Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3

• Название: Собрание сочинений в 12 томах. Том 3
• Автор: Марк Твен
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

В третьем томе собрания сочинений из 12 томов 1959-1961 г.г. представлен «Позолоченный век» — сатирический роман, написанный в соавторстве Марком Твеном и Чарлзом Дадли Уорнером (большая часть глав написана либо одним, либо другим автором, однако заключительные главы написаны двумя писателями совместно). Название романа представляет собой ироническое переосмысление традиционного образа золотого века.

На русском языке роман Твена и Уорнера впервые опубликован в этом издании. При этом первая книга была переведена Львом Хвостенко, вторая — Норой Галь. Комментарии А. Старцева.

---

Уходя, полковник пообещал надзирательнице, что если она немного позаботится о Лоре, она на этом ничего не потеряет; а стражу, выпускавшему их, сказал покровительственно:

— У вас солидное заведение, оно делает Нью-Йорку честь. У меня тут друг… мы с вами еще увидимся, сэр.

На другой день в газетах появились еще кое-какие сведения из жизни Лоры, расцвеченные и раздутые репортерским красноречием. Некоторые из них бросали зловещий свет на прошлое полковника Селби и рисовали Лору прекрасной мстительницей за поруганную честь; другие же изображали Лору навязчивой любовницей и кровожадным зверем. Нанятые для Лоры адвокаты, едва успев повидаться со своей подзащитной, положили конец ее встречам с репортерами, но это не помешало, а скорее способствовало появлению то здесь, то там новых газетных заметок, рассчитанных на то, чтобы вызвать сочувствие к бедной девушке.

Не обошлось без «морали», которую выводили из случившегося крупнейшие газеты; каждая толковала событие на свой лад, и Филипп сохранил три или четыре вырезки, которые ему особенно понравились. Позднее он часто читал их вслух своим друзьям и просил угадать, из какой газеты сделана каждая вырезка. Одна статья, отличавшаяся простотой стиля, начиналась так:

«История никогда не повторяется, но калейдоскопически пестрые картины живописного настоящего порою как бы состоят из осколков древних преданий. Вашингтон — не Коринф, и Лаис, прекрасная дочь Тимандры, быть может, и не была предшественницей восхитительной Лоры из плебейского рода Хокинсов, но ораторы и государственные мужи, покупавшие благосклонность одной, были, должно быть, столь же неподкупны, как наши республиканские деятели, которых ныне наставляют, как любить и как голосовать, нежные уста деятельницы вашингтонских кулуаров; и, возможно, современная Лаис никогда не покинула бы столицу, найдись там хоть один американский Ксенократ, который устоял бы перед ее чарами. Но тут сходство кончается. Лаис, бежавшая с юным Гипостратом, была убита женщинами, что завидовали ее очарованию, а Лора, бежавшая в свою Фессалию с юным Брайерли, убивает другого своего любовника и мстит за все обиды, нанесенные представительницам ее пола».

В другой газете редактор начал свою статью не с таких лирических красот, но с не меньшей силой. Закончил же он так:

«До прекрасной, неотразимой и демонической Лоры Хокинс и до беспутного полковника разбитой армии, пожавшего лишь то, что он посеял, нам нет дела. Но когда поднимается занавес над этой ужасной трагедией, мы мельком заглядываем в жизнь нашей столицы при нынешнем правлении — и зрелище это не может не вызвать у нас глубокой тревоги за судьбы нашей республики».

Третья газета рассуждала на ту же тему в ином тоне. В статье говорилось:

«Наши неоднократные предсказания сбылись. Мы не раз указывали на то, сколь широко распространились в высших кругах американского общества пагубные идеи, — и вот еще одно наглядное тому подтверждение. Самое имя нашего города стало звучать укором. Быть может, мы хотя бы отчасти помогаем предотвратить окончательное его падение, решительно обличая Великие Мошенничества; наперекор всему, мы и впредь будем утверждать, что пора восстановить в правах попираемые законы, охраняющие человеческую жизнь, чтобы человек по крайней мере среди бела дня мог ходить по улицам или переступать порог общественных зданий, не рискуя получить пулю в лоб».

Четвертая газета начинала так:

«Исчерпывающая полнота, с которой мы сегодня утром сообщаем нашим читателям все подробности убийства полковника Селби Лорой Хокинс, является чудом современной журналистики. Все дальнейшие расследования едва ли смогут дополнить нарисованную нами картину. Это — старая, как мир, история. Красивая женщина хладнокровно застрелила своего неверного любовника; и, несомненно, со временем мы узнаем, что если она и не совсем безумна, то, во всяком случае, действовала в состоянии так называемого «временного помешательства».

Можно без преувеличения сказать, что первые газетные вести о разыгравшейся трагедии вызвали едва ли не всеобщую ярость и озлобление против заключенной в Гробнице преступницы, и сообщения о ее красоте лишь разжигали негодование. Выходило так, что на свою красоту и на свой пол она и рассчитывала, бросая вызов закону, — и все горячо надеялись, что закон ее покарает.

Но у Лоры были и друзья, и в их числе люди весьма влиятельные. Она знала слишком много тайн и, быть может, от нее зависело слишком много репутаций. Кто возьмется судить о мотивах людских поступков? В самом деле, почему бы нам и не пожалеть женщину, чья блестящая карьера так внезапно оборвалась несчастьем и преступлением? Тем, кто хорошо знал Лору в Вашингтоне, могло показаться невероятным, что столь обворожительная женщина замышляла убийство, и, возможно, они охотно прислушивались к чувствительным разговорам о временном помрачении ума — следствии несчастной любви.

Сенатор Дилуорти, разумеется, был сильно потрясен, но исполнен снисхождения к грешнице.

— Все мы в некий час предстанем перед богом и будем нуждаться в милосердии, — сказал он. — Лора, живя в моем доме, была примерной особой приветливой, ласковой, правдивой; быть может, она чересчур любила веселье и не слишком часто ходила в церковь, но она была женщиной строгих правил. Возможно, в ее жизни имели место события, о которых мне ничего не известно, но она не дошла бы до такой крайности, если бы оставалась в здравом уме.

К чести сенатора надо сказать, что он искренне хотел помочь Лоре и ее родным в час этого тяжкого испытания. Лора и сама была не без средств, ибо в Вашингтоне деятель кулуаров зачастую более удачлив, нежели проситель, и вполне могла окружить себя роскошью, чтобы смягчить суровость тюремной жизни. Деньги помогли и родным перебраться поближе к ней, и кто-нибудь из них каждый день ее навещал. Нежные заботы матери, ее детски откровенное горе и непоколебимая вера в невиновность дочери трогали даже нью-йоркских тюремщиков, привычных к душераздирающим сценам.

Миссис Хокинс кинулась к дочери, как только получила деньги на дорогу. У нее не нашлось для Лоры ни слова упрека — лишь нежность и жалость. Она ничего не могла поделать со страшной реальностью: Лора убила человека; но ей было довольно того, что при первой же встрече Лора сказала: «Я сама не знала, что делаю, мама». Она сняла квартирку по соседству с Гробницей и посвятила всю себя заботам о Лоре, словно та и вправду была ей родной дочерью. Если бы ей только позволили, она не выходила бы из тюрьмы ни днем ни ночью. Она была уже стара и слаба здоровьем, но испытание, казалось, придало ей новые силы.

Трогательный рассказ о том, как старушка опекает Лору, о ее душевной простоте и набожности тоже вскоре попал в газеты и, вероятно, вызвал еще больше сочувствия у публики, уже начинавшей понимать, как трагична судьба этой погибшей женщины. У нее, несомненно, были сторонники, полагавшие, что если на одной чаше весов находится ее преступление, то на другую следует положить все зло, которое ей причинили, и до нее разными путями доходили знаки этого сочувствия. К ней приходили посетители, ей присылали в подарок цветы и фрукты, и от этого немного веселее становилось в ее суровой и мрачной камере.

Лора не пожелала видеть ни Филиппа, ни Гарри. Филипп вздохнул с облегчением; он думал, что ей уж конечно будет совестно встретиться с ним после того, как она нарушила данное ему обещание; Гарри же, все еще не совсем равнодушный к чарам Лоры, был расстроен этим отказом и счел его бессердечным. У него, разумеется, больше не может быть ничего общего с подобной женщиной, сказал он Филиппу, но он должен увидеться с нею.

Филипп, желая удержать приятеля от какого-нибудь нового легкомысленного шага, уговорил его ехать вместе в Филадельфию: ему так нужна помощь Гарри на шахте в Илионе!

Делу Лоры был дан законный ход. Ей предъявили обвинение в убийстве с заранее обдуманным намерением, и она должна была оставаться под арестом до летней судебной сессии. Двух известнейших нью-йоркских адвокатов пригласили ее защищать, и подготовке к защите эта исполненная решимости женщина отдавала теперь все свое время, причем мужество ее возрастало по мере того, как она советовалась со своими адвокатами и разбиралась в методах уголовного судопроизводства в штате Нью-Йорк.

Однако ее очень угнетали вести из Вашингтона. Конгресс был распущен на каникулы, и ее законопроект не успел пройти в сенате. Теперь нужно ждать следующей сессии.

ГЛАВА XVII МИСТЕР БИГЛЕР СПАСЕН, А МИСТЕР БОУЛТОН ЗАЛЕЗАЕТ В ДОЛГИ

Что мы ни делаем — нам всё не впрок,

Как будто черт мешать нам дал зарок.