимаю, почему вы это делали.

— Он пришел из ада. Он там живет. Он живет в аду. Он нам сказал.

— Милли…

— И все не так, как говорил пастор. Пастор ошибается, когда говорит, что ад — это не место. Мой призрак говорит, что ад существует. Я знаю, что ты мне не веришь…

— Я верю тебе.

Ее глаза удивленно распахиваются.

Я обнимаю ее. Она напряжена и сдержанна от неуверенности в том, что на меня нашло и о чем я думаю.

— Но я не хочу, чтобы ты продолжала это делать, милая, — говорю я. — Это слишком опасно.

— Нет, ты ошибаешься, — возражает Милли. — Ты так говоришь, потому что не знаешь его. Призрак добрый. Он не причинит нам вреда.

— Я уверена в этом.

— Я просто хотела напугать Бланш. Когда сказала, что он страшный. Я соврала, потому что она зануда. Я хотела ее напугать.

— Я не об этом. Я знаю, что он не причинит тебе вреда. Но если немцы узнают, они очень разозлятся.

— Они посадят нас в тюрьму?

— Да. В тюрьму или… — Я вспоминаю, что рассказывала Вера около школьных ворот. О женщине с Джерси, которая прятала рабочего в своем доме. О том, что ее застрелили. Гоню мысль прочь. — Дело в том, что они не должны узнать. Никогда.

— Но кто-то должен его кормить, — говорит Милли. — Если не мы с Симоном, то кто станет это делать? Он умрет от голода.

— Милли, такими вещами должны заниматься взрослые. Для детей это слишком опасно. Я хочу, чтобы ты сказала Симону, что вам больше нельзя ходить в сарай. Сделаешь?

Она хмурится и молчит.

— Он не умрет от голода, Милли. Обещаю.

Она с сомнением смотрит на меня.

— Мне нужно, чтобы ты пообещала, — прошу я.

— Хорошо, — неохотно говорит она.

— И еще кое-что, милая. Это должно оставаться тайной. Мы никому не скажем. Даже бабушке и Бланш.

Милли довольна, это видно по ее быстрой улыбке.

— Да, это наша тайна, — говорит она. — Очень большая тайна, да?

С екнувшим сердцем я думаю: «Да, это очень большая тайна».

Ночью я внезапно просыпаюсь. Странно оказаться одной в постели: я так привыкла спать в объятиях Гюнтера. Без него кровать кажется слишком большой и пустой. Дом погружен в абсолютную тишину, но мое сердце колотится, словно потревоженное каким-то неожиданным звуком. Не знаю, что могло меня разбудить.

Я встаю, подхожу к окну и смотрю на темный двор, упираясь лбом в прохладное стекло. Робко светит луна, порывистый ветер гонит мимо нее обрывки облаков.

Мальва в саду Ле Винерс кажется призрачной, нереальной, лунный свет делает ее белой и светящейся, словно лед. И тут же в голове оформляется мысль, как будто именно она пришла ко мне во сне и разбудила меня. Я же обо всем рассказала Гюнтеру. Сказала ему о призраке, которого видела Милли…

Стараюсь припомнить, как он отреагировал на мой рассказ. Кажется, успокаивал меня, говорил о собственном детстве. Но, может быть, он просто подыграл мне? Может, он догадался, кем на самом деле был призрак? Может, все это время он знал? Эта мысль приводит меня в смятение. Она не меняет моей решительности, но наполняет меня ужасом. Что будет с Милли, с нами?

Весь остаток ночи я так и не смыкаю глаз.

Глава 60

Я готовлю густой суп с картофелем, что принес Джонни в тот день, когда я забила курицу. Добавляю туда много молока и пробую ложку. Суп получился нежный и согревающий. Надеюсь, он легко переварится.

Все так, как и должно быть: Бланш в гостях у Селесты, а Эвелин в своей комнате. Милли сидит на диване, на подносе у нее картонные куклы. Ей нравится одевать их в вырезанные наряды, которые крепятся маленькими полосочками. Когда я говорю ей, что собираюсь уйти, она понимающе улыбается.

Стоит прекрасный вечер с низкими, словно размытыми облаками. Землю заливает золотистый свет. С колотящимся сердцем я быстро иду через поля.

Он здесь, как и вчера. Сидит, скрючившись, на полу сарая и слегка раскачивается из стороны в сторону. Я проскальзываю в открытую дверь. Думала, что он заметит мою тень, протянувшуюся по полу прямо перед ним, но он не поворачивается, не видит меня.

Некоторое время стою там. Сердце бьется так сильно, что колышется ткань моей блузки. Я говорю себе, что все еще могу повернуться и уйти. Перед глазами мелькают яркие, отчетливые, ослепительные образы непоправимого. Немцы нас заметят. Меня убьют. И что самое худшее — мои дети останутся без матери. Я всегда обещала, что с ними такого никогда не случится.