Брайан Ламли - Порча

• Название: Порча
• Автор: Брайан Ламли
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91377-045-5

Ламли давно считался мастером «мифов Ктулху», поджанра, сформировавшегося под влиянием работ Лавкрафта, но только в 1986 году, оставив карьеру военного, писатель выпустил новаторский роман ужасов «Некроскоп» о Гарри Кифе, человеке, умеющем говорить с мертвыми, и в одночасье стал знаменитым. Двадцать лет спустя «Subterranean Press» осуществило переиздание этой книги в роскошном оформлении со множеством иллюстраций Боба Эгглтона.

«Невозможно отрицать влияние Лавкрафта на мою „Порчу“, — признается автор, — потому что лавкрафтовские Морские Существа, так замечательно изображенные в его повести „Морок над Инсмутом“ („Shadow Over Innsmouth“) и мелькающие в других произведениях, всегда очаровывали меня. И не только меня, а целое поколение авторов, многие из которых родились спустя годы после трагической безвременной кончины мастера.

Повесть „Порча“, как и „Колокол Дагона“ („Dagon's Bell“) и „Из глубины“ („The Return of the Deep Ones“), явилась результатом размышлений на тему: что, если бы некоторые члены Тайного ордена Дагона нашли способ бежать или эмигрировать из пришедшего в упадок старого Инсмута и объявились бы где-то еще? Например, в Англии».

---

— Инсмут? — сказал старик. — Да, я припоминаю тот случай. Но, кажется, вы тогда сильно разволновались. И, Джилли, наблюдая за вами как врач — или как бывший врач, — я вижу, что странные или необычные темы оказывают на вас очень неприятное действие. Вы уверены, что хотите услышать рассказ про Инсмут?

— Правда, некоторые разговоры на меня плохо действуют, — признала она, — и в то же время меня увлекает все связанное с историей моего мужа или его родни. Особенно все, что касается его генеалогии. — Она заговорила быстрее: — Ведь что мы на самом деле знаем о генетике — о тех чертах, что передаются из поколения в поколение, о том, что достается нам от предков? Мне думается, я слишком долго ничего не хотела знать о прошлом Джорджа. Здесь такое творилось, Джеймс… — Она схватила его за руку. — Жуткие перемены, нечеловеческое уродство… и мне нужна уверенность, что такое не повторится ни со мной, ни с моей дочерью! — Она бормотала так быстро, что слова сливались. — А если все же повторится, я должна знать, что делать… что делать, если…

И тут она замолчала как отрезала, даже не закрыв рта, словно осознала вдруг, что наговорила слишком много, слишком быстро и слишком уж отчаянно.

И старик после долгого молчания тихо сказал:

— Может, мне лучше повторить вопрос, милая: вы уверены, что хотите услышать от меня об Инсмуте?

Джилли глубоко вздохнула, усилием воли усмирила дрожь тонких рук, лежавших на подлокотниках кресла.

— Да, я действительно хочу узнать все об этом месте и его жителях, — проговорила она.

— А когда я уйду и вы останетесь одна, что вам приснится ночью, Джилли? Честно предупреждаю, вас вполне могут преследовать кошмары.

— Я хочу знать, — твердо ответила она. — Кошмары — да, вы правы, лучше бы без них. И все же я должна знать.

— Энни говорила, у вас остались от мужа какие-то книги, — продолжал отговаривать ее Джемисон. — Не лучше ли поискать ответа в них?

— В книгах Джорджа? — Она пожала плечами. — Эти жуткие книги. Он прямо зарывался в них. Но когда прошлым летом сгребали и жгли водоросли, я попросила Энни бросить их в огонь. — Джилли нервно и, пожалуй, виновато передернула плечами. — Что удивительного? Все равно я не могла бы их прочесть: они были не на английском, я даже не могла узнать язык. И хуже того, от них исходило такое… К ним даже притронуться было противно.

Старик кивнул, прищурившись:

— И вы хотите, чтобы я рассказывал об Инсмуте, когда от одной мысли о нескольких заплесневелых книжонках вам делается плохо? И вы попросили девочку их сжечь, даже не зная, сколько они стоят и о чем они? Вы знаете, может быть, хорошо, что я вовремя появился, Джилли. У вас явно навязчивая идея, а навязчивые идеи слишком легко переходят в психоз. И потому…

— Вы не хотите со мной говорить, — закончила она за него и откинулась в кресле. — Я больна от беспокойства — или, может быть, из-за своей «навязчивой идеи», если хотите, — и вы не желаете мне помогать.

Старик сжал ее руку, покачал головой.

— О Джилли! — воскликнул он. — Вы меня неправильно поняли. Психология совсем недавно стала областью медицины, но я не так уж стар, чтобы совершенно ею не интересоваться. Нет, я кое-что знаю о человеческой психике: более чем достаточно, чтобы заверить вас — с вашей все в порядке.

Она ошеломленно уставилась на него, и Джемисон пояснил:

— Видите ли, моя дорогая, вы наконец открылись, открыто осознали свою проблему и тем самым сделали большой шаг к тому, чтобы от нее избавиться. Так что я, конечно, готов вам помочь.

Она облегченно вздохнула и, овладев собой, спросила:

— Но если для этого требуется рассказать мне про Инсмут?..

— Пусть будет так, — согласился старик. — Только прошу вас меня не перебивать, потому что я очень легко сбиваюсь.

И когда Джилли с готовностью кивнула, он начал…

— За время своей практики в Инсмуте я встречался с очень странными и прискорбными случаями. В этих местах обычны были родственные браки, так что в местных жителях течет порченая кровь. Я бы предпочел подобрать иное выражение, но не могу найти более точного. И «инсмутская внешность» — так говорят об очень странной, почти нечеловеческой наружности некоторых горожан — о главном симптоме порчи.

Впрочем, среди множества мифов и легенд, связанных с этим городом и с внешностью горожан, есть несколько весьма причудливых, дающих противоположное объяснение: они утверждают, что дело не столько в родственных браках, сколько в смешанных… что «порчу» вызвала связь между моряками-горожанами и женщинами с одного из островов Южных морей, с которым местные много торговали в старину. Более того, легенды говорят, что распутные «морские волки» заводили связь не только с туземными женщинами, но и… думаю, об этом лучше пока не упоминать, поскольку слухи такого рода вполне могут оказаться чистой фантазией.

Хорошо, однако по поводу происхождения или источника городских проблем — я имею в виду реальный источник, — вполне возможно, тут есть по меньшей мере некоторая связь с этими давними морскими торговцами и тем, что они привозили из своих странствий. Безусловно, некоторые из них женились на туземках и привозили их на родину — что в наши дни никого бы особенно не взволновало, но в середине девятнадцатого века к такому относились весьма неодобрительно, — а эти женщины, в свою очередь, могли захватить с собой кое-что из личного имущества и свои обычаи: несколько местных побрякушек, кое-какую одежду, «местную кухню», само собой… и, может быть, даже предметы своей… религии? Если религия не слишком громкое слово для примитивных туземных культов.

Так или иначе, мне удалось проследить источник порченой крови — если дело в ней — до тех времен. А что касается «инсмутской внешности» и ее ужасных проявлений в городских обитателях… думаю, ее следует считать болезнью, а возможно, и проявлением нескольких заболеваний.

Относительно формы, в которой проявляется заболевание (с этого момента Джемисон начал лгать или, по крайней мере, уклоняться от истины), — что ж, не зная, кто он, я счел бы отличным представителем или образчиком, если хотите, вашего соседа: того несчастного паренька, что живет у Фостеров. Приятеля Энни, молодого Джефа. Конечно, я не вижу связи — насколько мне известно, ее и не существует, — но в этом юноше проявляется нечто очень похожее на клеймо Инсмута, если не то же самое заболевание. Стоит взглянуть на его состояние.

Нездоровая чешуйчатость кожи, проявляющаяся сильнее, чем при самом тяжелом ихтиозе; странная, шаркающая походка; глаза больше обыкновенных — со временем больным все труднее смыкать веки; речь — если они вообще говорят, — состоящая из гортанных восклицаний; и общее искажение черт лица, придающее ему сходство с рыбой или лягушкой… Все это представлено в молодом Джефе. Тремэйн, например, говорит, что мальчик больше всего напоминает ему выброшенную на песок рыбу! И если каким-то образом ему передалась инсмутская порча… ну, неудивительно, что подобное вызывает самые ужасные фантазии. По-моему, неудивительно.

Старик замолчал и пристально всмотрелся в лицо Джилли. За время его рассказа она сильно побледнела, вжалась в глубину кресла и стиснула подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Однако она не поддалась дрожи, в которой обычно проявлялось ее нервное состояние, и все ее внимание было сосредоточено на рассказчике.

Джемисон ожидал от Джилли отклика на первую часть повествования, и она, помедлив, нашла в себе силы заговорить:

— Вы упомянули о местных побрякушках, которые могли прихватить с собой туземки с островов Южных морей. Не подразумевали ли вы украшений и, если так, видели ли вы что-нибудь из них? Я хотела сказать: какие именно побрякушки? Вы можете их описать?

Старик нахмурился было, но тут же произнес:

— А! — И понимающе кивнул. — Но я думаю, мы говорим о разных вещах, Джилли. Потому что, упоминая туземных женщин и их имущество, я подразумевал именно побрякушки: подвески и бусы из морских ракушек, украшения из скорлупы кокосовых орехов… и тому подобное.

Но я, надо думать, понимаю, о чем говорите вы… Потому что я, конечно же, видел брошь, купленную миссис Тремэйн у вашего мужа. О да… а я интересуюсь такого рода изделиями и потому перекупил ее! Но на самом деле единственными «побрякушками», о которых рассказывалось в дошедших до меня историях, были дешевые украшения, что моряки предлагали островитянам на обмен. Обмен? Скорее грабеж среди бела дня. Потому что те «побрякушки», которые, видимо, интересуют вас… с ними несчастные дикари расставались ради дешевых бусин и никому не нужного барахла, а эти были по-настоящему дорогие изделия — странной выделки, но выполненные из драгоценного, золотого сплава. Инсмутские моряки все равно что украли их у туземцев! Вы спрашиваете, приходилось ли мне их видеть? Да, видел, и не только то украшение, которое купил у Дорин Тремэйн…