Гордей Щеглов - Год 1863. Забытые страницы

• Название: Год 1863. Забытые страницы
• Автор: Гордей Щеглов
• Издательство: ВРАТА
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-985-6912-09-5

Книга повествует о малоизвестных страницах польского национально-сословного восстания 1863–1864 годов и посвящена главным образом судьбам двух православных церковнослужителей — священника Даниила Конопасевича и псаломщика Федора Юзефовича, убитых повстанцами. В книге содержатся интереснейшие факты и материалы, касающиеся сложных национальных, сословных и религиозных взаимоотношений в Белоруссии середины XIX века.

Настоящая книга представляет 3-е издание, исправленное и дополненное. Написана она на основе многочисленных архивных источников. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей, интересующихся гражданской и церковной историей Беларуси.

---

22 апреля 1856 года в Минском кафедральном соборе архиепископ Михаил рукоположил Даниила Конопасевича в сан диакона, а через неделю, 29 апреля, в сан священника. 16 мая иерей Даниил получил «ставленную» грамоту с назначением к Крестовоздвиженской церкви в местечко Богушевичи Игуменского уезда[32] на место служившего там ранее священника Михаила Малевича.

Местечко Богушевичи, куда отправился на служение отец Даниил, располагалось в 28 верстах от уездного города Игумена[33], возле реки Уса, при военно-коммуникационной дороге из Бобруйска в Борисов. Местная приходская церковь была деревянная, «утварью и облачением бедна»[34]. В состав прихода кроме местечка входили деревни: Головное Лядо, Калюга, Устья, Задобриче, Горки, Горецкая Слобода, Буково, Ганута, Малая Ганута и Подволожка. Прихожан насчитывалось менее полутора тысячи душ. Все они были крестьянского сословия и занимались исключительно земледелием.

Имение Богушевичи в то время принадлежало польским магнатам Свенторжецким. В полуверсте от местечка на горе у реки Уса возвышалась их богатая усадьба. Напротив усадьбы владельцы строили небольшой каменный костел в готическом стиле. От местечка усадьбу отделял огромный панский фруктовый сад.

Кроме Богушевич Свенторжецким принадлежали и другие имения, общая площадь которых равнялась едва ли не целому уезду. Одним словом, это были крупные и весьма зажиточные землевладельцы, пользовавшиеся большим влиянием среди окрестных помещиков.

До этого всеми делами в имении заправляла его хозяйка — Анна Алексеевна, прозываемая местными крестьянами Свенторжечиха. Пользуясь слабоволием мужа Чеслава Фаддеевича, она самовластно распоряжалась всем и во всем. В округе Свенторжечиха была печально известна чрезвычайным немилосердием в отношении к собственным крепостным «хлопам». Своей редкой жестокостью она уступала разве что пресловутой пани Паулине Стоцкой (урожд. Богуш), сосланной в Сибирь за крайне жестокое обращение с крестьянами. Вот несколько примеров жестоких выходок богушевичской помещицы, запечатлевшихся в народной памяти.

Как-то к Свенторжецким в Богушевичи съехалось множество гостей, и пани Свенторжецкая для чего-то потребовала у жителей сразу сотню лошадей. Однако крестьяне не смогли вовремя выполнить это требование. Тогда разгневанная помещица приказала отобрать у населения все заготовленные для отопления дрова. А между тем надвигалась зима. Чтобы не погибнуть от холода, жители местечка стали семьями переходить к соседям, а пустые жилища разбирать на дрова. В конечном итоге пришлось спалить большую часть домов, после чего около 300 семей вынуждены были покинуть Богушевичи и искать пристанища в других местах[35].

Рассказывали, что своих прачек за неаккуратную стирку или глажение белья Свенторжечиха наказывала тем, что приказывала провинившихся гладить горячим утюгом по голому телу. Случалось, что за небольшие провинности после обычной экзекуции на конюшне виновных по ее распоряжению ставили в сажалку (копаный пруд), привязав веревкой к специально приспособленному столбу. В осеннюю стужу многие не выдерживали этой пытки и мучительно умирали от побоев и переохлаждения[36].

В конце концов, местная власть, долгое время закрывавшая глаза на дикие выходки помещицы, вынуждена была все же обратить должное внимание на многочисленные жалобы. Губернское начальство снарядило следствие, которое действительно выявило немалое число смертельных случаев среди богушевичских крестьян от телесных истязаний. По приговору суда супругов Свенторжецких лишили права проживать в имении Богушевичи и выслали оттуда, а Чеслав Свенторжецкий, кажется, даже провел некоторое время в остроге. Позже Анна и Чеслав Свенторжецкие поселились близ Минска в имении Трясковщина (Тржасковщизна)[37].

Некоторое время имением Богушевичи управлял назначенный дворянской опекой некий поляк — пан Довнар. Но вот пришло время, и в Богушевичи прибыл, окончивший в 1853 году образование в Виленском дворянском институте, единственный сын и наследник Свенторжецких — Болеслав[38]. Женой его была пани Лаура Казимировна Завадская, племянница известного богача-магната Льва Ошторпа[39], бывшего, между прочим, крестным самого Болеслава. Молодой Свенторжецкий особыми талантами не выделялся и служил писарем в Минском дворянском депутатском собрании. Однако владение обширными имениями делало его весьма амбициозным. Проживал он то в Богушевичах, то в одном из имений супруги — Черкасах, недалеко от Минска, видимо, чтобы быть ближе к службе.

Болеслав заметно отличался от родителей более человечным отношением к крестьянам, но порой и у него проявлялась наследственная гневливость. Так, например, Свенторжецкий задержал как-то в лесу Анну Лукшу из деревни Осаново, собиравшую недалеко от его имения ягоды. Отобрав ягоды, помещик жестоко избил крестьянку. В другой раз он передал полиции список людей, которые якобы совершили порубку в его лесу, чего в действительности не было. Крестьян за это арестовали и подвергли экзекуциям в полиции[40]. В 1859 году возникло дело по обвинению Болеслава Свенторжецкого в том, что он выстрелил из ружья в крестьянина имения Леонорово Василия Харлановича при порубке им господского леса. Однако вину Свенторжецкого доказать не удалось[41].

Впрочем, проявлявшиеся по временам у Болеслава вспышки гнева благополучно угашались его супругой Лаурой, которая, имея по природе мягкий и добрый характер, умиротворяюще влияла на мужа.

В свое время, живя сиротой на воспитании в доме дяди-магната Ошторпа и видя баснословную, доходящую до сумасбродства, небывалую роскошь его жизни и, можно сказать, королевскую обстановку его дворца — замка в Дукоре[42], Лаура, благодаря природной наблюдательности, видела, чьими трудами добывается эта роскошь. Дукорские крестьяне действительно стонали под тяжким ярмом богача-владельца. Мало того, Ошторп сумел добиться, чтобы местную православную церковь переделали в костел, а самих православных крестьян принудил перейти в католичество[43]. Блистательно-роскошная жизнь дяди и рядом вопиющая нищета подъяремных крестьян заставляли молодую пани задумываться над этим контрастом жизни, и в ее душе постепенно созревало сострадательное отношение к простым людям. Такое направление ее душевных чувств еще больше утвердилось после неожиданной гибели дяди-богача во время проезда из Минска в Дукору через реку Свислочь. Ошторп ехал в открытой коляске с тремя дочерьми. Кучер, который вез их, рассказывал, что когда въехали на мост, шторп, довольный и гордый собой, сказал: «Теперь тут нет России», но в ту же минуту мост обрушился и экипаж полетел в реку. Место было неглубокое, все остались живы, один только магнат умер, видимо, от апоплексии. Рядом с мостом находилась корчма. Хозяин-еврей с работниками и кучер вытащили тело Ошторпа и положили в корчме, а позже перевезли в замок. Примечательно, что никто из крестьян не пришел проститься с покойным[44]. Зато в Дукору прибыло много господ, которых к этому дню Ошторп пригласил на званый обед. Но вместо веселого обеда гости попали на поминки знаменитого богача[45].

Утвердившись таким образом в добрых и сострадательных взглядах, пани Лаура старалась впоследствии влиять и на Болеслава, смягчая возникавшие в имении напряженные ситуации[46]. В отличие от многих представителей своего круга молодая Свенторжецкая не имела и того презрительного отношения к «хлопской вере», которое открыто выказывали паны-поляки к православным, и с неподдельным почтением относилась к богушевичскому священнику Даниилу Конопасевичу.

Надо сказать, что к отцу Даниилу с уважением относилась не только хозяйка имения. Появившись на приходе, он очень скоро снискал к себе расположение прихожан как человек добрый, доступный и некорыстолюбивый. При небольшом по тем временам годовом жаловании в 140 рублей он все требы исполнял даром, за что пользовался особой любовью у бедных крестьян. Кроме того, отец Даниил был и хорошим проповедником. «Паству поучает с усердием», — неизменно характеризовал его местный благочинный в приходской клировой ведомости. Пользуясь уважением среди прихожан, отец Даниил имел определенный авторитет и у соседних священников. Нередко они обращались к нему за помощью в составлении проповедей, особенно священники старшего поколения, бывшие униаты. И отец Даниил никому не отказывал в этой услуге: писал для них проповеди на разные темы и, кроме того, по просьбе тех же священников, малоопытных еще тогда в канцелярской работе, составлял метрические книги, годовые ведомости и отчеты по приходу. Делал это отец Даниил по дружбе, безвозмездно и с полной охотой. За это священники-соседи его любили и, зная, что он никогда не откажет, без всякого стеснения обращались в затруднительных ситуациях[47].

Вместе с тем отец Даниил жил обычной жизнью сельского священника. Кроме пастырских обязанностей он, так же как и его прихожане, вынужден был вести домашнее хозяйство, разделяя вместе с другими превратности нелегкой селянской доли. Так, в начале лета 1860 года в Богушевичах случился общий падеж скота, не оставивший в местечке ни одного животного. В хозяйстве отца Даниила пало две пары волов, пять дойных коров, три телушки и бычок, общей стоимостью в 184 рубля. Нажитая в течение четырехлетнего хозяйствования скотина составляла все богатство семьи Конопасевичей, у которых уже в это время была годовалая дочь Эмилия, а также жила на попечении 16-летняя сестра Елены Ивановны — Александра.