Петр Воробьев - Разбой

• Название: Разбой
• Автор: Петр Воробьев
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-1-63443-051-7

Действие происходит на планете Хейм, кое в чем похожей на Землю. С точки зрения местных обитателей, считающих себя наиболее продвинутыми в культурном отношении, после эпохи ледников, повлекшей великое падение общества, большая часть автохтонов Хейма так и осталась погрязшей в варварстве. Впрочем, это довольно уютное варварство, не отягощённое издержками наподобие теократии или веками длящихся войн, и за последние несколько веков, ученым-схоластам удалось восстановить или заново открыть знание металлургии, электричества, аэронавтики, и атомной энергии. По морям ходят пароходы, небо бороздят аэронаосы, стратопланы, и турболеты, а пара-тройка городов-государств строит космические корабли. Завелась даже колония на соседней планете. При этом научные споры нередко решаются по старинке – поединком на мечах. Также вполне может оказаться, что ракету к стартовой площадке тащит слон, закованный в броню, потому что из окрестных гор может пустить стрелу голый местный житель, недовольный шумом, пугающим зверей. Все это относительное варварское благополучие довольно легко может оказаться под угрозой, например, из-за извержения вулкана, грозящего новым ледниковым периодом, или нашествия кочевников, или возникновения странного хтонического культа… а особенно того, другого, и третьего вместе.

---

– Это я со змеем здороваюсь, чтоб у него вопросов не возникло, – пояснил, на миг повернувшись назад, рулевой. – Объяснил, что мы тоже из его стаи, не голодны, и гона у нас нет.

Кайанкару накрутил на палец среднюю прядку своей бороды, почему-то посмотрел на Самбора, и сказал:

– Змей промахнулся, значит, ещё кому-то до заката не повезёт так же.

Двигатель загудел громче, и паром выкатился на пологий берег острова между слегка покосившимся и посеревшим от времени деревянным причалом и новой каменной пристанью. У пристани, где скучали один рыболов с удочкой и три охранника – один над водой у волкомейки[93], двое лицом к лесу с пищалями-длинностволками, – был пришвартован диковинного вида гидроплан – высокое крыло с двойным изломом, две огромных турбины между крылом и задранным вверх хвостовым оперением. Гидроплан был ярко раскрашен белым и голубым, а кромки крыльев, смотровых портов, и воздухозаборников турбин вообще блестели золотом. Ближний к парому борт украшала роспись – щит с золотой каймой, где на лазоревом поле две руки разных цветов соединялись в рукопожатии, одновременно вздымая посох, увенчанный широкополой шляпой. Стоявшие у деревянного причала чистенькие и ухоженные одномачтовые парусники в сравнении казались маленькими замарашками.

Раздался щелчок, гудение двигателя смолкло. Рулевой повернулся в сторону скамей с седоками, махнув рукой в сторону гидроплана с позолотой:

– Епарх уже здесь. Выходите первыми, почтеннейшие, кладь можете здесь оставить, её прямо в общинный дом отнесут.

Эрскин взял ножны в правую руку, поднялся со скамьи – колени особенно не жаловались – и направился вслед за Кайанкару к открытой матросом двери. От пристани, короткая, но широкая дорога с вделанными в покрытие рельсами вела к трём приземистым зданиям без окон, с картечницами на плоских крышах. Вдоль дороги росли небольшие стройные деревья со смешной пятнистой – как шкурка юмула – корой.

– Не лучше мне было с Рёгнвальдом поговорить без епарха? – спросил Самбор. – Кабы сперва не стратонаос[94], потом не конвой, был бы здесь на неделю раньше.

– Может наоборот выйти лучше при епархе, – обнадёжил электротехника Эрскин. – Если Рёгнвальду твой замысел понравится, Спило сразу и номисм на опыты кинет.

Посетители вошли в одно из приземистых зданий под бдительным взором стражей в серых с голубой оторочкой плащах тагмы Те́йхо (стражники на пристани были в таких же одеяниях – не иначе, к приезду епарха). Из проёма растворённой толстенной металлической двери несло холодом. Очень уверенный и вроде бы знакомый Эрскину мужской голос вещал:

– Нам удалось получить два вида синтеза: водород с литием в гелий и тяжёлый водород – в сверхтяжёлый. Первая предпочтительнее, поскольку выход энергии выше почти в шесть раз. Чтобы реакция шла при более низкой термокрасии[95], мы колеблем магнитное поле на частоте, синхронизированной с магнитной частотой лития-семь. Это и помогает с наиболее трудной частью, управлением мощностью реакции.

– Это ты верно сказал, Рёгнвальд, – сказал другой голос, ещё более уверенный. – Править легко, а управлять трудно!

– Какая мудрость, – восхищённо добавил третий голос, на слух, принадлежавший маленькой девочке.

За дверью находилось внушительной ширины и высоты цилиндрическое помещение, частично выдолбленное в скале, так что вошедшие оказались на круговой дорожке саженях в четырёх над полом. Значительную часть объёма занимали колонны двух чудовищных электромагнитов с покрытыми изморозью оболочками обмоток. Между магнитами помещалась окружённый змеившимися трубками прямоугольник, с участком посередине, сработанным из чего-то многослойного – прозрачные слои перемежались решётками – в несколько вершков толщиной. На вид всё это выглядело достаточно впечатляюще, конечно, если не сравнивать с чудовищной машиной для сжатия плазмы, построенной на севере, в Айкатте, мистагогом Фейнодо́ксо, сыном Ио́ло, или с ещё бо́льшими тороидальными устройствами восточного материка. Притом учёные севера и востока или не могли поддержать синтез, или даже и не стремились к его практическому использованию.

Примерно на одну восьмую круга противусолонь от входа по круговой дорожке, из-за огромной приборной доски виднелась обрамлённая венчиком русой растительности лысина Рёгнвальда Правого. Рядом с изобретателем стоял рослый и дородный муж в белоснежном с золотой вышивкой плаще поверх сиявшего в свете натриевых ламп золотом панциря-клива́ниона. Две пары охранников в цветах тагмы Пандоксо держалась по обе стороны приборной доски на почтительном расстоянии от епарха Спило. Больше в таком наряде – его и некоторые стародавние гегемоны Лимен Мойридио сочли бы немного броским для каждодневного ношения – красоваться было некому. Великолепие епарха дополняла державшая его под руку дева – обладательница загадочно писклявого голоса – с тонким станом, подчёркивающе облегаемым туникой из пятнистой шкуры неизвестного Эрскину животного. Животное не отличалось при жизни большими размерами – одеяние предоставляло раздолье скорее для взгляда, нежели для воображения. Возможно, дева была и хороша лицом, но убедиться в этом воочию не имелось прямой возможности, поскольку поверх её природных черт были резко нарисованы другие, преувеличенно-кукольные. Рёгнвальд простёр руку к магнитам:

– Опытный образец довольно большой, но в производстве, устройство будет размером с кувшин молока.

Вслед за последним уэлихским старейшиной, на альвское олово круговой дорожки вступили воин – судя по расцветке и дополнительным финтифлюшкам на плечах кливаниона и на шлеме, тагмата́рх[96] Пандоксо, – за воином, чиновник с посохом, и небольшой чиновничий прихвостень.

Спило наконец удостоил новоприбывших вниманием, обратившись сперва к носителю посоха:

– Паго́но, представь посетителей! Вы подходите поближе, не бойтесь. Не то чтобы я был добрый, но все другие ещё злее. И кланяйтесь, как Пагоно вас назовёт.

Прихвостень развернул перед чиновником свиток. Пагоно – злополучного корчмаря, получившего пулю в живот, звали как-то похоже – нахлобучил на нос очки и огласил первое имя:

– Кайанкару, сын Пайа́нанку, верховный вождь уэлихов!

Пагоно клацнул посохом. Вместо поклона, Кайанкару опустил обрядовый топор с плеча на пол – топорище произвело заметно более громкий звук, чем посох – и опёрся на него обеими руками.

– Нангониел, сын Кайанкару, наследный вождь уэлихов!

Нангониел смерил сперва чиновника, потом епарха взглядом, затем расщедрился на поклон где-то в полвершка. Другие представленные старейшины тоже особенно не старались выказать Спило почтение, хоть и не шли на нарочитое противостояние. Чиновник засунул нос в свиток:

– Эрскин сын Кленнана, старейшина клана Ра́нкен, мистагог мистерии аконитового дракона и староста цеха энергетиков Калопневмы!

Эрскин приложил тыльную сторону правой руки ко лбу, далее ладонь к груди, и опустил руку долу – его предки с предками Спило, насколько было ведомо истории, ничего не делили. По-прежнему углублённый в свиток, который держал перед его носом прихвостень, Пагоно закончил перечень:

– Самбор Пеплинский, сын Мествина, мечник гнёвский, схоласт мистерии янтарного дракона и член братства электротехников Волына!

«Мечник» ухмыльнулся, крутанул ус, и сделал что-то стародавне-учтивое правой рукой, одновременно шагнув назад.

Спило благосклонно кивнул и поманил к себе Самбора и Эрскина:

– Идите поближе к приборам, чтобы мудрость аконитовой и янтарной мистерий просветила наш опыт! Алазо́н, величайший полководец в истории, победитель Мале́ро, и тот имел в учителях мистика Рабдома́нто Фотаго́га, вдохновляемого Дакриодорой…

Рёгнвальд, не посвящённый в мистерии, без большой радости на лице кивнул.

– Так это ты взорвал аэронаос, обратил в бегство Синие Лезвия, и сбил из лука вертолёт? – обратился к Самбору епарх.

– С Лезвиями дело было не совсем так, – объяснил Самбор, – в бегство их обратил Арнгрим, корабельный мальчишка, а я только вызвал главаря на поединок.

– Но вертолёт-то из лука?.. – Он заходил с запада, я сообразил, что у нас стёкла зеркальные, ему мало что видно, ни сквозь стекло, ни в дыры от пуль. На борту случилась бухта сиилапанового троса, на случай неполадок. Я быстро привязал трос к стреле, и как он сделал второй заход, чтоб нас добить, выстрелил в несущий винт. Бухта и пошла мотаться на винт, а к другому концу Эрвиг приспорил разводной ключ. Как ключ долетел до втулки…

Самбор опустил голову, на миг замолчал, и закончил:

– По чести, заслуга за вертолёт – Пальнатоки с Фюна, он принял мою пулю!

– Чести тут на всех достанет, – изрёк епарх. – Мне вот загадка: как разбойники знали, на каком вагоне повезут жалованье дорожного товарищества? Края у нас богатые, беда только, что чужие не украдут, свои разграбят! Может, хоть с энергией вперёд севера прорвёмся… Дальше, Рёгнвальд!