Александр Беляков - В полет сквозь годы

• Название: В полет сквозь годы
• Автор: Александр Беляков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Как правило, несколько крестьян совместно строили небольшой рубленый дом с окнами почти во всех стенах - так называемую светелку. Один из совладельцев светелки был старшим, и называли его заглодой. Ткачество в русских деревнях не было простым ремесленничеством, оно требовало умения, мастерства, души.

Но вот началась русско-японская война. Отец получал газеты, журнал "Ниву", которые читались дома вслух, а я уже знал о гибели нашей эскадры на Дальнем Востоке, все мы переживали гибель крейсера "Варяг".

На дне сундука у отца хранилась трехрядная гармонь. Однажды он достал ее оттуда, и разлились чарующие звуки народных мелодий. Я сидел, словно завороженный, а отец разучивал ставшую известной песню:

Наверх вы, товарищи, все по местам, Последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый "Варяг", Пощады никто не желает...

Я до того был увлечен словами и мелодией песни, что не отстал от отца до тех пор, пока он не обучил меня играть на гармонии эту несложную песню. С тех пор постоянно и неудержимо влечет меня к русским народным инструментам, к нашим родным русским напевам.

Кроме гармонии у отца была скрипка. Он знал ноты и в сопровождении ее устраивал с односельчанами песнопения на два и даже па три голоса. Такие спевки обычно заканчивались беседами мужиков о жизни, курением крепчайшего самосада. Махорочный запах долго держался в школе.

Если учесть, что среди односельчан было много неграмотных, вполне понятным станет всякое взаимное стремление к общению. Но общественная деятельность учителя этим однако не ограничивалась. В свободное время отец помогал парням и девушкам разучивать хороводные песни, а из взрослых крестьян организовал пожарную дружину. Огонь для каждой деревни - страшное бедствие, поэтому убедить мужиков сложиться и построить пожарный сарай было нетрудно. Вскоре в деревне появилась ручная пожарная машина с брезентовыми рукавами, двухпоршневым насосом. Четко было расписано, кто дает для перевозки машины лошадей, кто действует баграми и тушит пожар из брандспойта, а кто качает насос.

Помимо этого отец нередко вел с крестьянами беседы на сельскохозяйственные темы, особенно пропагандировал садоводство. Крестьяне относились к учителю с большим уважением, помогали, чем могли.

Отдавая все время школе, общественной работе, отец иногда все-таки выбирался и на охоту. Однажды зимой я видел, как он на лыжах после окончания классных занятий отправился в лес. Лыжи были широкие - охотничьи. Не прошло, помню, и пяти минут, как раздался выстрел из ружья, и немного спустя отец вернулся с убитым зайцем. Для меня он тоже смастерил лыжи, ж я стал ходить с ним по охотничьим тропам.

Надо сказать, что охотились мы не ради спортивного интереса. Семья по-нынешнему-то была немалая: отец, мать, бабушка Зиновья, трое подростков. А жалованье у сельского учителя всего лишь 25 рублей в месяц. Много это или мало - можно судить по докладу Богородской земской управы земскому собранию в 1905 году.

Вот средние цены на продукты:

- мясо 1 фунт - 15 копеек,

- хлеб (черный) 1 фунт - 2 копейки,

- яйца 1 десяток - 21 копейка,

- молоко 1 бутылка - 5 копеек.

Было подсчитано, что для нормального питания одного человека в год (с сахаром и чаем, но без белого хлеба) требуется 128 рублей 7 копеек, а средний расход на одежду в год составляет 148 рублей 93 копейки. Всего в год 277 рублей. Это на одного человека. А как же семья? Годовой заработок учителя даже с приплатой губернского земства не превышал 300 рублей. И мы едва сводили концы с концами.

Вот как подытоживает свой доклад об отчаянном материальном положении сельского учителя в 1905 году Богородская уездная земская управа: "Силою обстоятельств поставленный учителем народа, он силой же обстоятельств не может свести до минимума свою потребность в пище и поэтому не может учиться сам... Он вынужден быть просветителем, ничего не видя далее околицы той деревни, к которой он прикован... С остановившимся развитием, ограниченный в своих стремлениях, замкнутый, разменявшийся на заботы о своем пропитании, вот тот тип учителя, которого мы не желали бы иметь. К чести - большинство учителей не отливается в подобные формы".

Ясней и проще материальные недостатки, которые постоянно преследовали нашу семью, характеризует моя мать. Вот одна из ее записей: "26 марта мы решили писать расходы и приход. Нам почему-то кажется, что у нас уходят деньги на ненужные вещи.. Проживаем денег много, но ничего не купили, чтобы было видно и теперь. Кроме долгу ничего нет. 140 рублей долгу - это просто ужас, и когда это все будет уплачено и вздохнешь свободно? Вася дуется больше меня и тоже повторяет: "Черт знает, когда это кончится"...

А шел 1905 год - начало первой русской революции. Я уже знал, что бастуют нижегородские железнодорожники, в Павловском Посаде - рабочие. Отец стал постоянно куда-то отлучаться, говорил - на собрания, но о них не рассказывал, и вскоре у него появился маузер, немало встревоживший мать.

Сейчас трудно судить, какое участие в революционных событиях принимал сельский учитель Беляков. Мне было только восемь лет, но при всех трудностях и проблемах, которые выдвигала перед нашей семьей жизнь, я вспоминаю свое детство как яркое, светлое, чудесное время, полное интересных и удивительных впечатлений.

В том памятном 1905 году отец посадил меня за парту. Грамоте в семье нас обучали рано, поэтому я попал сразу во 2-е отделение и через два года закончил начальную школу. После выпускных экзаменов встал вопрос: что же дальше? В Богородске и Павловском Посаде средних мужских учебных заведений не было. Учиться в Москве - недоступно. Родители же очень хотели дать нам хорошее образование.

На помощь пришел старинный приятель нашей семьи Иван Алексеевич Масляников. Получив место преподавателя в Рязанской гимназии, он согласился взять меня на воспитание.

К назначенному сроку мне сшили две пары гимназической формы, длинную шинель - на вырост, и отец отвез меня в чужой город. На расходы оставил один рубль серебром и медяками. Началась новая, незнакомая мне жизнь. Открылась дорога к образованию, за что я по сей день благодарен И. А. Маоляникову.

Рязанская гимназия - старейшее учебное заведение города - располагалась в красивом здании, украшенном шестью колоннами ионического стиля. Ко времени, когда я поступил туда, гимназия насчитывала уже более ста лет своего существования, и на протяжении всего долголетия оставалась классической, то есть с преобладанием гуманитарных наук. Мы изучали четыре языка: русский, латинский, французский, немецкий. На первом месте стоял всегда, конечно, закон божий. Но были и такие предметы, как законоведение, природоведение, история, математика, физика, география, гимнастика.

Стоит ли говорить, с каким трепетным чувством поднимался я по широкой лестнице в гимназию. Вот парадное - двойные двери в толстой стене первого этажа. За дверями большое помещение с несколькими массивными колоннами - это наша раздевалка. В ней отдельно стоящие деревянные вешалки - каждая для учеников одного класса.

Из раздевалки дверь направо - написано: "Фундаментальная библиотека". Это для учителей. Дверь налево - ученическая библиотека, в перемену шумная, с толкотней, очередью. Затем две широкие металлические лестницы с перилами на второй этаж - в актовый зал и к классным помещениям.

Занятия начинались по звонкам, и для этого был приставлен старичок Абрамов. В специальной форме (что-то вроде ливреи), он звонил ярко начищенным медным колокольчиком, и гимназисты бежали со двора, словно угорелые, - скорее от избытка энергии, чем от усердия к учебе. Построившись в колонны парами, мы следовали в актовый зал, где нас уже ожидал священник законоучитель отец Сергий. Один из бойких учеников читал молитвы, затем законоучитель поднимался на кафедру и оттуда доносил до нас какой-либо эпизод из евангелия. При этом не упускал случая указать нам на необходимость поста, объяснял пользу постных дней для желудка.

Закон божий изучался восемь лет подряд. Кроме того, мы, ученики гимназии, были обязаны посещать церковные богослужения: каждую субботу всенощную и каждое воскресенье - обедню. Но все эти усилия, однако, не достигали основной цели - сделать из нас, как говорилось, "истинно верующих людей". Познавая природу и ее физико-математические законы, мы со все более усиливающимся недоверием относились к евангельскому мифу о сотворении мира в шесть дней. Затем познакомились с учением Дарвина и по-новому оценили идеи возникновения жизни на нашей планете.

Из преподавателей русского языка наиболее благодарную память оставил Михаил Владимирович Самыгин, который вел у нас занятия первые шесть лет. В отличие от других учителей Михаил Владимирович .был человеком прогрессивных взглядов, большой почитатель античной литературы, былинного эпоса. Впоследствии, уже учеником старших классов, я узнал, что Михаил Владимирович - незаурядный писатель. Мне удалось прочитать ряд его рассказов, роман "Вами казненный" - гневный протест против рутины и реакционности дореволюционного общества. Все было написано ярко, интересно.