Мария Васильчикова - Берлинский дневник (1940-1945)

• Название: Берлинский дневник (1940-1945)
• Автор: Мария Васильчикова
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Мы пошли дальше. Около Бургтеатра лежала невзорвавшаяся бомба замедленного действия. Весь район был оцеплен, но мы проследовали мимо как ни в чем не бывало. Город был весь в дыму, а на площади Карлсплац, по другую сторону Ринга от нашего отеля, зияла огромная воронка.

Четверг, 22 февраля.

Совершенно охрипла. После последнего налета общественный транспорт больше не ходит, пришлось идти на работу пешком. Это заняло у меня два часа.

Пятница, 23 февраля.

Ночевала в госпитале. Сита Вреде дежурила, и я воспользовалась ее раскладушкой, стоящей в кабинете ее начальника.

Суббота, 24 февраля.

Опять ночевала на раскладушке Ситы Вреде. Гораздо удобнее ночевать на работе, чем каждый день ходить пешком туда и обратно за много километров.

Д-р Тиллих предложил мне стать его ассистенткой, поскольку сестра, которую я заменяла во внутренней амбулатории, возвращается на работу. Мне это не слишком по душе. Он очень приятен и привлекателен, но он также наш "политишер ляйтер" [политический руководитель] и тем самым отвечает за морально-боевой дух персонала. Каждый понедельник в часовне проводится лекция на политические темы, на которой всем нам полагается присутствовать, невзирая ни на какие важные дела. В день моего приезда он давал нам краткое наставление "об обязанностях медсестры в нынешний, пятый год войны". Суть сказанного: поменьше сострадания, поскольку многие из пациентов симулянты; врачам следует быть строже, так как каждый физически здоровый человек необходим на фронте; с другой стороны, если мы увидим, что с кем-нибудь плохо обращаются, мы обязаны вмешаться. В качестве предостережения - "строго по секрету" - он рассказал нам также об одной сестре, которая сделала молодому раненому солдату - другу своего погибшего сына - инъекцию, на время сделавшую его непригодным к службе, чтобы его не послали обратно на фронт: "Ей дали десять лет!" Мы приперты к стенке, добавил он. У нас нет иного выхода, кроме как драться до последнего человека! И т. д. и т. п. Все это звучало так устрашающе, что больше я на эти лекции не ходила, ссылаясь на непрекращающийся приток новых раненых. Некоторое время я ждала неприятностей, но д-р Тиллих ни разу не сказал ни слова.

В то же время старшая сестра говорит, что меня могут назначить в ассистентки князю Ауэршпергу, нашему ведущему неврологу. Это слегка чудаковатый, но обаятельный человек, одна из наших местных знаменитостей. Так что, похоже, насчет меня еще ничего не решено.

Уже собиралась домой, как вдруг завыли сирены. Ужинала с друзьями, после чего Мели Кевенхюллер взяла меня с собой в гости, где играл один очень хороший джазовый пианист в стиле Чарли Кунца. Мы сидели допоздна, уплетали ветчину и слушали его.

Воскресенье, 25 февраля.

Месса в соборе св. Стефана. Улицы полны народа. Сейчас тысячи венцев из пригородов толпятся в центре города, так как считается, что древние катакомбы - самое надежное убежище; никто не надеется на обычные подвалы, они слишком легко обрушиваются и погребают под собой тысячи жертв. Большая часть этих людей живет в рабочих предместьях, и сюда они добираются часами.

Обедала с Потоцкими, они прямо расстарались: они угощали некую фрау Хериц, жену немецкого миллионера из Лодзи, - это в оккупированной немцами Польше, - они надеются узнать от нее что-нибудь о своем поместье. Угощение было изумительное: был даже паштет из гусиной печенки!

Моя диета разнообразна: от жиденьких супов в госпитале до пиршеств нечастых - в отеле. Если бы мне только хватало продовольственных карточек! У меня их не остается уже через десять дней после начала месяца. Schwester Агнес иногда угощает меня гоголь-моголем, который специально сбивают для тяжелораненых; к счастью, им этот гоголь-моголь нравится меньше чем мне, и его всегда немного остается.

Заходила Сизи Вильчек, последние четыре года работающая хирургической сестрой в госпитале в Хофбурге. Зашли к знакомым на кофе, а потом долго гуляли. Перед дворцом Лихтенштейнов все еще валялись остатки сбитого в среду американского самолета, хотя их частично растащили любители сувениров. В дверях появился "Бэ" Лихтенштейн с большим розовым аккордеоном, который он оставляет у меня, так как сам он, как он сообщил, уезжает из Вены "навсегда".

Почему-то я оказываюсь хранителем всего того барахла, которое люди оставляют, уезжая из Вены в страхе перед приходом Советов. Между тем, если уж кому-то и следует спасаться от Советов, то в первую очередь именно мне, "белой русской", а когда я отсюда выберусь - если выберусь, ведь в этом нет никакой уверенности, - то все это все равно пропадет.

Встретили Гезу Андраши - он беженец из Венгрии. Он сказал, что его сестра Илона отказалась уезжать из Будапешта, где она тоже работает медсестрой Красного Креста. Под конец все мы очутились во дворце Вельчеков на улице Херренгассе. После этого я пошла домой спать. Я так устаю, что по вечерам уже почти никуда не хожу.

Понедельник, 26 февраля.

Братья Таксисы прислали мне гуся из их фамильного имения в Богемии. Сегодня мы его приготовили у Мели Кевенхюллер. Хотя делить пришлось на пятерых, все равно получился настоящий пир: мы ведь по большей части ходим полуголодными.

Умер отец "Пуки" Фюрстенберга. Это был очаровательный австрийский дипломат старой школы. Я замечаю огромную разницу между его поколением австрийских аристократов, которое еще управляло своей империей, и нынешним, выросшим в урезанной, обкорнанной маленькой стране без будущего. Почти все представители этого нового поколения глубоко провинциальны, и даже когда у них много денег, они с трудом говорят на иностранных языках, и большинство из них вообще никогда не выезжало за пределы Австрии. Более того, при всем своем обаянии и общительности, они в большинстве своем легковесны, в них мало той надежности, которая характерна для порядочных немцев того же поколения, - со многими из которых я была хорошо знакома в Берлине. Возможно, это отчасти объясняется аншлюссом 1938 года, почти сразу же увенчавшимся этой войной.

Вторник, 27 февраля.

Сегодня закончила работу немного раньше обычного и поэтому смогла посетить нашего зубного врача.

Вечером Сизи Вильчек привела с собой Гезу Андраши, и мы приготовили ужин у меня в комнате на моем маленьком электронагревателе; мы даже сварили изумительный кофе с помощью прибора, который мне подарил Кристиан Ганноверский.

Среда, 28 февраля.

Звонила Татьяна. Она пока в Праге, но скоро поедет к Отто Бисмарку во Фридрихсру, под Гамбургом, так как Паул Меттерних переведен в близлежащий Люнебург. Говорят, что туда направляется также и Готфрид Бисмарк, который наконец выпущен из концлагеря, куда он был интернирован после того, как суд прошлой осенью его оправдал. Но я все никак не могу поверить, что его действительно выпустили: он был слишком сильно скомпрометирован заговором 20 июля. Эта предстоящая поездка Татьяны внушает мне тревогу: теперь пассажирские поезда тоже постоянно бомбят.

Пятница, 2 марта

Два дня назад, во время налета, мы меняли перевязку Хайни (летчику с ампутированными ногами). Лютци, его невесты, не было; свет погас, и мне пришлось держать над врачом и сестрами две керосиновых лампы, пока они работали. Какие муки переносит всякий раз бедный Хайни, просто трудно себе представить: кости раздроблены на мелкие кусочки; они все время высовываются, и их приходится вытаскивать пинцетом. Сита говорит, что если я могу смотреть на это без того, чтобы закружилась голова, то я смогу перенести все. Как ни странно, и это действительно можно выдержать, особенно если сама помогаешь. Возникает такая полная сосредоточенность на том, что делаешь, и при этом еще такая своеобразная отстраненность от пациента, что ничего другого просто не осознаешь. И слава Богу.

Суббота, 3 марта

Сегодня налета не было, так что мы хоть раз смогли уйти домой вовремя.

В госпитале стало очень холодно, потому что кончился уголь, а теперь даже госпитали лишены особого снабжения.

Воскресенье, 4 марта

Я отправлялась в собор св. Стефана с Ханзи Опперсдорфом, когда завыли сирены. Он теперь часто ходит со мной: он находится на излечении после того, как ему прострелили голосовые связки. Говорит он только шепотом.

Позже я зашла к Мели Кевенхюллер. Она работает на военном заводе, и ей не позволят уйти до прихода русских. Но ей должны тайком доставить из их семейного поместья телегу и пару лошадей на случай, если придется спасаться бегством в последний момент.

Сегодня получила посылку, которую Мама отправила из Кенигсварта... 2 января. Почта доставляла ее два месяца - на сегодняшний день это рекорд.

Вторник, 6 марта

Умерла бабушка Фуггер. В последние дни здесь находился ее сын "Польди", генерал люфтваффе. Сизи Вильчек уговаривает меня попросить его, чтобы меня перевели в какой-нибудь другой авиационный госпиталь подальше на западе. Он пользуется кое-каким влиянием, так как был воздушным асом в Первую мировую войну и награжден орденом "Pour le Merite" ["За заслуги"] - высшей наградой за воинскую доблесть в Германской империи. Сама она отправляется вместе со своими сослуживцами в Гмунден под Зальцбургом. Но ей тоже не хочется пока уезжать из Вены, и она тянет время. У принцев Ганноверских в Гмундене есть замок, превращенный теперь в госпиталь, и Кристиан предложил, чтобы мы с Сизи поселились там в доме его родителей, если и когда мы туда попадем; он обещает все наладить. Это очень обнадеживает, так как если мы вообще вырвемся, то наверняка в последний момент и сломя голову.