Павел Моренец - Смех под штыком

• Название: Смех под штыком
• Автор: Павел Моренец
• Издательство: Азово-Черноморское краевое книгоиздательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1934

Автобиографический роман, автор которого Павел Михайлович Моренец (Маренец) (1897–1941?) рассказывает об истории ростовского подполья и красно-зеленого движения во время Гражданской войны на Дону и Причерноморье.

---

Потом стали выкрикивать имена рядовых бойцов. Надоело ждать зеленым, не терпится им — кто будет их вождем, кому вручат свои жизни? — и закричали, чтоб приступали к выборам. Началось томительное голосование. Илья получил подавляющее число голосов; двух-трех кандидатов после него проголосовали для формы, и бросили:

— Довольно! Ура Илье! — и вырвалось многоголосое: «Ура, ура, ура!..»

Подхватили и пленные: они уже почуяли в нем своего защитника. Затрепетал Илья: первая традиция зеленых рушилась: выбрали его, никому почти неведомого, молодого; предпочли его старым командирам, созвавшим себе среди них славу в разрозненной, дикой борьбе.

Поднял Илья руку, счастливо улыбаясь:

— Внимание!.. Товарищи, благодарю за доверие. Надеюсь, — сожалеть не будете. Полтора года гибли товарищи в горах. Сотни подпольников расстреляны белыми. Весь путь наш усеян трупами товарищей. Так добьемся же мы торжества идеи, за которую они погибли! Да здравствует власть Советов, да здравствует вождь революции, Ленин, — ура!

И раскатился мощный гул, подхваченный восторженно смотревшими пленными.

А Илья продолжал:

— Теперь нужно выбрать мне помощника, казначея и начальника снабжения. Вы знаете, что в военном деле важно, чтоб командиры действовали заодно. Я предлагаю выбрать казначея и начальника снабжения, а в помощники я сам назначу Пашета. Нас послала Советская власть, оба мы — красные офицеры, оба дрались на фронтах, работали в подполье. Какое может быть сомнение? А разве с вами мы в бои не ходили? Видели в бою меня, видели Пашета?

— Покажите его! Какой-такой Паше?

— Он командир двух групп, пятой и третьей. Сейчас он болен. Пока выздоровеет, я и один справлюсь. Согласны?

Пятая, поджигаемая затесавшимся в самую гущу Иосифом, рванула за всех:

— Согласны!

Лысогорцы, успевшие полюбить своего «папашу», подхватили, за ними растерянно закричали остальные. Илья знает, как припечатать решение, продолжает:

— Возражений нет?

Кто возражать посмеет? Кричать могут, а возражать?.. Гони его в спину, коленом сзади наддай — не вылезет.

Выбрали казначеем зеленого, который и прежде был казначеем в пятой, начальником снабжения — бородатого завхоза второй группы.

— А комиссаров выбирать не будем?

— Товарищи, — кричит Илья, — еще вопрос: о комиссарах. Я сам в Красной армии комиссаром дивизии был! Но здесь, когда командиры выборные, из своей среды, когда очень мало политических работников, — зачем отрывать ценных людей? Создадим настоящую армию, будем назначать начальников, тогда и комиссары будут.

Кончились выборы. Выстроились зеленые. Слез Илья с лошади, прошелся по фронту, прошелся второй раз против пленных, пронизывает их взором:

— Кто в Красной армии служил?

— Все! Все!.. Нас забрали белые!

— За Советскую власть воевать будете?

Как рванули пленные, как начали кричать: «Пойдем! Хоть на край света пойдем! Ура!..» — Запрыгали, забросали в воздух шапки, захохотали от радости.

Илья ко всему фронту:

— Согласны принять товарищей в свою среду? Красная армия не отказывает никакому трудящемуся, если он готов бороться за Советскую власть. Мы их распределим по всем отрядам. Согласны?

Гул одобрения пронесся из пятой группы, местные жидковато подхватили. Илья приказал:

— Выдать винтовки!

И снова крики ура, смех; снова полетели шапки в воздух из рядов пленных.

Вторая традиция зеленых сломлена.

Выдали винтовки; распределили пленных по всему фронту частями. Разделили всех зеленых на пять равных отрядов, чтоб перемешались местные зеленые, не тянули к одним хатам, чтоб не было у них единодушия в шкурных интересах и удалось вывести их на Кубань. Подсчитали силы — 600 зеленых и 200 пленных.

Выбрали командиров, Илья предложил им итти в штаб[1]…

Совет командиров.

Командиры веселы: новая жизнь, пробужденные мечты о сильном движении, о победах, привольной жизни. Собрались знакомые друг другу, но еще отчужденные, с любопытством всматривающиеся друг в друга, предполагая в каждом необыкновенного героя. Ведь все это те, которых товарищи выделили из массы, как лучших. Здесь и Кубрак, который командовал четвертой пролетарской, имя которого когда-то гремело; здесь и Усенко, добродушный, светлый, рябоватый кубанский казак — у него ранена правая рука, висит на перевязке, но он вскакивает в седло, скачет, как здоровый, — о его дерзких налетах с группой в семь кавалеристов ходят легенды; здесь и Тихон с колючими татарскими глазками — этот подавляет своей вспыльчивостью, горячностью; здесь и новый — Илья, который выглядит солидным, корректным, который говорит умнее, ученее всех; он прислан из Советской России, это окружает его ореолом.

И от сознания выпавшей на них большой роли, все они чуть-чуть опьянены, налиты энергией.

Илья больше всех возбужден, энергичен, весел:

— Товарищи, накануне боя решено было на совещании командиров итти на Кубань… — и снова он соблазняет командиров радужными картинами вольницы, довольства и легких побед там.

— Захватывать поезда с мукой, консервами, шоколадом, с шинелями, винтовками, орудиями.

Командиры верят в успех. Верят, что масса пойдет за ними. Илья верит, что при поддержке командиров он вытянет на Кубань зеленых:

— И никакой опасности: налетел, разгромил — и скрылся.

Нет возражений. Но Илья хочет внушить им то, что они должны особенно старательно растолковать рядовым зеленым:

— Здесь, впереди Геленджика, останется первая группа. Заложники у нас есть — бояться за семьи нечего.

Согласны. Но как перебросить остальных 650 бойцов через Лысые горы, где может переночевать не больше двухсот человек? За перевалом, внизу — Папайка. Оттуда в пятнадцати верстах — больница прокаженных, лепрозорий, где нужно снять гарнизон, человек в 50, там накопиться, и оттуда за ночь пройти в Холмскую, еще верст за 18, где обезоружить сильный гарнизон и взорвать железную дорогу.

У Ильи замысел широкий: налететь на Холмскую, рикошетом — на Ахтырскую, засесть в Эриванской и Шапсугской, и оттуда нападать на железную дорогу. Других баз для расположения таких сил неподалеку нет; распылять же эти силы он не хочет.

Но он не говорит об этих замыслах, не говорит, куда сделают первый налет: таковы традиции и эти традиции он ценит; зеленые могут нападать только с уверенностью, что никто не предупредил белых. О плане налета на Холмскую знает Усенко да Тихон, они оба оттуда, оба туда тянут; знает и Кубрак, начальник пулеметной команды, ну, и, конечно, Иосиф.

Решено переправить этих 650 бойцов через Лысые горы в три дня, и накопиться в лепрозории. С первой партией направится Усенко и в ожидании остальных произведет разведку. Илья пойдет с третьей партией, чтобы никто не отстал.

Работа в Мягкой щели. Суд.

Трофеи раздавали независимо от участия в бою, по потребности, даже вновь созданным где-либо отрядам. Золото, ценности — в неприкосновенном запасе. Часть мануфактуры выделили для пошивки белья в лазареты.

Третья, самая закоренелая традиция зеленых была сломлена: нет дележки — есть распределение.

Поскакали гонцы по дорогам, полезли пешие по тропинкам гор:

— Мобилизация!

Полетел все тот же грозный приказ № 44, только уж от имени командования Красно-зеленой армии. Вылезли из нор скрывавшиеся, побежали из рядов белых те, которые по малодушию сдались им прежде. Быстро выросли отряды, потекли делегации в Мягкую щель за оружием.

Пришла делегация из Пшады, сообщила, что гарнизон белых оттуда бежал. Теперь от Кабардинки до Архипки верст на сто — ни одного гарнизона. Сообщили о Петренко — скрывается на Кубани.

Илья выдал им винтовок, обещал дать столько, сколько им потребуется, дал пулемет и предложил:

— Передайте Петренко, пусть мобилизует, вооружает все население, снимает гарнизоны до самого Туапсе. Да поменьше шуму: сняли гарнизон — и ушли.

А тем временем ежедневно до глубокой ночи, три дня происходил суд офицеров. Зачем? Когда это было в горах? Судить — значит обвинить или оправдать? Но разве офицера можно оправдать? Офицеру одна милость — смерть.

Их судил не трибунал: для него не было лишних людей. Судило несколько старших начальников во главе с Ильей. Кто хотел — тот и садился за стол. Тут и Кубрак, и казначей, и Иосиф. На земляном полу хаты валялись зеленые.

Вводили офицеров одного за другим, допрашивали, отсылали — и решали. Возражающих нет — значит принято. А возражать мог всякий зеленый, хотя бы из-за печки, спросонья.

Трудно изучить человека по скудным документам, но еще труднее — без них. Тут-то и выдвинулся Иосиф. Как Илья тянулся к власти, так и Иосиф — к судилищу. Он завладел документами, сам перечитывал, разбирал та, многозначительно солидно мычал, что-то записывал.