Галимов Брячеслав - Большая волна

• Название: Большая волна
• Автор: Галимов Брячеслав
• Жанр: Путешествия и география

Этот роман входит в трилогию под названием «Сокровенные истории Востока». Япония, Средние века, времена жесточайших междоусобных войн. В своей борьбе за великую Империю Князь может опереться только на самураев – бесстрашных воинов, исповедующих кодекс чести Бусидо. Один из молодых воинов, Такэно, находится на службе у сегуна, познавая основы военного искусства. Но внезапно вспыхнувшее чувство к юной Йокой несколько меняет уклад его жизни… Кроме произведения «Большая волна» в трилогию входят: повесть «Добрый царь Ашока» и роман «Демоны острова Пасхи». Книга Брячеслава Галимова будет интересна тем, кто увлекается историей Средневековья. Описание обычаев и традиций самураев, повествование о событиях, происходящих в Японии в 6-7 веках, развитие японской литературы – все это можно найти в книге.

---

Совершив все необходимое и убедившись, что божественные духи настроились на благосклонность и дружелюбие, начальник вел в беседку своих подопечных, – в ней обычно проходили уроки по совершенствованию разума и приобретению понятий о кодексе поведения воина. Над входом в беседку висели широкие бумажные ленты с подходящими надписями: например, «Наша честь – в преданности повелителю», «Наша жизнь – обязанности и служение», «Кто достойно живет – легко умирает», «Воинский дух сильнее смерти», «Славная смерть – уважение потомков». По многу раз будущие воины повторяли хором эти изречения, сопровождавшиеся соответствующими разъяснениями начальника школы, а также сосредоточенным погружением в глубинный смысл сказанного.

Боевое обучение проходило на лугу, за частоколом. К удивлению Такэно, уверенного в том, что он неплохо сражается на мечах, у него оказались удачливые соперники. Такэно сердился и пытался превзойти их, но ничего не получалось. В конце концов, после очередного проигранного поединка Такэно подозвал к себе начальник школы.

– Ты терпишь поражение за поражением, – сказал он. – До сих пор я не вмешивался. Если у человека что-то не получается, нельзя сразу помогать ему. То, что дается легко, легко и забывается; но то, что дается с большим трудом, не забывается никогда. Быстрый успех хуже неудачи: он ослабляет сильного человека, а неудача только укрепляет силу.

– Да, господин, – отвечал Такэно, вспоминая, что уже слышал подобное от Сотобы.

– Но теперь пришла пора вмешаться, чтобы ты не потерял веру в свои способности. Я наблюдал за тобой и хочу сказать, что я обучал многих и многих молодых людей, но ты лучше всех владеешь мечом. Кто был твоим наставником?

– Его имя Сотоба, господин.

– Сотоба? О, это был великий мастер! Давно я не слышал о нем; говорили, что после того как он одряхлел и оставил службу, он передал свое имение родственникам и отправился скитаться… Значит, Сотоба еще жив. Чем он сейчас занимается?

– Он садовник, мой господин.

– Хороший конец жизни для того, кого смерть обошла в битвах… Из лука тоже он учил тебя стрелять?

– Да, господин. Но я и сам подолгу тренировался.

– Это видно. В стрельбе из лука никто не может тебя превзойти, а на мечах ты проигрываешь. Знаешь, почему?

– Нет, господин.

– В стрельбе из лука твой глаз, твоя рука подчиняются твоему духу. Все это твое, личное, собственное, прочувствованное. Но когда ты сражаешься мечом, ты лишь повторяешь то, чему тебя учил Сотоба. К сожалению, ты не воспринял от него нечто большего, чем мастерство. Ты применяешь приемы большего мастера, они великолепны, но ты не ощущаешь сущности поединка. Ты подобен музыканту, прекрасно освоившему технику игры, но не имеющему слуха. Ты понимаешь меня?

– Да, господин… Нет, господин, простите. Что такое – «сущность поединка»?

– Погляди на дальнюю гору, на синий лес, в котором скрывается дорога. Я прочту тебе стихи:

Леса полоса
На склоне горы, словно
Пояс для меча.

Не отрывая глаз, смотри на эту гору, на этот лес, и повторяй про себя эти стихи. Может быть, тогда ты почувствуешь то, о чем я тебе говорю.

– О да, я чувствую! – восторженно воскликнул Такэно. – Воинская стойкость подобна горе, она тверда и несокрушима, а лес – пояс для меча – препятствие, предостережение тем, кто попытается одолеть гору.

Начальник школы коротко рассмеялся, и Такэно вновь показалось, что начальник очень похож на Сотобу.

– Как ты торопишься, юноша, – сказал начальник. – Бывают, правда, мгновенные озарения, но с тобой этого не произошло. Твои слова передают лишь поверхностное впечатление, доступное всем. А ты должен проникнуть вглубь явления, – разве не этому мы вас здесь учим? Истина не познается через глаза, не познается через разум, ее можно только ощутить. Твоя мысль должна скользить от одного предмета к другому, струясь как поток воды и ощущая малейшие изгибы пути. Но если поток остановится у какого-нибудь одного предмета, у большой скалы, например, то он перестанет быть потоком, и вода его не дойдет до множества иных предметов. Тогда скала покажется центром мироздания, хотя она всего лишь одна из скал на пути воды.

Ощутив движение потока, достигнув нужного состояния духа, ты и в бою будешь вести себя в соответствии с общим ходом сражения, с его сущностью, не останавливаясь на частностях. Ныне же, когда ты выходишь на поединок, тебя больше занимают частности: меч твоего противника не дает тебе покоя. Когда противник пытается ударить тебя, твои глаза все время следят за движением его меча, и ты пытаешься следовать за этими движениями. В результате твоя мысль и твое внимание сосредотачиваются только на одном предмете, на мече; ты перестаешь владеть собою и неизбежно терпишь поражение. Меч твоего противника стал для тебя центром мироздания, – самым главным и несокрушимом, что есть в мире.

Отойди от этого ложного впечатления. Для начала научись, хотя бы, смотреть на поединок как бы со стороны. Ты сразу заметишь, что любое движение твоего противника тебе на пользу. В неподвижности больше устойчивости, чем в движении; стоит твоему противнику сделать малейшее движение, как его устойчивость уменьшается, и он становится уязвимым. Нанеси свой удар, но не забывай, что ты и сам становишься уязвим в этот момент. Поединок всегда выигрывает тот, кто сохранил устойчивость, – и душевную, и телесную.

Ну, и конечно, воин обязан владеть приемами боя; большую роль играет также, насколько хорошо его оружие… Повторяю, твои приемы великолепны, осталось владеть главным.

– Простите, мой господин, но что я должен почувствовать, как мне узнать, что я овладел главным? – спросил Такэно.

– Ты почувствуешь нечто и не сможешь выразить свое чувство словами. Сегодня, до конца дня, я освобождаю тебя от занятий. Сядь на траву, смотри на дальнюю гору и повторяй стихи, которые я тебе прочел.

* * *

Вечером начальнику доложили, что при отходе ко сну в школе не досчитались одного человека – Такэно.

– Посмотрите на лужайке, за воротами, – сказал начальник.

– Да, он сидит там и смотрит на гору, – сообщили ему через некоторое время.

– Не тревожьте его, пусть сидит, – сказал начальник.

Утром Такэно не пришел на занятия.

– Он все еще сидит на лужайке, – доложили начальнику.

– Не тревожьте его, пусть сидит, – сказал начальник.

Вечером Такэно опять не явился в школу.

– Он сидит на лужайке? – спросил начальник.

– Да. Ему отнесли еду, но он не притронулся к ней.

– О, из этого парня выйдет толк! – сказал начальник. – Не тревожьте его, пусть сидит столько, сколько понадобиться. И помяните мои слова – через год, на выпускных испытаниях, именно ему сам князь вручит меч как лучшему воину, подготовленному нами.

– Но у нас есть юноши знатного рода, господин, – осмелились возразить начальнику.

– Что из того? Одним знатность достается по праву рождения, другие добывают ее себе. И если меня не обманывают мои предчувствия, Такэно будет славным самураем и знатным господином.

Восход луны для двоих

В княжеском поместье время шло не по календарю, придуманному людьми, а своим, истинным ходом. Попытки измерить его и приспособить к желаниям людей, кажущиеся разумными, удачными и естественными в городе, здесь выглядели никчемными и наивными.

В городе наступления весны, лета, осени и зимы ждали по календарю и удивлялись, если зима опережала установленные сроки, а весна отставала от них. Здесь, в поместье, изменения в природе связывались лишь с многообразием явлений окружающего мира, в каждом из которых виделась все та же власть времени. Если вдруг наступали ранние холода, то это вовсе не означало, что они опередили календарь. Просто ход времени ускорился в этом году, и прямым следствием такого ускорения явилось внезапное похолодание.

Впрочем, его не считали внезапным старики, живущие в поместье; они знали, что идет зима, им подсказывало это внутреннее чувство. Ведь никакое событие в мире не случается внезапно, всегда есть признаки перемен, как едва уловимые, так и вполне осязаемые. Для того чтобы ощутить первые из них нужна тонкая, остро чувствующая душевная оболочка. Такая оболочка есть у маленьких детей: у них она еще не огрубела от постоянного трения с внешними впечатлениями, «не превратилась в твердую мозоль», как говорил старик Сэн; и такая оболочка есть у стариков, у которых твердость ее ослабла за долгие годы жизни. А осязаемые признаки перемен доступны всем, кто умеет видеть, мыслить и имеет жизненный опыт. Так, ни один настоящий моряк не пропустит приближение бури и не сможет не заметить изменение морского течения.

Приготовившись к ранней зиме, старики спасли сад, – растения не могут так быстро, как человек, приспособиться к быстрым переменам, – и замечательно прожили все зимние месяцы. Поздняя весна тоже не стала для них неожиданностью; более того, они находили в ней не меньшее очарование, чем в столь любимой ими осени. Остатки снега в тени деревьев и тонкая листва на кустах жимолости; утренний иней на камнях и первые цветы золотисто-желтой примулы; замерзшие капли воды на прошлогодней траве и молодые стебельки на темно-зеленом полотне мха, – все радовало стариков своей обычностью и необыкновенностью. Они удивлялись только одному: почему так мало людей живет этими радостями?