Алёна Кручко - Осенний перелом (СИ)

• Название: Осенний перелом (СИ)
• Автор: Алёна Кручко
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2015

Графу фор Цирренту, начальнику Тайной Канцелярии королевства Андар, текущих проблем хватает с головой: королю осталось недолго жить, и не всех устраивает официальный наследник, да еще маги недовольны попыткой короны ограничить их вековые права. А тут вдруг таинственный труп, не менее таинственная девушка из другого мира и куча внезапных неприятностей…

---

Служанку звали Солли, и напоминала она Жене двоюродную бабушку Лизу. Такая же невысокая, щуплая, словно высохшая с годами, но бойкая и шустрая, как электровеник. И говорит в точности, как бабушка Лиза — быстро, увлеченно, сочувственно, всплескивая руками, задавая миллион вопросов и не давая вставить ни слова в ответ, так что можно особо и не вслушиваться.

Женя сидела в глубоком кресле, сложив руки на коленях и сцепив пальцы в замок, а Солли тарахтела и тарахтела, ловко выгружая из огромного шкафа охапки белого, розового, кремового, пышного, кружевного — по всей видимости, домашние шмотки некой «барышни Цинни». Вынет, встряхнет, покачает головой, разложит на огромной кровати, оглянется на Женю, вздохнет:

— Барышня такая худенькая! Ушивать и ушивать…

Комната, наверное, тоже принадлежала этой самой барышне Цинни. Будуар, спальня, или как там оно называется. Ничего так комнатка, во всю Женину квартиру размером. Кровать два на два метра, бархатный балдахин глубокого синего цвета, светло-бежевое покрывало расшито синими и золотыми птицами, и такой же, в птицах, тканью обиты стены, аж в глазах рябит. Особенно, когда на золотую вышивку падает солнце из широкого окна. Шкаф из такого же темного дерева, что и кровать, два кресла, обтянутые синим бархатом, синие же шторы на окне и перед дверью — зачем, спрашивается, дверь завешивать, чтоб подслушивать удобней было? Светлый ковер на полу, ради разнообразия однотонный. Зеркало мало того что во весь рост, еще и шириной метра полтора — танцевать перед ним, что ли? Еще одно зеркало, трехстворчатое, над столиком для косметики, а перед столиком мягкая низкая табуреточка — снова синий бархат, вытертый, сразу ясно, что на этой табуреточке сиживали подолгу и со вкусом. В углу у окна скромно примостился не то секретер, не то письменный стол с полочками-ящичками. Недурственно живут местные барышни.

— А искупаться можно? — улучив момент, когда болтливая служанка переводила дух, спросила Женя.

— Ох, и правда! — Солли всплеснула руками, уронив очередную охапку, на этот раз бледно-голубого в синий мелкий цветочек. Незабудки, наверное. — Я и не подумала, уж если вас, барышня, в Чародейный сад угораздило, так выкупаться точно надо! Смыть с себя волшбу. Сейчас, барышня, вы поглядите покуда, что нравится, а я велю воду греть.

Интересненько. А если, значит, не волшбу смывать, то купаться не обязательно? Грязь тоньше миллиметра не мешает, а толще — легко сколупывается? Ну и попала, вот уж точно средневековье!

Мама дорогая, а если окажется, что у них и прокладок нет!.. Женя застонала вслух. Конечно, нет, откуда бы им взяться! Еще вопрос, придумали ли здесь хотя бы банальную марлю, или долгими зимними вечерами благородные дамы щиплют корпию для интимных нужд.

Женя сползла с кресла, подошла к кровати, поворошила кружевные россыпи. Вытянула нечто в складочку и с оборочками, при ближайшем рассмотрении оказавшееся панталонами до колен. И вот это здесь вместо нормальных трусиков?!

Когда служанка вернулась, Женя рыдала, сидя прямо на полу рядом с кроватью и уткнувшись носом в жесткую золотую вышивку на покрывале.

— Плакала? — переспросил граф фор Циррент, глядя в жалостливые глаза старой няньки.

— Уж так рыдала, — закивала Солли, — чуть сердце не разорвалось. Бедное дитя, у кого только рука поднялась на невинную овечку!

Граф с трудом подавил неуместный смех. Уж на кого барышня не тянула точно, так это на невинную овечку! Но у женщин свой, особенный взгляд, часто парадоксальный, с мужской точки зрения нелогичный, но более глубокий и, в конечном счете, безошибочно верный. По крайней мере, у того типа простодушных, но по-житейски мудрых женщин, к которому относилась старая нянька его сестрицы.

Что ж, мнение Солли падает на чашу весов, помеченную биркой «невиновна». А на другую — простая мысль: нет лучшего способа разжалобить старую, очевидно добрую и простодушную служанку, чем хорошенько, от души порыдать. Это вам не начальник Тайной Канцелярии.

— Где она сейчас?

— Купается. Я велела нагреть воды с мятой и рябиной, от дурной волшбы.

— В ее случае это вряд ли поможет, но спасибо, Солли. Никто лучше тебя не позаботится о бедной девушке.

— Бедняжка поживет пока у нас, господин граф?

— Пожалуй. Не так легко скрыть присутствие в доме посторонней девицы, но не бросать же ее на произвол судьбы. Если расследование затянется, я напишу Цинни. А пока, Солли, прошу тебя, держи сама рот на замке и предупреди всех, кто помогает тебе с ней. Сама понимаешь, речь идет о репутации девушки.

Солли снова закивала, поахала, посетовала, что барышня Цинни живет теперь «среди этих ужасных тирисских туманов» и убежала, пообещав привести «бедное дитя» к обеду в приличном виде.

Варрен фор Циррент посидел некоторое время в тишине, отдыхая от болтовни старой няньки, а потом вызвал Ланкена — своего доверенного секретаря.

Ланкен жил в семье фор Циррентов сорок лет. Служил еще отцу Варрена, вправлял мозги его непоседливому отпрыску, прикрывал невинные юношеские шалости, по приказу старого графа сопровождал семнадцатилетнего Варрена на войну — и научил там куда большему, чем вечно пьяный полковник, к которому молодого фор Циррента приставили порученцем. Помог справиться с потерей, когда не стало отца. Стал незаменимым советчиком и хранителем тайн. Варрен ценил его преданность, здравый смысл, знания; но отношение его к Ланкену определяло совсем не это. Ценил граф фор Циррент многих, Ланкена он любил — почти как отца.

Ланкен явился почти мгновенно — очевидно, ждал вызова. И заговорил первым, что последние лет десять случалось крайне редко.

— Во что ты ввязался, Варрен?

— Ты о чем? — граф поймал себя на ностальгической улыбке: так Ланкен говорил с ним лет, пожалуй, двадцать — двадцать пять назад. Приятно хоть на мгновение снова ощутить себя бесшабашным юнцом.

Ланкен подошел ближе, покачал головой и вдруг улыбнулся в ответ.

— Переодетые девицы, мой бог! Двадцать лет назад я не удивился бы. Кто она? Не пытайся меня уверить, что это банальная интрижка.

— И не думал, — улыбка графа стала шире.

Ланкен хмыкнул и сел в свое любимое кресло напротив окна.

— Нашли в Чародейном саду, без памяти! На Перелом, конечно, и не такое случается, но…

— Такого еще не случалось ни в один Перелом, — покачал головой граф. — Насколько я знаю. Странная история, Ланкен. Очень странная. Что ты скажешь о девице?

Ланкен задумчиво пожевал губами.

— Пока ничего.

— Почему?

— Слишком она… — старик запнулся, подбирая слово, что бывало с ним крайне редко: — Противоречива. Бесстыдный вид, но ни следа кокетства. Неуверенность и раскованность. И еще…

— Что, Ланкен?

— Это точно девица? Не юноша?

— Забавно… — вдвойне забавно, если вспомнить, как долго сам граф смотрел на девушку, а видел перед собой дерзкого мальчишку. — Солли как раз сейчас помогает ей принимать ванну и примерять юбки моей сестрицы, можешь спросить у нее. Откуда сомнения, Ланкен? Что тебя смутило?

— Не знаю, — старик задумчиво пожал плечами. — Что-то есть в ней такое… резкое? Нет, бывают и дамы резкими. Эдакое нечто, именно что не женское…

— Подумай. Присмотрись, она будет обедать с нами. Мне нужно понять эту девушку.

Ланкен почесал переносицу, спросил:

— Что с ней не так, Варрен? Она не похожа на жертву.

— Именно, — хмыкнул граф. — Не похожа на жертву. Я расскажу после обеда, сначала посмотри на нее.

— Свежий взгляд? Тебе давно не требовалась помощь в умении судить о людях.

— Сейчас нужна.

На несколько мгновений в кабинете сгустилось молчание. Потом — одновременно — Ланкен встал, намереваясь уйти, а граф заговорил.

— Скажи, Ланкен, давно я последний раз боялся?

Старик ответил спокойно, как отвечал на вопросы о погоде или о свежей почте:

— Семь лет назад, в зимний Перелом. Когда болела барышня Цинни.

— Да, — граф с силой растер лицо ладонями, откинулся на спинку кресла и посмотрел снизу вверх в выцветшие глаза Ланкена. — Так вот, я боюсь. Хуже того, боюсь, что эта девочка не врет. Что я прав в своей симпатии к ней. Что она… ладно, хватит! Поговорим после обеда. Иди, Ланкен. Обед уже через полчаса, мне надо подумать.

— Барышня, ручки сюда… опускайте… спинку ровно… ох, барышня, барышня, что ж вы такая худенькая! Обед через полчаса, ушить никак не успеем, только булавками сколоть!

Женя вздохнула:

— Ну, давайте булавками…

Местная мода была не то чтобы совсем ужасна, но девушку, привыкшую к джинсам, пугала. Женя слабо представляла, как сможет сделать хотя бы шаг в том, прости Господи, «домашнем платье», которое на нее напялили.

Юбка нижняя батистовая, в миллион мелких складочек, от которых бедра кажутся вдвое толще. Юбка нижняя вторая, тоже батистовая, широченная, как раз чтобы хватило прикрыть весь этот миллион складочек, с зубчатой кружевной каймой по подолу. Платье… ох, платье, спасибо, добрая Солли помогла, сама бы с ним ни в жизнь не справилась! Издевательство, а не платье! Узкий корсаж — на Женю почти в самый раз, но если вспомнить, как Солли причитала о ее худобе… интересно, хозяйка этого платья дышать в нем могла? Глубокое декольте, пышные рукава-фонарики, складки и кружавчики, в зеркало стыдно смотреть. И юбка! Мало двух нижних, так еще и эта уложена широкими складками, как… как драпированные шторы в актовом зале у них в школе! Женя истерически засмеялась, всхлипнула и прикусила кончики пальцев. Хватит рыдать. Это ненадолго. Перенесли сюда, перенесут и обратно, к родным джинсам, автобусам и интернету.