Уильям Локк - Друг человечества

• Название: Друг человечества
• Автор: Уильям Локк
• Издательство: Издательский центр «Единорог»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-16-6

Героиня романа «Друг человечества» — молодая вдова-англичанка, женщина неотразимой красоты и очарования, вырвавшись из провинциального захолустья, устремляется на поиски ярких впечатлений и большой любви. Пройдя через горнило жизненных испытаний, пережив разочарования и неудачи, она и другие герои книги находят свое счастье на родине, среди людей, на первый взгляд незначительных, однако в критических ситуациях обнаруживающих и талант, и душевное величие.

Оба романа не только занимательны по сюжету: их автор блещет эрудицией и, развлекая читателя, обогащает его массой интересных сведений. При этом романы легко и приятно читаются, благодаря своеобразному стилю Локка — доверительному и в то же время ироничному, проникнутому чисто английским юмором.

---

Он метался по комнате, страшно взволнованный, изливая в словах долго сдерживаемое возбуждение. Громко смеялся, кричал о своей любви к Зоре, тряс руку озадаченного друга и уверял его, что только он один из всех людей — он, Септимус, ответственен за это великое решение. И пока Септимус удивленно спрашивал себя, что бы это могло значить, он позвонил и велел позвать Шеттлворса.

Управляющий вошел с хмурым лицом, но при виде веселого патрона тотчас же просиял.

— Ну, Шеттлворс, я все обдумал.

— И решили?

— Отказаться наотрез.

Управляющий ахнул.

— Но, мистер Сайфер, подумали ли вы, что…

— Мой добрый Шеттлворс, за все годы совместной работы был ли хоть раз случай, чтобы я сказал вам, что я обдумал и решил, когда еще не обдумал?

Шеттлворс выбежал из комнаты, хлопнув дверью, и с этого дня всем говорил, что Клем Сайфер всегда был полусумасшедший, но теперь он совершенно спятил — того и гляди, начнет кусаться. И те, кому он говорил, с ним соглашались.

А Сайфер покатывался со смеху.

— Бедный Шеттлворс! Он так старался все устроить. Мне его жаль. Но я не могу служить одновременно Богу и маммоне[21].

Септимус встал и поднял свою шляпу.

— Это удивительный поступок — удивительный! Мне хотелось бы обсудить его с вами, но надо идти к Эмми. Она только вчера вечером приехала. Сегодня я ее еще не видел.

Сайфер вежливо осведомился о здоровье Эмми и ребенка.

— Он чертовски медленно растет, но, помимо этого, здоров. Еще зубок прорезался. Я все думаю, почему дантисты не изобретут вставных челюстей для младенцев.

— А потом вы бы изобрели для них железные желудки, да? — засмеялся Сайфер.

Прощаясь, Сайфер сунул Септимусу зонтик с золотой ручкой.

— На дворе ливень, вы промокнете и простудитесь без зонта. У меня правило — никому не одалживать свои зонтики, так что этот я просто вам дарю в благодарность за добрый совет. Всего хорошего!

22

Маленькая квартирка в Челси, выметенная, вычищенная и убранная женой привратника, гостеприимно приняла Эмми, ее мальчика, мадам Боливар и весь их многочисленный багаж. Все хорошенькие занавесочки, абажурчики и безделушки были вычищены и освежены после того, как побывали в чужих руках, и комнатки смотрелись веселыми и уютными, но Эмми они показались ужасно маленькими, и она все время удивлялась, как много места в квартире занимает маленький ребенок. Выслушав ее, Септимус объяснил такую странность тем, что у ребенка очень длинное имя, но зато он, когда вырастет, будет занимать в мире не последнее место.

Все утро Эмми хлопотала, прибирая и расставляя вещи и чувствуя себя такой счастливой, как никогда еще за весь этот год. Дни скитаний Агари[22] в пустыне миновали. Грозный призрак позора, страх, что все будут на нее указывать пальцем, исчезли. На родине Эмми ждало ясное небо и определенное, достойное положение в обществе. И радость избавления от всех ужасов бесчестья пересиливала в ней горечь воспоминаний. Эмми снова была дома, в Лондоне, где все было ей знакомо и дорого. Она была почти счастлива.

Когда перед ней предстала мадам Боливар в шляпе и с корзинкой в руках, очевидно, собравшаяся на рынок за провизией, она расхохоталась, как девочка, и заставила ее повторить весь набор английских слов, которым она научила свою верную няню и домоправительницу. Оказалось, что мадам Боливар твердо помнит, как по-английски звучат капуста, салат, сахар и вообще все слова кухонного обихода.

— А если вы заблудитесь, мадам Боливар, как же доберетесь домой?

— Да уж как-нибудь найду дорогу.

Эмми благословила ее на трудный путь и отпустила. Потом она снова принялась хлопотать по хозяйству, поминутно подбегая к коляске, где лежал беби, чтобы поиграть с ним или спеть ему песенку. И почти так же часто она поглядывала на часы, удивляясь, почему не идет Септимус. Только в тайниках своего сердца, куда люди не каждый день заглядывают, она признавалась себе, как он ей нужен, как она безумно по нему истосковалась. Он запоздал. Раньше Септимус никогда не опаздывал. Чтобы попасть к ней вовремя и на то место, где они условились встретиться, он прибегал к самым невероятным ухищрениям, Иной раз одевался с вечера и ложился спать одетым, чтобы быть готовым, когда служанка разбудит его утром. Зная это, Эмми, как истая женщина, уже начала тревожиться. И когда он, наконец, позвонил, она чуть не кинулась ему на шею от радости.

— Это Клем Сайфер задержал меня, — объяснил он, снимая пальто. — Вызвал по телефону, говорит: очень нужно. А зачем, не знаю, т. е. наполовину знаю — наполовину нет. Удивительный он! Чудесный человек!

Только попозже, когда Септимус осмотрел все, что она сделала за это утро, и новый зуб беби, и новую красивую блузку, которую Эмми впервые надела в честь его прихода, и розу на ее груди, взятую из букета, присланного им накануне в честь ее прибытия, и после того как он выслушал все об успехах мадам Боливар в английском языке, получил привет от Эжезиппа Крюшо, узнал, что Зора обещала зайти после ленча, и еще много не менее важных вещей — только тогда Эмми осведомилась у него, что же случилось с Клемом Сайфером, что в нем такого чудесного и удивительного.

— Да, он удивительный, — сказал Септимус. — Он пожертвовал целым состоянием ради идеи. На прощание подарил мне зонтик и пожелал успеха. Эмми, где же зонтик? Принес ли я с собой зонтик?

— Принесли, милый, и поставили его в передней в стойку, а вот что вы сделали с добрым пожеланием, я не знаю.

— Я сохранил его в своем сердце. Ведь он совершенно необыкновенный.

Его слова пробудили любопытство Эмми. Она присела на низенькую скамеечку, перегнулась вперед и, сложив руки на коленях, приняла милую девичью позу. Потом она устремила на него свои глаза-незабудки.

— Расскажите мне все по порядку.

Он рассказал ей, как умел, о донкихотстве Сайфера и в заключение объяснил, что тот все это сделал ради Зоры.

— Зора! Вечно Зора! Все мужчины бегают за ней, словно кроме нее и женщин нет на свете. Все безумствуют из-за нее, а она взирает на это свысока и пальцем ни для кого не шевельнет. Не стоит она вашего Клема Сайфера.

Септимуса, видимо, огорчила попытка развенчать его богиню. Мгновенно поняв это, Эмми вскочила на ноги и положила свои пальчики ему на плечи.

— Простите меня, дорогой. Женщины злы, как кошки, — я ведь вам говорила, и любят царапать даже тех, кто им дорог. Иной раз чем больше любят, тем больнее царапают. Но я больше не буду — честное слово, не буду.

В замке входной двери щелкнул ключ.

— Это мадам Боливар. Я должна посмотреть, что она нам принесла. Присмотрите за беби, пока я вернусь.

Она вихрем вылетела из комнаты, а Септимус присел на стул с прямой спинкой, стоящий рядом с детской коляской. Ребенок — хрупкий и слишком маленький для своего возраста, но хорошенький и спокойный — смотрел на Септимуса голубенькими глазками и все свое упругое, как резина, личико от удовольствия собирал в складки, а Септимус дружески ему улыбался.

— Уильям Октавий Олдрив-Дикс, — шептал он, и будущий государственный деятель внимал ему с явным удовольствием, — я чрезвычайно рад вас видеть. Надеюсь, вам нравится Лондон? Мы с вами большие друзья, не правда ли? А когда вы подрастете, мы будем еще большими друзьями. Я не хочу, чтобы вы увлекались машинами: это делает человека холодным, несимпатичным, и женщины его не любят. И изобретать вам ничего не нужно. Вот почему я хочу, чтобы вы были членом парламента.

Уильям Октавий Олдрив-Дикс, слушавший его внимательно, неожиданно хихикнул, видимо, от радости. Взгляд Септимуса выразил кроткий укор:

— Зачем же вы пускаете столько слюны, когда смеетесь? Точно Вигглсвик!

Ребенок не ответил. Разговор заглох. Когда Септимус нагнулся посмотреть его зубок, мальчик ухватился ручкой за его волосы. Септимус улыбнулся и поцеловал сморщенное розовое личико и пухлые влажные губки. Он задумался, а ребенок уснул, не выпуская пряди его волос.

Вернувшаяся Эмми поспешила на помощь Септимусу, поймав его молящий взгляд, и высвободила этого нового Авессалома[23].

— Ах вы, милый! Почему же вы сами не отвели его ручонки?

— Я боялся его разбудить. Опасно неожиданно будить детей. Нет, положим, не детей, а лунатиков. Но ведь, может быть, он лунатик, а так как он еще не ходит, мы не знаем этого. Интересно, удалось бы мне изобрести прибор, который удерживал бы лунатиков на краю крыши?

Эмми хохотала.

— Довольно того, что вы изобрели мадам Боливар. Удивительная женщина! Она уверяет, что ее сразу все стали понимать на рынке.

Септимус остался завтракать, и завтрак прошел очень весело, причем оба они благословляли Эжезиппа Крюшо, познакомившего их «с теткой, которая умеет готовить». Признательность Септимуса была столь велика, что он даже предложил прибавить к именам беби еще и Эжезипп, но Эмми возразила, что об этом надо было думать раньше — теперь ребенок уже записан и прибавлять новые имена нельзя. Так что вместо того они выпили за здоровье зуава какого-то необыкновенного красного вина, добытого для них мадам Боливар неведомо от какого поставщика опасных химических составов. Но оба нашли вино превосходным.