Семен Машинский - Художественный мир Гоголя

• Название: Художественный мир Гоголя
• Автор: Семен Машинский
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Критика
• Год: 1979

В книге прослежены основные вехи творческого пути Н. В. Гоголя, показано художественное своеобразие его творчества и определено значение великого писателя для передовой общественной мысли и отечественной литературы XIX века.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Что же касается фантастики, следовало бы еще раз заметить, что склонность к ней – одно из коренных свойств гоголевского дарования. И это чутко уловил недавно один из талантливейших современных советских режиссеров, ленинградец Георгий Товстоногов в своей поразительной постановке «Ревизора». Напомню лишь одну деталь этого спектакля. В глубине затемненной сцены луч света то и дело выхватывает изображение некоего фантастического существа в темных очках. Это призрак, фантом. Возможно, это поэтический образ Немезиды. Ничто из тайных проделок городничего и его компании не пройдет бесследно для истории. Ее «всевидящее око» – на бессменной вахте. Этот призрак явится вместе с жандармом в финале комедии. И он же судом истории как бы выносит свой окончательный приговор этому миру. Свое иное сценическое решение предложил Московский театр сатиры в своей недавней постановке той же комедии. Известие о предстоящем приезде ревизора словно громом поражает чиновников. Растерянность и душевное смятение этих людей подчеркнуто не только их словом и выражением их лиц, но и приемом, найденным художником: в этот момент перекашиваются горизонтальные и вертикальные плоскости дома городничего – вот-вот рухнет все строение. И еще не один раз в наиболее драматических ситуациях спектакля Театра сатиры будут содрогаться плоскости, образуя определенный эмоциональный лейтмотив, который проходит через все представление.

Смысл этих эпизодов, о которых идет речь, состоит в том, что реализм Гоголя вовсе не сводится к бытовому правдоподобию. Реалистическому восприятию гоголевской комедии отнюдь не мешают элементы гротеска и фантастики, с которыми встречаемся мы в обоих упомянутых представлениях «Ревизора». Правомерность сценических решений, о которых здесь упомянуто, разумеется, можно и оспорить. Иному зрителю они могут показаться необязательными или недостаточно убедительными. Думается, что усилия театров раздвинуть границы реалистического изображения мира вполне правомерны. Реалистическому искусству, как известно, вовсе не противопоказаны и элементы условности, фантастики, как не чужды ему гипербола и гротеск. Способы типизации действительности многолики и разнообразны. Реализм не ограничивает фантазию художника, а напротив, окрыляет ее.

В этой связи еще одно замечание.

В послевоенные годы многие критики на Западе часто стали истолковывать фантастику Франса Кафки как явление, развивавшееся в русле традиций Гоголя. Ассоциации Кафки с Гоголем правомерны, хотя они далеко не всегда отражают специфические особенности и коренные различия обоих писателей.

Один из главных мотивов, характерный для творчества этих двух писателей, – жестокость и нелепость окружающей действительности, трагические условия жизни «маленького человека». Сочетание скрупулезного правдоподобия в изображении повседневного быта с фантастикой и гротеском дает основание для известного сближения и некоторых элементов поэтики Кафки и Гоголя.

Но тут же начинаются и коренные различия.

Мировоззрение Кафки было насквозь субъективистским. Отсюда свойственное ему ощущение обреченности человека, трагическое бессилие что-либо изменить в этом безумном мире. Вскрывая драматизм социальных конфликтов, происходящих в реальной жизни, Кафка толкал читателя к выводам о бессмысленности этой жизни, ее безысходности, об иррациональности бытия, из коего нет никакого выхода.

Нравственная и социальная философия Гоголя совершенно иная. Она вся пронизана страстной верой в одолимость зла, в возможность торжества добра и справедливости. Поэтому само соотношение реальности и фантастики у Гоголя принципиально иное, нежели у Кафки. В то время как у Кафки фантастика часто затуманивает реальный мир и отношения между людьми деформируют самую действительность, у Гоголя фантастика удивительным образом еще более оттеняет реальность тех главных событий, которые происходят в его произведениях. Фантастика и реальность у Гоголя связаны между собой сложными отношениями притяжения и противоборства.

Для большинства зарубежных работ о Гоголе характерно отсутствие нового, вдумчивого прочтения отдельных произведений писателя, равно как и серьезных обобщений, касающихся его творчества в целом. Импрессионизм преобладает в этих работах над конкретным изучением художественного материала, позитивистская описательность – над анализом, бесконечные повторения или вариации одних и тех же излюбленных символистских идей – над объективным научным исследованием.

Разумеется, появляются за рубежом и работы содержательные, авторы которых пытаются объективно исследовать предмет, основываясь на вдумчивом и добросовестном обращении с фактами. За последние два десятилетия немало опубликовано работ о Гоголе в социалистических странах – например, в Болгарии, Румынии, Венгрии. В этих работах особенно привлекает исследование взаимосвязей творчества русского сатирика с соответствующими явлениями своей национальной литературы.

Интересные работы, посвященные различным проблемам гоголевского наследия, публикуются порой и на Западе – в тех же странах, где обычно это наследие является предметом грубой идеологической фальсификации. Отметим, например, вышедшую в 1968 году в Мюнхене книгу Ганса Гюнтера «Гротеск у Н. В. Гоголя. Формы и функции («Das Grotesk bei N. W. Gogol. Formen und Funktionen»), в которой можно найти ряд плодотворных соображений о природе и своеобразии гоголевского гротеска. Некоторые дельные статьи опубликованы в записках Оксфордского университета «Славянское и восточно-европейское обозрение» – К. Брайнера «Шинель» Гоголя в мировой литературе»[329] и М. Фатрела «Гоголь и Диккенс»,[330] в «Венском славистском ежегоднике» – Г. Эмера «Новая литература о Гоголе».[331] В этом же ряду упомянем и книгу Дэвида Магаршака о жизни Гоголя.[332] Это обширное биографическое повествование, в котором довольно щедро использованы работы советских литературоведов. Не претендующая ни на какие открытия, эта книга, однако, сообщает широкому читателю полезные сведения о жизни, а отчасти – и о творчестве русского писателя.

Следует отметить обстоятельную, написанную на большом и тщательно изученном материале монографию датского слависта Ф. Дриссена «Гоголь как автор короткой новеллы». Автор исследует художественную структуру и композиционные принципы «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «миргородского» цикла и «Шинели».[333] Назовем еще дельный обзор Пауля Дебрежени «Николай Гоголь и современная ему критика», опубликованный несколько лет назад в Соединенных Штатах Америки,[334] а также книгу молодого американского русиста Карла Проффера, посвященную анализу стиля «Мертвых душ». Это вполне добротное исследование, в котором есть, правда, положения спорные, а то и совсем неверные. Трудно, например, принять рассуждение К. Проффера о том, что своими политическими взглядами Гоголь периода «Выбранных мест» «незначительно отличался» от Гоголя, когда он работал над «Ревизором» и первым томом «Мертвых душ».[335] Едва ли можно согласиться и с его общими оценками «социологических интерпретаций» творчества Гоголя, содержащихся в работах советских ученых. Но в целом это работа серьезная и обстоятельная, она основана на хорошем знании литературы предмета, содержит вдумчивый и самостоятельный анализ текста и художественной структуры гоголевской поэмы, а также различных элементов ее стиля.

…Мы коснулись лишь некоторых из появившихся за последние годы на Западе работ о Гоголе. Но и те немногие, что были здесь названы, как бы к ним ни относиться, дают представление о том, сколь значителен в наше время интерес к имени этого писателя и как неугасимо пылают страсти вокруг его наследия.

Марксистская критика с самого начала века ведет борьбу с различными искажениями творчества Гоголя. Опираясь на традиции революционной демократии, она продолжала пытливо исследовать это творчество, выявляя в нем все новые идейно-эстетические грани и связи с различными явлениями русской общественной жизни и опытом передовой русской литературы. Положение Ленина об идеях «Белинского и Гоголя», сформулированное в 1912 году, в статье «Еще один поход на демократию», было направлено не только против идеологии «Вехов», но и многих других фальсификаторов творчества Гоголя, пытавшихся противопоставить этого писателя Белинскому и оторвать его от реалистических и освободительных традиций большой русской литературы. Это положение Ленина вместе с тем означало признание исторической правоты революционной демократии в ее борьбе за Гоголя и гоголевское направление.

Она была подтверждена на конкретном материале в работах советских ученых-литературоведов. Исследование Гоголя в советские годы претерпело немало коллизий. Бывали на этом пути и крупные достижения и серьезные изъяны. Значительно обогатился текстовой фонд писателя. Выявлено и изучено огромное количество новых, прежде неизвестных его художественных и публицистических текстов, а также архивных документов, существенно расширивших наше представление о различных сторонах жизни и творчества Гоголя. С первых лет революции советскому марксистскому литературоведению приходилось отстаивать наследие Гоголя от разнообразных декадентских и формалистических толкований, от посягательств на него со стороны критиков вульгарно-социологического толка. Многочисленные конкретные исследования и обширные монографии, изданные советскими учеными, особенно в последние три десятилетия, создали прочную основу для подлинно научного изучения Гоголя. Всенародное чествование писателя в 1952 и 1959 гг. показало, сколь велико место его произведений в духовной жизни нашей страны. Гоголевское наследие – богатейшая сокровищница художественного опыта, в котором скрыты мощные импульсы для дальнейшего развития современной литературы и эстетической мысли.