Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3

• Название: Собрание сочинений в 12 томах. Том 3
• Автор: Марк Твен
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

В третьем томе собрания сочинений из 12 томов 1959-1961 г.г. представлен «Позолоченный век» — сатирический роман, написанный в соавторстве Марком Твеном и Чарлзом Дадли Уорнером (большая часть глав написана либо одним, либо другим автором, однако заключительные главы написаны двумя писателями совместно). Название романа представляет собой ироническое переосмысление традиционного образа золотого века.

На русском языке роман Твена и Уорнера впервые опубликован в этом издании. При этом первая книга была переведена Львом Хвостенко, вторая — Норой Галь. Комментарии А. Старцева.

---

Утренние газеты так и пестрели крупными заголовками и изобиловали подробностями убийства. Отчеты вечерних газет оказались всего лишь первыми каплями этого оглушительного ливня. События излагались в самых драматических тонах, заполняя столбец за столбцом. Тут были очерки биографического и исторического порядка. Были длиннейшие отчеты специальных корреспондентов из Вашингтона, подробно описывалась жизнь и деятельность Лоры в столице и перечислялись имена всех мужчин, с которыми, по слухам, она была близка; описаны были особняк сенатора Дилуорти, и семья сенатора, и комната Лоры в его доме, и как выглядит сам сенатор, и что он сказал. Много писали о красоте Лоры, о ее талантах, о ее блестящем положении в обществе, и о ее сомнительном положении в обществе. Было также напечатано интервью с полковником Селлерсом и другое — с Вашингтоном Хокинсом, братом убийцы. Одна газета поместила длинную корреспонденцию из Хоукая о том, в какое волнение повергнут этот мирный уголок и как там приняли ужасную весть.

Были опрошены все причастные к случившемуся. Печатались отчеты о беседах с портье отеля, с посыльным, с официантом, со всеми свидетелями, с полисменом, с хозяином отеля (который подчеркнул, что в его отеле никогда еще не случалось ничего подобного, хотя у него постоянно останавливаются сливки южной аристократии) и с вдовой полковника — миссис Селби. Были тут и чертежи и рисунки, показывающие, как произошло убийство, и вид отеля и улицы, и портреты действующих лиц.

Имелись три подробнейших и совершенно не схожих между собою показания врачей относительно ран, полученных полковником Селби, составленные в столь ученых выражениях, что никто не мог их понять. Печатались ответы Гарри и Лоры на бесчисленные вопросы корреспондентов; имелось также заявление Филиппа, ради чего репортер поднял его ночью с постели, хотя Филипп просто догадаться не мог, каким образом репортер его отыскал.

Если некоторым газетам не хватало материала, чтобы написать о случившемся достаточно длинно, они восполняли пробел энциклопедически основательной и разносторонней информацией о других случаях убийства, в том числе при помощи огнестрельного оружия.

Заявление Лоры было далеко не полным, в сущности отрывочным, — на девять весьма ценных замечаний репортера приходилось одно замечание Лоры, да и то бессвязное, как многозначительно отмечал сам репортер. Но, по-видимому, Лора объявила, что она жена Селби или была когда-то его женой, что он бросил ее и изменил ей, и она хотела поехать за ним в Европу.

— Что побудило вас застрелить его, мисс Хокинс? — спросил репортер.

— Разве я застрелила его? — только и сказала в ответ Лора. — Разве говорят, что я его застрелила?

И больше не произнесла ни слова.

Из этого убийства сделали сенсацию. Весь город только о нем и говорил. Каждое новое сообщение тщательно изучалось, о взаимоотношениях действующих лиц велись оживленные споры, и выдвинутые газетами десятки различных теорий о мотивах преступления обсуждались на все лады.

За ночь хитроумное электричество разнесло по проводам весть во все концы континента и за океан, — и во всех городах и селениях страны, от берегов Атлантики до Аляски, и вдоль всего Тихоокеанского побережья, и даже в Лондоне, в Париже и Берлине миллионы и миллионы людей в то утро повторяли имя Лоры Хокинс; а его обладательница — когда-то кроткая девочка, вчера еще прекрасная королева вашингтонских гостиных — сидела, дрожа от холода, на железной койке в сырой и темной камере Гробницы[167].

ГЛАВА XVI ЛОРА В ГРОБНИЦЕ

— Mana qo c'u x-opon-vi ri v'oyeualal, ri v'achihilal! ahcarroc cah, alicarroc uleu! la quitzih varal in camel, in zachel varal chuxmut cah, chuxmut uleu!

«Rabinal-Achi».

Прежде всего Филипп постарался извлечь Гарри из Гробницы. В первый же день он добился разрешения увидеться с другом в присутствии тюремщика и убедился, что наш герой изрядно пал духом.

— Никогда не думал, что попаду в такое место, — пожаловался Гарри. Это неподходящее место для порядочного человека, тут понятия не имеют о том, как надо обращаться с джентльменом. Ну что это за пища! — И он указал Филиппу на тюремный обед, к которому так и не притронулся. — Говорят, я задержан в качестве свидетеля, а я провел ночь среди головорезов и жуликов. Хорош я буду свидетель, если поживу месяц в такой компании.

— Нет, ты мне скажи, что за нелегкая понесла тебя в Нью-Йорк с Лорой? — спросил Филипп. — Чего ради ты с нею поехал?

— Как чего ради? Это она хотела, чтобы я поехал. Я ничего не знал про этого проклятого Селби. Она сказала, что у нее там дела, связанные с законом об университете. Я понятия не имел, зачем она меня тащит в этот чертов отель. Она, наверно, знала, что все южане там останавливаются, и рассчитывала найти там своего Селби. Ох, до чего я жалею, что не послушал тебя! Теперь меня газеты так пропечатают, как будто я сам убил человека. Она сущий дьявол, эта Лора. Видел бы ты, как она была мила со мной. Экий я осел!

— Ну, я не намерен злословить о бедняге, когда она сидит в тюрьме. Но прежде всего надо тебя отсюда вытащить. Во-первых, я привез с собой ее записку к тебе, а кроме того, говорил с твоим дядей и объяснил ему начистоту, как было дело. Он скоро будет здесь.

Дядя приехал, прибыли и друзья Гарри, и весь день так наседали на высшее начальство, что Гарри выпустили, обязав по первому требованию явиться в качестве свидетеля. Едва тюрьма скрылась за углом, Гарри, верный себе, мгновенно воспрянул духом и настоял на том, чтобы угостить Филиппа и всех приятелей поистине королевским ужином у Дельмонико[169], — выходка, быть может, простительная, если подумать, какое он испытывал облегчение, — и проделал он все это с обычной своей неугомонной щедростью. Гарри заказал ужин, и, пожалуй, излишне упоминать, что по счету уплатил Филипп.

Ни тому, ни другому не хотелось и пытаться посетить в этот день Лору, и она не видела ни души, если не считать репортеров, пока ее не навестили брат и полковник Селлерс, примчавшиеся из Вашингтона.

Они нашли Лору в камере, в верхнем ярусе женского отделения. Камеры здесь были несколько просторнее, чем в мужском отделении, — примерно восемь на десять футов, может быть, немного длиннее. И пол и стены — все каменное, потолок сводчатый. Узкое, точно щель, оконце в своде пропускало свет, и только через него проникал в камеру свежий воздух; когда оно было открыто, сюда без помехи попадал и дождь. Тепло шло только из коридора, когда дверь туда приоткрывали, в самой же камере стоял пронизывающий холод, а в это время года было еще и сыро. Выбеленная и опрятная, она все же слегка отдавала особым тюремным запахом; всю обстановку составляла узкая железная койка с соломенным тюфяком, покрытая не слишком чистыми одеялами.

Когда надзирательница ввела полковника Селлерса в камеру, он не совладал с собой — слезы потекли по его щекам, и голос дрожал так, что полковник едва мог говорить. Вашингтон не в силах был вымолвить ни слова; он глядел то на сестру, то на несчастных арестанток, проходивших по коридору, и взгляд его выражал безмерное отвращение. Одна Лора оставалась спокойной и сдержанной, хотя ее, пожалуй, и тронуло горе обоих друзей.

— Ты здесь удобно устроилась, Лора? — выговорил наконец полковник.

— Как видите, — ответила она. — Не могу сказать, чтоб уж очень удобно.

— Ты зябнешь?

— Замерзаю. Каменный пол прямо как лед. Когда ступишь на него, пробирает до костей. Приходится сидеть на постели.

— Бедняжка! Бедняжка! А кормят сносно?

— Я не голодна. Мне ничего не хочется. А это я есть не могу.

— О господи! — сказал полковник. — Какой ужас! Но не падай духом, дорогая, не падай духом! — И голос его оборвался.

— Нет, мы не покинем тебя, — продолжал он потом. — Мы все для тебя сделаем. Я знаю, ты не хотела его убить. Это, конечно, был приступ безумия, знаешь, или что-то в этом роде. Ты прежде ничего такого не делала.

Лора слабо улыбнулась:

— Да, правда, что-то в этом роде. Налетело, как вихрь. Он был негодяй, вы ведь ничего не знаете.

— Я предпочел бы сам его убить — на дуэли, по всем правилам. Жаль, что не убил. Но ты не горюй. Мы тебя вызволим — достанем лучшего защитника; нью-йоркские адвокаты все могут, я читал о таких случаях. А теперь надо устроить тебя поудобнее. Мы привезли кое-что из твоего платья. Что еще тебе нужно?

Лора сказала, что ей хотелось бы получить простыни для постели, коврик, чтобы можно было не становиться на каменный пол, и пусть ей присылают приличную еду; и хорошо бы несколько книг, бумагу и чернила, если здесь позволяют писать. Полковник и Вашингтон обещали доставить все что нужно и затем горестно простились, — судя по всему, куда больше опечаленные положением преступницы, чем она сама.

Уходя, полковник пообещал надзирательнице, что если она немного позаботится о Лоре, она на этом ничего не потеряет; а стражу, выпускавшему их, сказал покровительственно: