Нелла Камышинская - Свобода

• Название: Свобода
• Автор: Нелла Камышинская
• Издательство: Журнал "Звезда"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015

---

Была у меня одна мысль, от которой делалось мне жутко. Нехитрая мысль. Я и сейчас улыбаюсь, так она проста и обычна. Жутко мне было порой сознавать, что Юкспор вечен.

А у подножья его лежит моя улица… Снег у нас не расчищают машинами, не вывозят за город. Ну, разве что пройдет снегопад. Тогда, конечно… А так — он сам оседает мало-помалу. Ну конечно, к концу зимы в первых этажах уже не жизнь. Вот только эти сугробы, что у окон, часто и скидывают жильцы… Но как же случилось, хотелось бы мне понять, что я — о последствиях я не думала — обзавелась и этим домом, и тем? А между ними тысячи километров. «Хоть разорвись». И не смогла уберечься, полюбила ту местность, привязалась так истово к тому дому… И без этого жить не могу. А говорят еще с такой убежденностью, что будто нельзя любить сразу двух мужчин, двух женщин. Почему же нельзя, если я могу иметь два дома!

Я размечталась вовсю и заметила, что улыбаюсь. И еще я заметила, что стою все там же — и ни на шаг не продвинулась. Видно, та женщина в сером халате оказалась уж сверхсердобольной… Я улыбалась невольно своим мыслям, и смутно мне слышалось шумное безобразие, поминутно вскипавшее в нашей очереди, и расторопная языкатость загорелой, цветущей продавщицы, которую я видела из-за голов, с золотыми высокими локонами и с настоящим золотом в ушах…

Вот только… Не решит ли Голубка, что я ушла? Совсем ушла и не вернусь? Вот это действительно нехорошо.

Но какое, однако, прозвище за ней сохранилось. Это богатство… Да что там — целое состояние! Я помню, как она получила его, — от нас же. От нашей старой компании, давно распавшейся, полудетской…

Нет, осенило меня, все в порядке: я ведь оставила в кресле сумку! Ничего такого она не решит.

Тут кто-то оглушительно закричал:

— Ну куда ты прешься?.. Свинья! Куда?.. Ты что, лучше нас? Или здесь стоят не люди? — голос был зычный, рассчитанный на хороший зрительный зал… или на зал гастронома. — Воевал? Да? На войне покалечило?.. — все, что он сказал потом, повторить невозможно.

Вот как… а я подзабыла, что такое и здесь, разумеется, можно услышать.

Я стала на цыпочки, но кто был жертвой, не смогла разглядеть… Но успех «артиста» был оглушительным: наша очередь вся задергалась и загоготала, как голодный табун.

— Нет, в самом деле. Вон женщина стоит!.. Она стоит себе и стоит. А могла ж попроситься без очереди. Как-никак — единственная женщина! А стоит.

И тут все обернулись ко мне. Они стали с интересом меня разыскивать (и нашли, конечно). У меня зарябило в глазах: два десятка ухмылок каких хочешь покроев, фасонов, размеров… Что за головы! Но их всех постигло, я весьма сожалею, очень большое разочарование. Я ж закаленный товарищ.

К мужским очередям меня приучил наш северный город. Стою — как обычно. Ни малейшей реакции.

Но очередь уже была разгоряченной…

— Идите сюда, женщина! — прокричал голос от самого прилавка.

— Да не стоит, — абсолютно искренне возразила я.

— Идите сюда! — командовали впереди. — Идите! Чего вы стесняетесь?! Чего вы будете там стоять? Отпустите этой женщине! — все это бурлило от чрезмерной или даже от бескрайней мужской решительности, через край выплескивались отвага, горячность, мускулистость мужского сердца…

Знаю я эту их воинственность.

Но я покорилась. Упорствовать было просто нелепо. Я подошла к бесформенной загогулине — вместо очереди — из сбившихся тел, толпящихся возле прилавка, и передала через спины, через головы свою бумажку. Ее энергично выхватили, перехватили и протянули продавщице. Та прокричала «Что давать?», эти слова еще несколько раз повторили озабоченные голоса, и наконец-то мне передали — из рук в руки — трепетно, как потерявшегося ребенка, бутылку сухого вина.

Уже в лифте я рассмотрела ее и оценила всю ее прелесть. И совсем не сухое, как оказалось (как получилось, не знаю), оно называлось прекрасно: «Старый замок». На нашем заброшенном полуострове таких вин не бывает. Да и таких теплых и терпко пахнущих зеленью вечеров — тоже!..

Когда Голубка вторично впустила меня в свой дом, я тихо, еще на пороге, спросила:

— Твой сынишка спит?

— Спит.

— А я абсолютно о нем забыла. И тут разглагольствовала… во весь голос… Могла ведь и разбудить!

— Нет-нет. Он спит крепко. Потом перед спальней есть еще небольшой коридор. Так что не слышно. Не беспокойся. И потом, — она говорила все это у меня за спиной, идя за мной следом в комнату, — у нас бывает и пошумнее. Он привык.

— Что у вас бывает? — переспросила я, усевшись в кресло.

— Всякое, — мягко ответила она.

— Вы разводились шумно?

— Мы еще не разошлись. Все еще тянется этот ужас. Но он не живет здесь! Нет-нет. Он здесь не живет. Но… наведывается.

— Да. Понятно, — хмуро кивнула я.

— Понимаешь… — Она хрустнула пальцами. Она, скорее всего, волновалась, но совсем незаметно. В этой женщине все что угодно текло незаметно. Вот только этот банальный звук ее выдал. — Мы никак не можем разрешить квартирный вопрос. Больной вопрос. Сегодня это очень больной вопрос.

Я соглашалась. Я кивнула.

— Эту квартиру я получила на своей работе. Это, по существу, моя квартира. Но он хочет, чтобы мы ее разменяли. Он хочет получить для себя комнату.

— А я в таких делах не смыслю. Я не знаю… у него есть на это право?

— Нет! У него нет права. Я уже тогда не жила с ним. И когда оформляла документы, то в графе «состав семьи» написала «два человека». Понимаешь? Так что мне ее сознательно дали на двоих. На меня и сына. Я даже не прописала его здесь!

— Тогда что же? Зачем ты его слушаешь?

— Ну… он страшно бьет на гуманность. Ты же его знаешь. Он стал таким жалким сейчас. Он бьет себя в грудь и кричит: «А как же я?»

— Ты правильно сделала, что разошлась с ним. Он мне всегда казался жалким. И он не стоит тебя. И потом, какой из него отец? Прекрасно сама вырастишь мальчика…

— Выращу… А ты как живешь?

— А я?.. А у меня не вышло с отпуском в прошлом году. Теперь отгуливаю за два года, благодать! Очень приятно сейчас жить в Киеве. Помнишь, как я рвалась отсюда куда глаза глядят? А теперь — всем вам завидую!

— Но ты ведь можешь сюда вернуться. В любой момент.

— Конечно. Но я… Повременю еще. Поднакоплю интереса к столичной жизни. К суете. Мне это пригодится.

— И денег. И денег накопишь. Вернешься сюда с большими деньгами.

— С большими не вернусь. Мы с Игорем не те люди. Ну да это все ерунда!

— Как ты живешь с Игорем?

— Хорошо. Я уже очень люблю ту местность. И ту жизнь, которую мы там ведем. Там ведь совсем другая жизнь. Все иначе! Ох, долго рассказывать, и с чего начинать, не знаю… Ты ведь представить себе не можешь: мы живем под сказочным небом! И круглый год на небе праздник, будней нет!..

— Твой Игорь — замечательный парень. У нас многие его вспоминают.

Я рассмеялась:

— Ты была всегда к нему… несправедлива!

— По-моему, он замечательный. Тогда… в то лето… Если б не он, я бы просто пропала.

— Открывай вино. Или я? Ты умеешь?

«Неужели она будет рассказывать? Если хочет, то пусть, конечно, рассказывает… Хотя и так представить себе все нетрудно! Но оборвать ее я не смогу. Что ж. Будет рассказывать — буду слушать…»

— Ты знаешь, чрезвычайно хочется взглянуть на твоего мальчишку! Может быть, если тихонько, я зайду к нему в спальню?

— Можно, конечно. Идем. Но там темно. Идем-идем!

Мы вошли в крошечную комнату. Здесь стоял диван — у двери, у окна — раскладушка… и, кажется, шкаф. Сквозь раскрытое настежь окно светил фонарь. На диване, хорошо освещенном, спал мальчик. Он был белокурым, как и Голубка. Короткие вихры лежали на подушке, стояли торчком, я видела только одну щеку и толстые, печально выпяченные губы. Они тоже лежали на подушке.

— Какой он у тебя большой! — прошептала я. — Сколько же ему лет?

— Четыре года.

— Громадный мальчишка!

Она промолчала и смотрела на сына с улыбкой. Вот ведь, показался кому-то громадным.

— Сосет подушку, — сокрушенно сказала она.

— Ну, это лучше, чем палец. А ты спишь вон там?

Она кивнула.

— Ясно. Мамы все одинаковы. Пойдем?

Мы возвратились в большую комнату, где, как мне сейчас показалось, было до странности тихо. Лишь за балконом шелестело: не то листва, не то мелкий дождь. В стекле балконной двери на какой-то миг отразилась я, а за мной Голубка. Наши бокалы сверкали от бокового света, что проникал из дальнего угла. Это были красивые, редкостные бокалы. Они были разного цвета — голубой и зеленый. Но из обоих к нашим губам притекало одно и то же вино, очень светлое, терпкое, чем-то напомнившее мне бруснику.

— Какие бокалы! — прошептала я. — Где ты их взяла?

— Подарили. Недавно.

— Дорогие…

— Дорогие.

Мы смолкли. Она была очень неразговорчива, но молчала легко, без мук. Держа бокалы в руках, мы безмятежно думали, каждая о своем. А я и не думала, я смотрела издали на смутные очертания городов и людей, которые сейчас отделились в памяти и повисли, словно пар, в самом темном углу, под потолком — в чужой, еще не обжитой комнате. Я и не пила, а только губой теребила глубокий узор на бокале…