Маргарет Лерой - Жена солдата

• Название: Жена солдата
• Автор: Маргарет Лерой
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2016

Вторая мировая война все ближе и ближе подступает к Гернси. Вивьен де ла Маре понимает, что придется что-то принести в жертву. Не ради себя, ради двух своих дочерей и свекрови, о которых она заботится, пока муж воюет на фронте. Единственное, чего она не ожидает, так это того, что полюбит загадочного немецкого солдата, поселившегося в доме по соседству. Растет их чувство, растет и давление на Вивьен. С каждой неделей все больше и больше накладывается ограничений на еду и ресурсы. Несмотря на то, что Вивьен осознает всю опасность своих отношений с Гюнтером, она верит, что сможет сохранить и их любовь, и свою семью. Но когда она понимает, что оккупация становится все жестче, ей придется решить, готова ли она рисковать своим собственным счастьем ради жизни незнакомца.

---

Некоторое время от молчит.

— Словно тьма навалилась, когда я уехал оттуда, — говорит он.

— Понимаю, — соглашаюсь я.

— Иногда мои воспоминания не такие ясные. Но, разговаривая с вами, я вижу все очень четко.

Внезапно до меня доходит, что он говорит лишь про детство. Как говорили мы с Гюнтером, когда он впервые оказался в моей кровати. И, наверное, это происходит по той же самой причине: прошлое, независимо от того, насколько оно было сурово, гораздо безопаснее сегодняшнего дня.

— Расскажите нам про маму и брата, — прошу я. — О семье.

— Все в моей семье были музыкантами. В той жизни я создавал скрипки. Днем я мог работать в поле, а ночью мастерил скрипки. И мой отец делал то же самое. Он меня и научил.

Это меня удивляет. Не ожидала, что у него такая богатая жизнь, такое умение. Возможно, я считала, что его лохмотья и вечный голод дают представление о нем… что его бедственное положение показывает, что он за человек. Но я ошиблась: его бедственное положение ни о чем не говорит.

— Когда я был ребенком, партия поощряла занятия музыкой, — говорит он. — Музыка на свадьбы и праздники, костюмы и танцы. Все то хорошее, что и так всегда у нас было… Последние годы, под руководством Сталина, эти вещи больше не поощрялись. Но я продолжил мастерить свои скрипки в небольшой мастерской в задней части дома.

Пытаюсь осознать сказанное. Что значит партия? Беларусью правит Сталин, она под руководством России? До нападения немцев она была частью республики большевиков? Я думаю о том, что очень мало знаю об остальном мире. И мне любопытно узнать, какую музыку он играл. Интересно, есть ли в ней та же необузданность, что в народном творчестве Восточной Европы… вместо любимой мной меланхолии мазурок Шопена.

Смотрю на Милли. Она внимательно слушает, почти не моргает. У нее такой же взгляд, какой бывает, когда я читаю ей сказки.

— Я любил свои скрипки, — говорит Кирилл. В голосе на краткий миг появляется гордость. — Возможно, слишком сильно. Моя жена поговаривала, что я женат на своих скрипках… Жена часто на это жаловалась. Другие женщины могли пожаловаться, что их мужья много пьют, а моя, что я слишком много времени провожу за работой.

— Вы женаты? — Я удивлена. Мне кажется, он слишком молод для женитьбы.

Секундное молчание. Его лицо темнеет.

— Ее звали Даня, — говорит он.

Слышу прошедшее время. Меня охватывает легкий страх. Я боюсь спрашивать о ней дальше. Может, потом. Не сегодня.

— У меня здесь, на Гернси, был друг. Он тоже играл на скрипке, — говорю я. — Мы играли дуэтом. Он уплыл в Англию. Мне всегда нравилась скрипка…

Его лицо светлеет, когда я говорю об этом.

— Создавать скрипки просто потрясающе, — говорит он нам.

— Да, должно быть, так и есть.

— В нее вкладываешь всю свою заботу. Она такая меленькая, такая хрупкая, ее легко сломать. Но она так чисто поет, — говорит Кирилл.

Я вспоминаю о Натане Исааксе и той музыке, что мы играли… «Весенняя соната» Бетховена. Высокие чистые ноты, словно человеческий голос, только правдивее.

— Это, должно быть, замечательно… владеть таким мастерством, — говорю я.

Под его глазами залегают черные тени.

— Даже если я вернусь домой, я никогда больше не буду мастерить скрипки. Та жизнь для меня кончена.

Он вытягивает свои израненные, трясущиеся руки. Я снова вижу, что у него отсутствует часть указательного пальца, вижу изуродованную плоть. Меня охватывает ощущение потери. Я больше ничего не говорю.

Глава 63

Готовлю суп с луком-пореем и горохом. Отвариваю окорок на косточке. Когда суп будет почти готов, я добавлю в него немного мяса, нарезав его тонкими пластинками, чтобы было удобно есть.

Пока суп варится, достаю из шкафа для посуды старый глобус. Я купила его для Бланш, чтобы помочь ей с уроками географии. Она всегда ненавидела географию. Вглядываюсь в крошечные, трудно произносимые, названия, которые сейчас, похоже, являются частью России.

Таща тряпичную куклу за волосы, заходит Милли.

— Мамочка, ты ищешь страну Кирилла? — интересуется она.

— Да. Нашла. Вот, смотри…

Она больше, чем я предполагала. По крайней мере не меньше Британских островов. Это удивляет меня. У нее нет выхода к морю и выглядит она пустынно: на карте почти нет городов.

Милли разглядывает глобус.

— А где Сент-Питер-Порт? — спрашивает она.

Показываю.

— Вот здесь Англия, здесь Гернси, но они очень маленькие, плохо видно…

Кладу палец на нужное место.

Милли хмурится.

— Ты ошибаешься, мамочка. Не может быть. Гернси очень большой, — уверенно заявляет она.

Вспоминаю свое детство… те моменты, когда начинаешь понимать масштабы мира, когда появляется мимолетное ощущение его огромности. Как от этого размаха захватывает дух.

— Если ты приглядишься, то сможешь его увидеть, — говорю я. — Вот это крошечное розовое пятнышко.

Милли позволяет тряпичной кукле упасть. Большим пальчиком она дотрагивается до Гернси, захватывая еще и половину Франции. Не отрывая руки, Милли мизинчиком дотягивается до Беларуси.

— Страна Кирилла не так уж и далеко, — говорит она.

— Далеко, Милли. Очень далеко. Ему дом кажется дальше, чем луна и звезды.

— А он когда-нибудь туда вернется?

— Не знаю, милая.

Милли обхватывает глобус ладошками и закручивает его. Все цвета сливаются воедино. Весь мир — головокружительный вихрь цветов, яркий калейдоскоп зеленого, коричневого и розового. Глобус крутится так быстро, что кажется, будто страны могут слететь с него. Могут подняться в воздух, а когда глобус замедлится, упадут обратно. Но все они перемешаются и будут уже на других местах. Неправильных.

Распахивается дверь. От миссис Сибир вернулась Бланш. Она решительно заходит в дом. Стягивает воздушный платок и пробегает рукой по своим светлым, цвета карамели, волосам.

— М-м-м.

Она с наслаждением принюхивается и идет к плите, чтобы заглянуть в кастрюлю.

— Хороший суп, — говорит Бланш. — Давно такой ждала.

Я вижу, как она сглатывает, когда рот наполняется слюной. Меня охватывает чувство вины.

— Бланш, мне очень жаль, но этот суп не для нас, — говорю я.

— Мама, но я очень хочу есть. — Ее голос напряжен, в нем слышится протест.

— Я знаю, прости, милая. К чаю у нас макарони.

— Ты же знаешь, я не люблю макарони… И кто же этот особенный некто, для кого предназначен этот великолепный суп?

— Гость.

— И почему он важнее нас с Милли? — оскорбленно интересуется она.

— Он не важнее вас, просто ему это нужнее, чем вам… Слушай, если что-нибудь останется, ты доешь, когда вернешься от Селесты.

— Но к чему вся эта таинственность? — спрашивает Бланш.

— Ты все равно его не знаешь, — отвечаю я.

Некоторое время она изучающе на меня смотрит, пытаясь прочесть что-нибудь на лице.

Между нами возникает неловкое молчание. Ее прищуренные глаза застывают. Ощущаю, что рот, словно бумагой наполнили. Интересно, она считает, что этот человек мой любовник? Подозревает она меня и Гюнтера? И этот суп укрепил ее подозрения.

Я всегда пыталась оградить ее от того, что мы с ее отцом несчастливы. Оградить от его интрижки, от Моники Чарлз. Думаю, насколько же она меня ненавидит, если в чем-то подозревает. Однако для нее же безопаснее считать, что у меня есть любовник, нежели знать правду… что я подкармливаю Кирилла.

Она отворачивается, слегка пожав плечами. Выдыхаю. Момент упущен, я гадаю, ошиблась ли в своих предположениях.

— Вот честно, мам, ты начинаешь говорить, как Милли. Ты постоянно закрываешься в своей раковине. Вы обе так делаете.

Бланш кладет свою сумочку на стол, ее взгляд падает на глобус.

— Ради всех святых, что он здесь делает? Милли еще рановато забивать голову такими вещами, — говорит она. В ее голосе слышится возмущение. — Мисс Делейни не будет ее учить географии. Не может же она быть настолько жестокой.

— Мы искали страну, — торжественно и важно сообщает Милли.

— Как же это ужасно, быть ребенком, — говорит Бланш. — Вот ты только ловил колюшку, а следующий миг уже учишь что-то про ураганы и всякое такое.

— Это секрет. Это не для школы. — Милли крепко сжимает губы.

— Вечно ты со своими секретами, — говорит Бланш.

Она поворачивается ко мне, приподняв бровь, словно говоря: «Вот, она опять за свое».

Милли засовывает глобус подальше в шкаф и закрывает дверцы с легким, но многозначительным треском, похожим на расколовшийся лед.

Глава 64

Кирилл сидит за моим столом и выпивает суп из миски до последней капли.

— Спасибо, Вивьен. Спасибо.

Прикуриваю сигареты. Он со вздохом откидывается на спинку стула.

У меня есть вопрос, который я боюсь задавать, несмотря на то, что часть меня знает: он хочет рассказать свою историю.